Run

На улице зима, снег уже успел создать слой в пять сантиметров и, похоже, не собирается останавливаться. Слишком холодно, ледяной воздух пробирается в лёгкие, создает неприятные ощущение в груди, от них тянет и режет. Джин бежит изо всех сил, он понимает, что если остановится, то ему настанет конец. Ноги болят, мышцы тянет. Он дышит слишком часто, даже для бега. В глазах всё плывет, а снегопад мешает ещё больше. «Беги, беги, беги» — орёт голос в голове. У Джина на ногах нет обуви, он босиком мчится по снегу. Руки ледяные, губы тоже. На нём только джинсы и белоснежная кофта с длинными рукавами, всё тело пробирает дрожь. Он даже и не думает оборачиваться — трата времени и шанса. Парень бежит туда, где всё идеально знает. Кажется, что он вот-вот упадет и больше не встанет, не хватит сил, и возможности не будет. Ким умоляет самого себя не сдаваться. Ещё чуть-чуть, он сможет. Ещё пара минут, он добежит. Шатен видит перед собой узкий проулок, перед которым не нужно останавливаться, пусть там и много поворотов — все отложены в памяти у Сокджина. Прямо, влево, прямо, влево, вправо. Юноша выбегает на небольшой квартал. Сил уже не осталось, разум понимает, что это конец. Или же Джин оторвался от мужчин, или же это его последний день жизни. Замерев, прислушивается. Здесь слишком тихо, любой шорох был бы слышен, только вот их нет. Гробовая тишина. — Я смог, — сквозь отдышку проговаривает Джин, зажмуриваясь. Он стоит на месте, не может прийти в себя. Ему нужно сделать несколько десятков шагов, тогда удастся дойти до нужного дома. Такого родного и спасительного. В нём можно согреться, отдохнуть и обнять любимого человека. От одной мысли об этом уже идти легче. Джин шагает по снегу, ему холодно, он почти ничего не чувствует, но на лице счастливая улыбка. По щекам катятся слёзы, в спину камнем ударяются сотни снежинок. Одна за другой, они падают, сталкиваются с одеждой Сокджина, открытой шеей. Мысли начинают постепенно успокаиваться, однако сердце всё ещё бешено стучит. Ким идёт к нормальной жизни и своему щиту. Руки трутся друг о друга в попытке хоть как-то согреться. Двадцать, тридцать шагов. Каждый из них можно было бы просчитать, они даются слишком тяжело. Дышать сейчас больнее, чем идти. Ступни, будто ледышки — синие и холодные. Щёки красные, что хуже некуда. Эти три минуты кажутся целой вечностью. Перед глазами нужный дом, в окнах виден свет. Улыбнувшись, Сокджин преодолевает пару ступенек, подходит к двери и стучит так сильно, как только может. Да, всё выглядит таким жалким и абсурдным, но это единственное спасение для него. Дверь открывает высокий парень с розовыми волосами. Поначалу он улыбается, только вскоре вся эта радость пропадает к чёртовой матери. — Намджун, — срывается с губ шатена, после чего он чувствует рывок вперёд. Джун втащил его в помещение, захлопнул дверь, обеспокоенно оглядывая замёрзшее тело. — Намджун, они снова нашли меня. Я бежал, бежал, бежал от них. Мне страшно, Намджун, — охрипшим голосом произносит старший, постепенно оседая на пол. — Я не знаю, что мне делать… помоги мне, — горячие слезы стекают по щекам, опаляя их. Джин начинает плакать. Он рыдает, всхлипывая, утирает слезы краем рукава. Младший подходит к нему, садится рядом и начинает гладить спину. — Успокойся, ты слышишь меня?! Успокойся, — отрывисто говорит Нам, закусывая губу. Это не впервые. Такое случалось и раньше, но чтоб настолько плачевно — никогда. — Где твоя верхняя одежда, обувь? — Я не успел одеться, — всхлип, — мне было слишком страшно, я старался сбежать. Намджун, у меня получилось, я чуть не умер, — рыдающий парень утыкается в плечо другому, прячет лицо. Страх окутывает всё тело Сокджина, заставляя дрожать. — Встань, тебе надо согреться. На полу ты этого не сделаешь, — гладит уже голову. – Хён, встань! — Намджун поднимает того с пола и ведёт в сторону кухни. Джина всегда прошибают мурашки, когда он слышит «хён», произнесенное голосом Нама. Это заставляет что-то внутри гореть. — Они хотят меня убить, я не выживу. Мне безумно страшно, я растерян, Намджун. Они найдут меня снова, — вторая волна эмоций захлестывает шатена, у него истерика. — Нет, они не убьют тебя, не убьют, — шепчет Джун, после чего разворачивает старшего к себе и смотрит в глубокие глаза. — Я защищу тебя, — губы касаются чужих. Они целуются, так и не дойдя до кухни. Ледяные руки проникают под свитер, дотрагиваясь до горячего тела. Намджун вздрагивает, ощущая это, но не отстраняется. Контраст тел сумасшедший, это безумно заводит. И сменив свой курс, они направляются к спальне и большой намджуновской кровати. Их секс всегда, как первый. Исцарапанная спина Намджуна, громкие стоны Джина и сумасшедшие бабочки в животе, готовые разорвать живот изнутри и вылететь наружу. Они лежат мокрые, уставшие и радостные. Уже нет какой-то тревоги, она улетучилась, пусть и временно. Сокджин старается не уснуть, дабы побыть ещё хотя бы немного с парнем. Он знает, что младший на утро уйдет на подработку, оставит милую и бессмысленную записочку рядом с кроватью. Эта такая жуткая и привычная схема, её хочется рушить. Намджун встаёт с постели, ватными ногами идёт к окну. Слышится щелчок зажигалки. Снова курит. — Не оставляй меня, — шепчет Джин. — Я умоляю, не оставляй меня никогда. Не оставляй… не оставляй… — говорит, не отрывая голову от подушки. Джун пронзительно смотрит через плечо и выдыхает густой дым, который так быстро наполняет комнату и почему-то не растворяется. — Не оставляй, не оставляй меня. Не оставляй, — повторяет шатен и закрывает глаза, ибо сигаретный дым начинает щипать глаза. Он чувствует, что Намджун смотрит. Чувствует… Только нет никакого дыма, да и мягкой кровати. Нет небольшого, уютного домика Намджуна, который всегда спасает. Нет ночного снегопада на улице и сумасшедшей погони тоже. Есть только больничная палата и одинокая кровать, у которой сидит Намджун. Он сжимает одну руку Джина, плачет, смотря на него. На вторую руку поставлена капельница, которая должна помочь старшему, там лекарство, которое поддерживает жизнь Сокджина, старается продлить её хоть как-то. Только это всё бесполезно. Он умирает, это факт. И его руки холоднеют совсем не из-за ледяного воздуха. Специальный аппарат рядом издает ритмичное пиликанье. Это всё временно. Джину осталось жить считанные часы, может меньше. Никто не знает, в какую секунду его жизнь оборвется. Совсем никто. Даже рыдающий Намджун рядом, якобы атеист, вспоминает молитвы, которые читала его матушка, когда он был совсем маленьким. Но это всё бесполезно, уже поздно что-то менять. Аппарат рядом начинает звучать громче и издаёт протяжный, непрерывный звук. Намджун готов был поклясться, что слышал последний вздох Сокджина и тихое «не оставляй меня». И он слышал, и он плачет, и он хочет закурить.