***
В библиотеку Робби шел, разумеется, не ради книг. Мистер Гонт из магазина «Близко к сердцу» по большому секрету продал ему перчатку Микки Мантла***, по легенде, приносящую удачу. Владелец магазина сказал, что в таком хорошем состоянии перчатка потому, что с ней Микки упражнялся совсем немного, решив потом, что ему больше подходят другие бейсбольные роли. Он был готов заплатить за нее любые деньги… которых у него не имелось, но мистер Гонт любезно согласился принять в счет оплаты десятку и в дополнение сказал, что Робби должен оказать ему услугу – отнести мистеру Джонсону, главному библиотекарю, письмо от его жены, написанное, но не отправленное, и засунуть его под дверь. Конечно, Робби дал согласие. Что тут такого, письмо же и так предназначалось Ричарду Джонсону. В этот самый момент многие жители Рокленда, подумав так же, как и он, выполняли поручения мистера Гонта. В обмен на эксклюзивную модельку Александрийского маяка Энди Коннорс согласился подсунуть в свежую партию выпечки Мэри Корриган яблочный пирог, пролежавший в тепле полгода и покрывшийся зелеными плесневыми грибками. Сама Мэри за редкую книгу викторианских рецептов приняла предложение разыграть Мэдисон Уайт: прийти к ней домой в отсутствие самой девушки, отпороть подол и содрать всю вышивку с платья, в котором та собралась блистать на конкурсе красоты. Мэдисон получила задание отсоединить антенну от телевизора нелюдимого Джонни Беккета – так, чтобы на экране не было ничего, кроме помех, а из динамиков слышался лишь статический шум, и с радостью на это согласилась. Еще бы, ведь за это ей вручили диадему, которая, говорят, принадлежала когда-то самой Вивьен Ли, и пообещали, что на «Богине моря» она будет самой красивой. Джонни в это время как раз не было дома – он уходил, чтобы бросить в почтовый ящик Энни Томпсон перевязанную атласной ленточкой коробку. О ее содержимом он предпочитал не задумываться, куда приятнее было размышлять о своем новом великолепном костюме. Или точнее было сказать – «о старом великолепном костюме»? В любом случае, наряд, купленный им сегодня в магазине «Близко к сердцу», был точной копией того смокинга, который был на нем на выпускном школьном балу. В тот день он был действительно счастлив – с ним танцевала самая восхитительная девушка на свете, улыбаясь только ему... Тогда он еще не знал, что очень скоро она сбежит из Рокленда с продавцом Библий и никогда не вернется. Восторженный юнец, которым он был тогда, отшатнулся бы в ужасе от нынешнего себя, это Джонни понял сразу после того, как взглянул в зеркало – над нарядным галстуком-бабочкой даже стариковские обвисшие щеки, казалось, порозовели, и в голове мелькнуло: «Может быть, еще не все кончено? Может, есть еще шанс получить от жизни что-то еще, кроме просмотра сериалов?» В ту секунду, когда сверток в темно-синей упаковке, которому суждено было наделать много бед, стукнулся о дно ящика, Энни – озлобленная, заезженная, уставшая Энни – направлялась в сторону ресторана, предлагающего дары океана, чтобы сыграть шутку с Рейчел, его хозяйкой и шеф-поваром. То, что она должна была сделать, – отключить холодильники с мясом и рыбой и насыпать во все готовые блюда по половине пачки соли – могло показаться жестоким, но почему-то не казалось. Мистер Гонт, объяснявший, что именно ей поручается, говорил так убедительно, что малейшие сомнения развеялись в самом начале его речи. К тому же Рейчел О’Доэрти (эта стерва!), если честно, вполне это заслужила, стоило только вспомнить, как она повела себя с Энни после того ужасного случая. Распускала слухи о ней. Вовсю поддерживала версию, что мальчишки не виноваты, что вся вина лежит на ней, так как она потаскуха, «пошла в свою бабку, которая тоже слаба была на передок». Энни сама слышала, как хозяйка ресторана говорила эти слова, так пусть же испорченная еда будет ей наказанием. В обмен ей за бесценок досталась отличная кроватка для Томми – нежно-голубая, из гладко отполированного дерева, мягкая и удобная, так что ради этого Энни сделала бы еще и не такое. Ценнее всего в ее приобретении для нее была возможность наконец-то не испытывать стыда, который преследовал ее при взгляде на прочие вещи малютки: застиранные костюмчики, манеж, от которого постоянно что-то отваливалось, и многократно обсосанные и уделанные соседскими детьми игрушки. По иронии судьбы Рейчел, получившей от мистера Гонта картину с голыми обнимающимися мужчинами (интерес к подобным изображениям был ее секретом), выпало подстроить гадость Робби, человеку, который мог бы рассказать о ее тайной страсти на основе личного опыта. Загляни она в предназначенный для Робби подарок – непременно отыскала бы много интересного для себя. Пухлая папка, вложенная в бандероль, содержала пачку фотографий из числа тех, что ни в коем случае нельзя показывать детям, и на первом плане там был один человек. Стивен Бейкер, наставник бейсболистов, который даже во время секса употреблял термины «первая база», «бант» и «осаливание». Правда, было неизвестно, говорил ли он эти слова окружавшим его во время съемки парням с мускулистыми торсами и мужественными лицами. Парням, перед которыми он становился на колени и отсасывал им, закрыв глаза, а потом поднимался – и на фото было отчетливо видно, что его губы покрыты молочно-белой жидкостью. Парням, над которыми он склонялся по очереди, засаживая член между крепких спортивных ягодиц, – и по временным пометкам на краю фотографий можно было отследить весь процесс: на более поздних лбы и спины блестели от пота, а на лицах читалось ни с чем не сравнимое удовольствие. Парням, ни один из которых не был Робби Миллером. Ну а библиотекарь, адресат шутки Робби, который пока еще не получил письмо-сюрприз от своей жены, наслушавшись в своем кабинете купленной у Гонта редкой записи Мэрилин Монро, где в конце песни Teach Me Tiger она с придыханием произносит незапланированное: «Зажги во мне огонь, мой тигр», шел в этот момент, чтобы подшутить над Энди Коннорсом. Маяками он никогда не интересовался, Энди практически не знал, поэтому и решил, что сбросить с полок несколько фарфоровых фигурок и отломать ручку от одной из кружек – вполне безобидная шалость. Тренер бейсбольной команды – не такой уж тайный любовник Робби Миллера, распорядитель фестиваля лобстеров и секретарша полицейского участка, шестиклассник, разносящий газеты, и двадцатилетний балбес, доставляющий пиццу, – все получили свои поручения. И в результате очень скоро, буквально через несколько дней в Рокленде все смешалось – совсем как в достопамятном Датском королевстве. Когда Робби Миллер, который и не догадывался о силе своей привязанности к Стиву, считая их постельную возню обычным баловством, увидел фотографии с парнями-атлетами, некоторых из которых знал – Стив представил их ему как своих друзей по колледжу, – он был поражен до глубины души: чувства заполыхали в нем лесным пожаром, превращаясь из любви в отвращение, из отвращения – в ненависть. Из дома он уходил, прихватив с собой отцовский револьвер и бейсбольную биту, которой впоследствии нанес Стиву около полусотни ударов, не дав тому и шанса объяснить происхождение порнографической фотосессии – вырубив бывшего любимого ударом по темени, на этом он не остановился. Он бил и бил, во все стороны брызгало красным, а рисунок на обоях в спальне все больше походил на сюрреалистическую картину. Когда же то, что осталось от черепа Стива, окончательно перестало напоминать чью-либо голову: кровавая каша с проблесками белого – вот что это было, Робби отбросил в сторону изгвазданную биту, плюхнулся рядом с изуродованным телом и почти с облегчением засунул дуло револьвера себе в рот. Ошметки его мозгов смешались с мозгами Стива – как пародия на романтическое «Вместе навсегда». Когда Ричард Джонсон прочел письмо, в котором его жена признавалась, что никогда его не любила, лишь презирала и каждую ночь боролась с желанием задушить мужа во сне, он ничего на это не сказал. Просто отправился в лес, принес бледных поганок и, когда Сара вернулась с работы, угостил ее жареными грибами, приправленными для верности крысиным ядом. А ночью, когда Саре стало очень плохо: у нее начались конвульсии, она стала заходиться в криках, исторгая кровавую рвоту, заливая блевотиной постель, Ричард воплей жены не слышал. Почему? В его наушниках звучал голос Мэрилин, и ему казалось, своим тигром она называет именно его… О том, что на самом деле эту песню исполняет вовсе не Монро, а значит, то, что он купил, – фальшивка, библиотекарь Рокленда не подозревал. Оставим ему его заблуждения. Когда Мэри Корриган, взбешенная выходкой с заплесневелым пирогом, ворвалась в ресторан Рейчел, хотя и поклялась, что ноги ее больше там не будет, та только что обнаружила, что все приготовленные загодя завтраки и ланчи испорчены, а холодильники воняют тухлятиной и гнилью, и в ней взыграла кровь предков-ирландцев. Схватив с плиты кастрюлю с кипящим варом, она окатила неприятельницу с головы до ног, а когда та, заголосив, схватилась за ошпаренное лицо, чувствуя пальцами, как с него отслаивается кожа, Рейчел выдернула из держателя для ножей мясницкий тесак и до рукоятки вонзила его в живот Мэри, которая даже не сразу поняла, что умирает – лишь до самого конца недоверчиво смотрела полуослепшими, полусварившимися глазами, как ее юбку заливает краснота. Когда Энни Томпсон и Мэдисон Уайт столкнулись в центре города, они были до того подогреты злостью, что не обращали внимания на окружающих. С того момента, как Мэдисон увидела, что платье для конкурса безнадежно испорчено, перед глазами встала красная пелена – она вела Мэдисон, не позволяя включиться рассудку. С того момента, как Энни посмотрела видеокассету, где в подробностях было показано, как парни ее насилуют, а за кадром были слышны комментарии ненавистным голосом: «Давай, вставь ей поглубже, по самые гланды», она, не различая ничего перед собой от бешенства, схватила в гараже отцовскую бензопилу и отправилась на поиски Мэдисон. Когда же она увидела перед собой размалеванное лицо и блондинистые патлы этой суки, Энни, ни секунды не колеблясь, включила бензопилу и направила ее лезвие на бедро шлюхи («Вот кто проститутка! Не я! Она!»), с хрустом разрубая кость. Мэдисон, озверев от боли, рухнула на колени, дико заорав – пострадавшая нога переломилась, из раны хлынул фонтан ярко-красной крови. Но несмотря на боль, она все-таки потянулась к Энни, которая в этот момент была совсем рядом, и, добравшись до ее лица, всадила в глазницы острые наманикюренные ногти. «Так тебе, б…ь! Нравится?» По рукам текло что-то теплое, но ей было на это плевать, и она втыкала пальцы все дальше и дальше, чувствуя, как под ними все разрывается. Полиция прибыла на место преступления слишком поздно. А пока люди Рокленда умирали и убивали, Лиланд Гонт смотрел на свихнувшийся город из окна автомобиля «Такер Талисман» и нехорошо усмехался. Вечный продавец, он навидался за свою долгую жизнь всякого и твердо знал – люди во все века одинаковые. Каждый был рад с восторгом ухватиться за то, что он считал воплощением мечты. Им предлагались не столько вещи, сколько иллюзии – старье, тряпки, мусор, подделки – но под соусом, с которым все это преподносилось, эта дрянь казалась прекрасной. Мистером Гонтом он звался давно. Это имя было известно еще жителям Сапога нищего, крохотного поселения на Диком Западе, ставшего теперь городом-призраком – и не последнюю роль в этом сыграла открывшаяся незадолго до того лавочка (о Сапоге Лиланд до сих пор вспоминал как о месте обитания исключительно честных людей – если в нынешней спокойной Америке он начинал торговлю с различных предметов интерьера и безделушек, то там сразу началось с оружия и закончилось им же). Это имя было на слуху во времена Великой депрессии, где клиенты его магазина просили не красивой одежды, не музыкальных инструментов и не развлечений: тогда больше всего покупали еду. Самую что ни на есть обычную. Но были у него и другие имена. Были и еще будут. Ведь вещи – это то, что покупали вечно и станут покупать всегда. Ведь всегда отыщутся те, кто любят вещи больше, чем людей.***
Вам ведь уже приходилось посещать Согатак, не так ли? По глазам вижу, что приходилось. Вы правильно сделали, что вернулись, честно. Помните ведь, что о нашем городе говорят, что время здесь замедляет ход? Так вот, дружище, не в обиду, но заметно, что тебе просто жизненно необходимо расслабиться и отдохнуть – дерганый ты какой-то. Наверняка в мегаполисе живешь, работаешь в офисе и за работой света белого не видишь? Я тебе скажу, у нас тут спокойный городок – как раз то, что требуется для исцеления души. Никаких эксцессов, тишь да гладь… Единственная новость за последние недели – на месте агентства по недвижимости собираются открыть антикварный магазин, уже и вывеска на месте красуется. Странная: согласно ей, магазин будет называться «Чудные вещи века», но… что-то в ней привлекает внимание. Горожане вокруг так и вьются, то один дверь подергает, то второй пытается заглянуть за стекло, чтобы разглядеть витрину. Может, и я схожу глянуть, чем там собираются торговать. Интересно же, что там за «вещи века». Да и рекламный слоган у магазина любопытный. «То, что мы продаем, необходимо вам до зарезу. Уж поверьте!» Правда ведь, интригует?