Пленник

ОРК Я и четырнадцать моих «змей» уже готовы были выехать, когда высокое начальство внезапно осчастливило известием, что «на границе неспокойно и необходимо усилить отряд». Усилить, ага. Усилением стали два десятка солдат. Обуза. Там, где мы отобьёмся – эти сдохнут. Там, где мы пройдём незамеченными, это стадо наделает такого шума, что придётся ввязываться в драку, спасая их задницы. Теперь, планируя операцию, придётся учитывать наличие в отряде этих, с позволения сказать, бойцов. На нас воины косились неприязненно. Ещё бы. Они - матёрые бойцы, каждый как два меня в плечах, покрытые шрамами и прошедшие не одно сражение. И мы – жилистые, гибкие, почти мальчишки по их меркам, «меченные богиней», читай – шваль безродная. И я у них типа командир. Так что держались они наособицу. Мне не привыкать. Лишь бы на месте ерепениться не начали. Через границу перешли тихо, до города тоже добрались без проблем, а вот дальше... - Сидите тут, не высовываетесь. На рассвете уходите. Тихо. Оставил половину своего отряда присмотреть, чтоб «усиление» не наделало глупостей, забрал остальных и направился к городу. Проскользнуть тёмными переулками и крышами до нужного дома, забрать заказанные бумаги и смыться труда не составило. Непредвиденных проблем, на наше счастье, не возникло, так что ушли мы так же незаметно, как пришли. А вот уехать без шума не вышло, на стоявших лагерем вояк наткнулся не то разъезд, не то возвращающийся с границы отряд. Мать-перемать, были бы только мои ребята – растворились бы в лесу вместе с нашими ящерами, а вот аккуратно спрятать два десятка здоровых упрямых лбов - задача нетривиальная. Не удивлён, что их обнаружили. Мы влетели в мясорубку кипевшего сражения молча, и так же молча сражались, пока было с кем. Вояки дрались умело, но, на мой взгляд, несколько эмоционально, не только издавая воинственные выкрики, но ещё и оставляя после себя одни трупы. Так что четверо пленных были заслугой исключительно моих ребят. А вот выкуп, ну или стоимость от продажи, придётся делить на всех. Официально-то мы сейчас в одном отряде. Стремительно отошли обратно к границе, пленных везли по очереди, не слишком утомляя ящеров. Задержались в приграничном лагере, там разобрались с выкупом. К моей безграничной досаде, плату прислали только за троих, и письмо, что четвёртый – простой безродный вояка и на хрен никому не сдался. А государство за него платить не собирается. Вот и воюй после этого. Простой. Безродный. Именно такие шли у нас на поклон к богине. И, если везло, становились «змеями». Быстрыми, гибкими, смертоносными. Изгоями. Жили при храме, порождая массу слухов и домыслов, вне боя были на редкость замкнуты и холодны. Да и в бою, если честно, особой эмоциональностью не отличались. Были бы тут только мои змеи, мы бы пленника отпустили. Пусть бы думал, что сбежал. За одного на рынке много не выручишь, а возни много – и корми, и пои, и следи. Не стоит оно того. Да и, что таить, жаль его было. Безродного. Считайте это солидарностью, ведь, не прими меня богиня, и я вполне мог быть на его месте. Меня тоже наш вождь выкупать бы не стал. Изобразить побег не вышло, бравые вояки караулили пленного ревностно, будто не одну-две сотни золотых планировали выручить, а не меньше тысячи. Пришлось смириться. Пленник вёл себя тихо, хлопот не доставлял. Я предупредил солдат, что мы заниматься им не будем, сбежит – пусть сами ищут, наше дело бумаги доставить. А толку-то? Всем известно, что спать нам достаточно часа по четыре, поэтому караулы ночные мы несём, если сбежит и не поймаем – спросят с нас. Одно хорошо: увидев нас в реальном бою, навязанные начальством солдаты стали тщательно выбирать выражения. В нашем присутствии… ЭЛЬФ До города оставалось не больше трёх часов ходу, и решение командира ночевать в нормальных условиях выглядело разумным. Мы провели на границе больше месяца, ночуя где придётся и не имея возможности толком вымыться. Да и походная еда, сытная, но весьма однообразная, надоела до чёртиков. Двигайся мы верхом – ехали бы себе по дороге и ехали, но кони, положенные по службе, остались на границе - пришедшему нам на смену отряду, так что мы топали пешком и решили срезать путь через лесок. Сэкономить час-полтора. Шли спокойно, до орочьих земель отсюда больше трёх дней, их тут просто не могло быть. Но они были. Сидели в том самом леске. Немного, около двух десятков, против наших пяти. Так что мы без раздумий ввязались в бой. Вот только лёгкой победы не вышло. Во-первых, нас ждали и встретили арбалетными болтами. Во-вторых, со спины молчаливыми тенями налетело ещё около десятка орков, быстро сведя на нет численный перевес. Выглядели они мельче тех, что встречались нам на границе, зато двигались быстрее. Один из них и оглушил меня, заехав кулаком в висок. Очнулся в седле, за спиной одного из «мелких». Голова раскалывалась, и оставалось только порадоваться, что орки не ездят на лошадях, тряской рыси я бы не выдержал, а ящер бежал ровно, лишь немного покачиваясь. За сутки останавливались всего дважды – и то по естественным надобностям. Ящеры оказались удивительно выносливы и в отдыхе почти не нуждались. Во время остановок видел ещё троих из своего отряда, но поговорить не удалось - нас держали порознь. Поздним утром въехали в городок, где нас развели по одиночным камерам в подвале казармы. Принесли еду и воду, заодно расспросив, кто такие и что в злополучном перелеске делали. Врать смысла не было, так что на все вопросы я отвечал честно. Тщательно записав имя и ответы, меня оставили в покое. Про орков говорили разное. Начиная от детских страшилок про поедание на обед непослушных детишек и заканчивая героическими россказнями об их чести и благородстве. Будучи солдатом, я точно знал, что пленных орки не ели. И не истязали на потеху толпе, что бы там ни сочиняли избалованные столичные хлыщи, видевшие живого орка разве что в клетке. Орки обменивали пленных на золото. Или - гораздо реже – на соотечественников. Реже не по жестокости натуры и не из корыстных соображений, а просто потому, что взять орка в плен было задачей не из лёгких. Даже проигрывая, они предпочитали сражаться до последнего. А захваченные, но не выкупленные сразу, быстро умирали, не желая жить в неволе, отказываясь от воды и пищи. За меня платить некому. Его Королевское Величество не потратит и монеты, а родня просто не наберёт нужной суммы. О чём я думаю? Они и пытаться не станут. И что сделают со мной орки, узнав, что денег за меня не будет? Могут банально убить. Могут подарить или продать. Ну, а что? Мы вот пытались несколько раз отправлять орков в королевский зверинец. И пару даже довезли живыми, хоть и приходилось их кормить насильно. Они, правда, всё равно померли в итоге. У нас самоубийство считается страшнейшим грехом. Душа эльфа, посмевшего самовольно отказаться от величайшего дара, будет заточена в камне, и вернётся в круговорот жизни не раньше, чем камень тот рассыплется пылью. Но это я отвлёкся. Итак. Подарить. Продать. Убить. Последнее было бы предпочтительнее всего. Потому что слухи о невыкупленных эльфах ходили исключительно мрачные. Стать украшением и дорогой игрушкой в доме богатого торговца, источником реагентов для чернокнижника или оказаться в борделе. Потрясающие в своей безнадёжности перспективы. Четыре дня спустя меня весьма грубо вытащили из камеры, связали руки за спиной и закинули на ящера. Ехали не слишком быстро, да и голова уже не болела, так что я осматривался. И присматривался. Отряд явно делился на две недолюбливавших друг друга группы. Большая часть – крупные, широкоплечие орки, в привычных взгляду кольчужных доспехах - держатся плотной группой, перебрасываясь короткими репликами. Один из них везёт меня. Меньшая – худощавые и молодо выглядящие, в серой коже - наоборот, рассредоточились, четверо сразу отстали, оставшиеся двигались впереди и по бокам на приличном расстоянии. Из разговоров выяснилось, что отсутствием выкупа орки сильно недовольны, и теперь везут меня в столицу, где планируют продать на рынке. Что орки в сером называются «змеи», и они не иначе как чокнутые импотенты все, потому что любой нормальный мужик, оказавшись в городе после двухнедельного пути, не упустит шанса завалиться в таверну и выпить. И расслабиться. На свой, весьма простой мужицкий манер. И выспаться. А потом снова выпить, и снова расслабиться. На беду, внятной таверны в приграничном городке не оказалось, что жутко злило и служило темой для весьма изощрённой ругани все четыре дня. Для всех, кроме «змей». Которые этот факт просто проигнорировали. И даже больше - вместо того, чтобы спокойно отдохнуть и побездельничать, вскакивали в несусветную рань для ежедневной тренировки. Бегали, прыгали и устраивали спарринги. В открытую им никто ничего сказать просто не осмеливался - с клинками «змеи» танцевали так, будто родились уже с оружием - но, оказавшись вне их поля зрения, язвили на всю катушку. В полдень сделали небольшой привал, и я смог определить командира. К нашей группе подъехал «змей» с серебристыми прядями в чёрных волосах, посмотрел на солдат, на меня, на ящеров. Снова на солдат. -Пересаживайте пленника на другого ящера каждые два часа. Не утомляйте животных. В его ровном голосе мне почудилась усталость. И снова дорога, только теперь меня посадили не за спину, а вперёд, и ноги не связывали. Однообразие лесостепного пейзажа, жара и равномерное покачивание вызывали сонливость. Я проваливался в дрёму, терял равновесие, вскидывался испуганно, но, спустя время, снова начинал дремать. Такие дёрганья быстро надоели везущему меня орку, и он обхватил меня поперек живота, крепко прижимая к себе. Вокруг немедленно раздались сальные шуточки. Пересаживали меня прямо на ходу. Просто сгребли за шкирку, выдернули из седла и передали едущему рядом. - Моя очередь лапать эльфа! – раздалось над ухом. Смех и предложения поделиться впечатлениями. Ещё дважды меня передавали из рук в руки, и оба раза это сопровождалось пошлыми шутками. На ночь остановились в очередном перелеске. Обычная суета походного лагеря. Одни рассёдлывают и обихаживают животных, другие расчищают место, третьи таскают дрова… Постепенно подтягиваются «змеи». В обустройстве лагеря участия не принимают, полностью сосредоточившись на чистке и кормлении своих животных. Закончив, садятся в стороне, молчат. Я ловлю себя на том, что старательно их рассматриваю. Их выверенные текучие движения действительно напоминают змеиные. И так же завораживают. - Командир, готово, - подает голос один из солдат, кивая на подвешенные над костром котелки. «Змеи» забирают свои порции неторопливо, без суеты, будто не они день напролет носились по окрестностям. Будто и не голодны. Молча отходят в сторону. Задерживается только командир. Смотрит, как пустеют котелки. Как солдаты поспешно дуют на кашу, закидывают в рот ещё горячей, обжигаясь и выдыхая нецензурщину, глотают, почти не жуя. - Никого не забыли? – Спрашивает тихо, но его слышат. Замирают на мгновение, переглядываются и мотают головами. - Это хорошо. Закончите – покормите пленного. – Ставит у костра свою так и не тронутую плошку и отходит к «змеям». Отдаёт какие-то распоряжения и беззвучной тенью растворяется в темноте леса. Вскоре так же бесшумно уходят и «серые». Когда на поляне остаются только солдаты, наступает некое оживление. Вслед ушедшим раздаются ругательства, пошлые предположения и хохот. - Трорг, ты эльфа последним вёз, ты и корми. - Сам поест! Вошкаться ещё с ним! Развяжем и вся недолга. Легко ему говорить «сам». Руки мне связывали не слишком туго, но за целый день они всё равно изрядно затекли, и мне приходится долго разминать и растирать их, прежде чем взять тарелку. И всё это время на меня пристально смотрят. Про воду они вспомнили сами. Названный Троргом протянул флягу, дождался, пока напьюсь, и добротно примотал меня к дереву. И только после этого вся толпа переместилась к костру, возвращаясь к прерванным разговорам. Обсуждали затянувшееся отсутствие простых мужских радостей и отмороженность «змей». Спать сидя, да ещё привязанным к дереву, было не слишком удобно, доносящиеся от костра взрывы хохота вырывали из дремотного забытья, заставляя ненадолго сосредотачиваться на беседе. - Точно говорю, сам видел, как один с девкой шёл к храму. А зачем? Ясен-красен, не просто так! - Да гонишь! Кто ж его за такими делами в храм-то пустит? Целибат у них. Це-ли-бат! Оттого и злые они такие! - Девки – это хорошо… Я б от девки не отказался бы… Жаль, взять её тута негде. - А разве их богиня в обмен на «метку» этого, того самого, не лишает? - Ни хренища-то вы не знаете, а сочинять горазды! Целибат, ишь, выдумали! Нету у них энтого целибату никакого. Нельзя им силком брать, и все дела! А добром с ними желающих не густо, вы на их рожи отмороженные поглядите! - Это ж кто нормальному мужику чо запретит-то? - А богиня и запретит! Ты последи за ними подольше да повнимательней, заметишь, что и в драку они первые не лезут, а если сам-первый замахнешься, тогда только. - А вот про «не густо» эт ты загнул, да половина столицы в их постелях перебывала! Постой в карауле на торговой площади, услышишь сам, как молодежь друг перед другом меряется, кто уже, а кто нет ещё! - Так то на разок, для похвальбы! - Я б и по разку не отказался!.. Вынырнувшего из леса командира заметили не сразу, а заметив - примолкли и поспешно разбрелись спать. «Змей» к костру не пошёл, проверил животных, пошуршал сумками. Уселся неподалёку от ящеров, привалился спиной к дереву. Через пару минут насторожился, повернул голову. Я тоже посмотрел в ту сторону, прислушался. Ничего не услышал, зато увидел, как из темноты выскальзывает серая тень, подходит к расстеленным плащам, молча, одними жестами, отчитывается командиру и устраивается спать. Чуть погодя появляется ещё один орк, и сцена повторяется. На четвёртом я всё-таки засыпаю. Завтракали хлебом и сыром. Снова дорога. Очередной везущий меня орк развлекается тем, что елозит рукой по моему животу, больно щиплет, вынуждая вздрагивать. В ответ на ругань хохочет, прижимает сильнее, громко просит «не изображать девочку», вызывая веселье и волну советов по укрощению строптивой недотроги. Чувствую, это будет долгий, очень долгий день. ОРК Солдаты раздражали. Более чем уверен, что дело не в обстановке на границе, а в свежеповышенной канцелярской крысе, решившей продемонстрировать служебное рвение. Мои ребята давно не нуждались ни в надзоре, ни в лишних приказах. Оказавшись на дороге, привычно разъехались, осматривая окрестности, держа навязанных нам солдат в широком кольце. Оставшийся невыкупленным пленный служил хорошим напоминанием о необходимости разведки. Не хотелось бы повторить судьбу его отряда. А вот за самими орками я не особо присматривал, да и за эльфом тоже. Моя ошибка. Привык к железному самоконтролю своей группы. Расслабился, общаясь с такими же, как я сам, «мечеными». Весь второй день солдаты выглядели странно оживлёнными, но затихали, стоило мне приблизиться. Привычно. Опять обсуждают особенности нашей личной жизни. Всё-то она им покоя не даёт. Вечером сами отложили порцию для пленного, держались будто слегка настороженно. Внимательно смотрели, как мы расходимся – прочешем рощицу, убедимся, что нет никого, и половина вернется к лагерю, спать. Вторая половина останется в карауле. Завтра поменяемся. Что смотреть? Порядок всегда один. Без разведки и выставленных постов, мы, наверное, и под стенами столицы спать не ляжем. Да что под стенами, даже на территории храма всегда есть охрана. К нашему крылу незаметно не подойти. Привычка, вбитая годами. К моему возвращению в лагере царила тишина. Вчера насиделись, сегодня сморило пораньше? Нет, минимум четверо не спят, слышно по чуть скомканному дыханию. И пахнет… странно. Эльф тоже прикидывается спящим, пристально наблюдая из-под ресниц. Страшилок ему про нас наплели небось. Про поедание эльфов по полнолуниям или ещё чего новое придумали. Недаром же так веселились весь день? Ждали, что пленный, который до этого и рта не раскрывал, напуганный ужасами, ринется у нас самолично уточнять наши гастрономические пристрастия? И не надоедает им. И фантазия какая. То мы девственниц эльфийских похищаем и кровь пьём. То не пьём, а ванны принимаем. Кровавые ага. Для вечной молодости. А когда девственницы кончаются, переключаемся на девственников. Не реже раза в месяц трапезничаем младенцами. Тоже для молодости. Если сложить вместе всё, что мы для молодости вытворяем и как часто, получится, что я не только стареть не должен, а скоро и вовсе сам младенцем стану. Доомолаживаюсь. Хотя стареем мы, и правда, медленно. Я сражался, когда мои нынешние подчинённые ещё пешком под стол ходили. Мы о своём возрасте не болтаем. И избегаем работать в команде с посторонними, которые, встретив бывшего напарника двадцать лет спустя, узнать могут и по всем тавернам растрепать. Так что сейчас, получив довесок в виде аж двадцати этих самых «посторонних», стараемся особо глаза им не мозолить. Держимся в стороне. Возвращается Съёсс, жестами показывает, что всё чисто и караулы расставлены. На середине поляны притормаживает, ловит мой взгляд, показывает «внимание». Значит, мне не показалось. Что-то не так. Жду остальных, каждый показывает «всё чисто», и только один добавляет «внимание». Утро начинается как обычно. Хлеб, сыр, дорога. Нездоровое оживление подчинённых, странная скованность эльфа. Стараюсь ехать так, чтобы улавливать обрывки разговоров. Ничего нового. Пошлые шуточки, постельные темы. - … плесенью покроется, если не всуну никому… Сжимаю зубы. Отстаю. К вечеру немного угомонились. Лагерь разбивали почти в тишине. Сподобились развязать эльфа, следили аж вчетвером, как он неловко разминает затёкшие руки, пытается встать, цепляясь за дерево. Напрягались каждый раз, когда он отрывал взгляд от земли под ногами. Ужин. Разведка. Посты. Запах. Запах растёртой травы и мужского пота. Так может пахнуть взвод после хорошей тренировки по рукопашному бою, проведённой на лугу. Бред. Эльфа зачем-то переместили на другую сторону поляны, подальше от ящеров. Он сидит скособочившись и, уже не скрываясь, смотрит на меня. Встречаюсь с ним взглядом. Морщится и шевелит губами, беззвучно повторяя что-то снова и снова. Медленно выразительно прикрываю глаза. «Я понял. Я присмотрю». Ни черта я не понял, кроме того, что дело нечисто. Выезжая утром, показываю ребятам «внимание», «пленный». Сегодня я еду по обочине, чуть позади и сбоку отряда. Мне не дает покоя запах. Сейчас мне кажется, что пахнет кровью. Приказ остаётся в силе до отмены. Значит, весь день и вечером с эльфа не спустят глаз. Значит, сегодня я, уйдя «на разведку», замру в тенях на самой границе лагеря. И точно так же поступят Съёсс и Ахи, командиры групп. Вечером эльфа вновь обступили четверо, развязали, позволяя немного размяться. Те же, что и вчера. Напряжённые позы, настороженные взгляды. Ожидая ужин, поделились наблюдениями. Пленного по-прежнему пересаживали каждые два часа. Только сменилось не шесть животных, а четыре. Сложив четырех окруживших эльфа орков с четырьмя ящерами, я получил вполне стройную картину. Приказ о наблюдении отменять не стал. Мне понадобятся свидетели. ЭЛЬФ Я смотрел на орочьего командира и шептал: - Пожалуйста, не уходи. Пожалуйста, не уходи. – Он смотрел какое-то время, потом устало прикрыл глаза. Ну да. Будет он разбираться. С утра до вечера в седле, потом, видимо, намечает места для дозорных, потом ждёт разведчиков, а ночью ещё просыпается, когда посты сменяются. Весь день он ехал неподалёку. Неужели понял? Нет, как обычно, первым заканчивает ужин и уходит. Напротив меня сидят сразу двое, следят. Ждут. Спустя несколько минут после того, как последний разведчик покидает поляну, меня оттаскивают от дерева, торопливо стягивают штаны, отбрасывая пропитавшуюся кровью тряпку, ставят на колени. Вчера я пытался кричать. Успел только вдохнуть, как получил с ноги в живот. И ещё несколько пинков по ребрам, чтоб точно дошло. Весь лагерь делает вид, что ничего не происходит. Сосредоточенное сопение развязывающих собственные штаны орков. Миг, и остаётся только потрескивание костра. В поле зрения появляются мягкие ботинки из серой кожи. Поворачиваю голову - лица не разобрать, но видны поблескивающие серебром прядки. В руке тряпка, пятна на ней кажутся чёрными. - Вы его так живым до рынка не довезёте. – Констатация факта, никаких эмоций. Солдаты торопливо приводят одежду в надлежащий вид, не поднимая глаз на командира. А вот он на них смотрит. Спокойно так. - Сильно чешется – чешите друг об друга. – И отворачивается. Один из орков странно медленно тянет из-за пояса кинжал и, будто сквозь патоку, толкает его в сторону своего командира. А вот он уже прижимает ладони к шее, а с поднятой на уровень глаз руки «змея» соскальзывает на землю чёрный комок. Вырванный кусок горла. И я в первый раз вижу, как змей улыбается. Три дня, оставшихся до столицы, я еду на ящере убитого. Рядом, почти стремя в стремя, орочий командир. Меня больше не привязывают к дереву на ночь, позволяя спать лёжа и даже не связанным. В шаге от меня каждый вечер он расстилает свою скатку. И каждый вечер я ловлю его взгляд и шепчу почти беззвучно: - Спасибо. И смотрю, как он медленно, будто устало, прикрывает глаза. В городе солдаты вновь заявляют на меня свои права, отвозят на рынок. Торговец надеется привлечь побольше покупателей, объявляя начало торгов лишь через три дня. Три дня на всеобщем обозрении, в грубой, но прочной клетке из прутьев. Три дня я до рези в глазах вглядываюсь в толпу. Ни одного орка в сером доспехе. Как будто таких и не бывает. Как будто они мне приснились. Спокойные, завораживающе-текучие… Иллюзорные. День торгов солнечный, перед помостом изрядная толпа. Волнуется, гомонит неразборчиво. Я насчитываю аж шесть богато расшитых мантий чернокнижников, столько же паланкинов. И море зрителей. Торг будет бурным. Начинают со скромных семидесяти. - Семьдесят три. – Все головы поворачиваются к человеку в фиолетовой мантии. - Семьдесят пять, – толпа, как флюгер, оборачивается на нежно-салатовый паланкин. И я вместе со всеми перевожу взгляд, не могу не смотреть на тех, кто сейчас так небрежно разыгрывает мою судьбу. - Семьдесят семь, – снова фиолетовый. Меня начинает трясти. - Восемьдесят, - ещё один чернокнижник, в тёмно-зелёном и золотом. Толпа внезапно раздаётся в стороны, освобождая дорогу. Серебряные прядки, неизменная серая кожа брони. Подходит почти к самому помосту, роняет небрежно: - Девяносто. Окидывая взглядом толпу, змей улыбается.