Четвёртое условие

В воздухе чувствуется запах расплавленных свечей с нотками благовоний: наверное, когда-то их тут разжигали, и аромат так прочно впитался в мебель и даже стены. Алибаба нерешительно переминается с ноги на ногу у двери и кусает губы, не зная, правильное ли решение он принял, придя сюда. Но, кажется, выбора ему просто не оставили. Условия, на которых он может вернуть себе Бальбад. Условия, четвёртое из которых Коэн озвучил наедине: в тот же вечер, когда Алибаба спешил на ужин. Условие, повергшее в шок и заставившее сначала не поверить, а потом смутиться так, что покраснели даже уши. Алибаба злится на себя даже сейчас, когда уже, почти сломленный, стоит в чужой спальне и вдыхает густой воздух, который едва ли не забивает лёгкие, что становится трудно дышать. Он сжимает и разжимает ладони, оставляя на коже отметины от полукружий ногтей, глядя на совершенно спокойного Коэна, который уже избавился от большей части одежды, и сидит в глубоком кресле только в рубашке и штанах. — Зачем всё это? — голос у Алибабы хриплый и немного подрагивает. Хочется себя уничтожить: за неуверенность, за слабость, за страх, который липкой паутиной расползается по телу. Алибабе казалось, что он растерял остатки своей гордости, но нет — унижение всё ещё чувствуется и отдаёт горечью в горле. И Коэн наверняка знает об этом, иначе не смотрел бы на него так заинтересованно и в то же время чуть ли не пренебрежительно. — Мне… — Коэн поднимается из кресла и пересекает комнату, оказываясь рядом с Алибабой — так близко, нарушая все границы личного пространства, что дышать становиться не просто сложно, а невозможно. Коэн протягивает руку и касается пальцами его щеки, ведёт вниз и вздёргивает подбородок, усмехаясь: — интересно. Алибаба задыхается возмущением, вновь покрывается красными пятнами — теперь уже от злости. И не может сдержать негодующего вскрика: — Интересно? Просто из-за интереса ты хочешь кого-то… сломать? — последнее слово выходит неожиданно тихим, потому что Алибабе не нравится его смысл. И он хочет верить, что происходящее — глупая шутка. Коэн вновь усмехается, остаётся на месте и продолжает его рассматривать: — Тебе понравится, — уверяет он с чуть-чуть ироничными нотками в голосе. Алибаба сжимает зубы и молчит, глядя на него с бессильной злобой, но они оба знают, что он не пойдёт назад, а потому все эмоции сейчас тратятся впустую. — Знаешь, чем привлекательны неопытные девушки? — Коэн продолжает поглаживать его подбородок, не разрешая опустить голову или отвести взгляд. — Они трогательно-отзывчивые, боящиеся неизвестности, но всё равно чувственно реагирующие на неё. Единственный минус — им больно. И они не в силах скрыть эту боль. Алибаба не понимал, зачем ему это рассказывают. Не проще ли всё закончить и отпустить его? Его перестало волновать, почему Коэн поставил именно такое условие. Он просто хотел быстрее избавиться от этого бремени, сделать то, что полагается, а потом уйти в купальню и долго отмываться от грязи, в которую позволяет себя втаптывать. Но Коэн считает по-другому, потому продолжает говорить, но гладит уже не подбородок Алибабы, а его шею, спускаясь пальцами по ней медленно, оставляя горячие прикосновения, от которых кожу почти жжёт. — С юношами проще. Им тоже больно, но они предпочитают скрывать боль. А их тела не менее чувствительны и восприимчивы к ласкам. Прости, Алибаба, но узнав о твоей… неопытности, я не могу удержаться. Коэн подцепляет его за шнурок, болтающийся на шее, и накрывает его губы своими: сухими, горячими и властными. Алибаба задыхается, а меж его губ уже проталкивают язык и заставляют открыть рот немного шире. Коэн знает, что делает. Он целует яростно, умеючи, так, что пол уходит из-под ног, и Алибаба на мгновение забывает, где он и с кем. И даже пытается отвечать, поддаваясь инстинктам, но случайно задевает зубами чужой язык и снова замирает. Такая реакция устраивает Коэна, он лишь тихо фыркает и проводит ладонью по задней части шеи, вызывая мурашки и удивлённый выдох — жест оказывается приятным. Алибаба никогда раньше не задумывался о том, что и с мужчиной можно получить удовольствие, потому сейчас он изумлён и даже растерян, чувствуя, как широкие ладони Коэна спускаются на его талию и забираются под одежду, опаляя кожу новыми жаркими касаниями. Алибаба трясёт головой, пытаясь отогнать наваждение, но Коэн полностью перехватывает инициативу и власть не только над его телом, но и над разумом. Иначе почему в голове не остаётся ни одной мысли, стоит Коэну запрокинуть его голову, потянув за светлые пряди назад, и коснуться губами шеи. Кадык Алибабы судорожно дёргается, когда Коэн обводит его языком и слегка прикусывает. Алибаба точно знает, что Коэн развлекается и забавляется, наблюдая за его реакцией. Алибабе даже кажется, что он тихо посмеивается, но он сразу забывает об этом, потому что неискушённое тело почти дрожит даже от самой простой ласки. За это стыдно, Алибаба чувствует, что снова покрывается румянцем и упирается Коэну в грудь, немного отстраняясь. — Давай без этого всего… — говорит он. — Просто ты сделаешь это. И всё. — Так не пойдёт, — Коэн улыбается и качает головой. — Мы ведь пропустим самое интересное. Алибаба вздыхает, смирившись, а уже в следующую секунду вздрагивает, чувствуя, что его начинают нарочито небрежно освобождать от одежды. Он никогда не стеснялся своего тела, тем более при других мужчинах, с которыми не раз находился вместе в купальнях, но сейчас отчего-то неловко и хочется прикрыться. Вместо этого он послушно опускается спиной на гладкие мягкие простыни. Ловя его взгляд, Коэн вновь усмехается и осматривает с головы до ног, неспешно раздеваясь сам. Это настолько противоестественно, что Алибаба тянет к себе простынь в желании прикрыться, но Коэн быстрее перехватывает его руку и прижимает её к постели. — Не стоит, — коротко предупреждает он. Алибаба замирает и послушно кивает, хотя продолжает сгорать от стыда, когда Коэн накрывает его тело своим и вновь наклоняется за поцелуем. Происходящее давит стеснением и неправильностью, Алибаба не может избавиться от этого ощущения, даже когда его разум начинает плавиться под настойчивыми ласками. Коэн наверняка знает об этом, но не останавливается. Он не торопится, изучает чужое тело руками, вызывая тихие и частые выдохи. Коэну нравится наблюдать за тем, как Алибаба, сам того не замечая, постепенно сдаётся и поддаётся на все его движения: совсем чуть-чуть, но выгибается, тянется за добавкой и кусает губы, чтобы не выдать себя стоном удовольствия. Алибабе жарко и неуютно, одновременно с этим ему уже не так сильно хочется уйти. Любопытство раздирает, и за это очень стыдно. Потому что получать удовольствие от собственного унижения — ниже просто некуда падать. И Алибаба лежит на дне, чувствует внизу живота отдалённо знакомое тепло, но сейчас настолько сильное, что перебороть его, как он делал обычно, невозможно. Он возбуждён. Понимание этого вдруг врезается в его мысли совершенно чётко и ясно. Алибаба сильнее впивается пальцами в простыню и стискивает зубы, глядя на себя словно со стороны — с разочарованием и осуждением. Но сделать что-то со своим телом не получается, оно не поддаётся и лишь сильнее льнёт к чужим ладоням. Коэн улыбается уголками губ, тянет Алибабу на себя, заставляя сесть, а сам встаёт с кровати. — Я думаю, что мне хочется немного большего, — сообщает он, накручивая свободный конец шнурка на шее Алибабы — единственной оставшейся на нём вещи — на ладонь, вынуждая его самого пододвинуться ближе к краю. Алибаба растерянно поднимает взгляд и не понимает, чего от него хочет Коэн, тот, не отпуская шнурок, зарывается свободной ладонью в его волосы на затылке и притягивает ещё ближе. Догадка пронзает сознание неожиданно чётко, Алибаба краснеет ещё сильнее и пытается отстраниться, но рука на голове и впившийся в шею шнурок не позволяют это сделать. — Я не буду… — голос срывается на почти жалобное поскуливание. Алибабе хочется провалиться сквозь землю, он даже зажмуривается, чтобы не видеть перед собой пах Коэна и его возбуждённый член, который почти упирается в губу. Коэн молчит и ждёт, потому что знает — он будет. И его ожидания оправдываются. Половина пути уже пройдена, и сворачивать назад сейчас бессмысленно. Алибабе нужна всего минута, чтобы осознать это. Он тяжело выдыхает, открывает глаза и поднимает тяжёлый взгляд на Коэна. — Тебе так нравится кого-то унижать, да? — спрашивает он, но в голосе нет требовательности. Алибаба даже не ждёт, что ему ответят. Но Коэн отвечает, поглаживая его по затылку, перебирая прядки волос в почти ласковых движениях: — Нет. Я не унижаю тебя. Я показываю тебе твоё место. Это разные вещи. Алибаба вспыхивает и гневно дышит, пытаясь взять себя в руки. Коэн не торопит, но не даёт отстраниться. Проходит ещё несколько секунд, прежде чем Алибаба всё-таки подаётся вперёд и касается губами чужого члена. Он понятия не имеет, что именно нужно делать. Сам он никогда не испытывал подобного: ему никто не доставлял такого удовольствия. И лишь только по рассказам некоторых спутников и приятелей выстраивается смутная картинка дальнейших действий. — Сожми губы плотнее, — Коэн устаёт от промедления и берёт ситуацию в свои руки. Он сильнее тянет за шнурок и собирает волосы на затылке покрепче, Алибаба даже морщится из-за того, что становится немного неприятно. Но он послушно пытается сделать то, о чём попросили. Головка члена влажная, с привкусом чего-то отдалённо знакомого и не слишком приятного. Она упирается в язык, и Алибаба проводит им по ней, вызывая довольный выдох у Коэна. Но этого мало, Алибаба понимает это, когда Коэн начинает сам двигать бёдрами, вторгаясь в его рот намеренно нахальными толчками, не позволяющими перехватить инициативу хоть ненадолго. Но при этом Коэн действует умело и не даёт Алибабе закашлять, не проникает слишком глубоко — лишь настолько, чтобы почувствовать мягкую и влажную бархатистость щёк и языка. И увидеть возмущённо-стыдливый румянец на чужих щеках. Коэн не завершает начатое до конца, потому что финал хочет совершенно другой. Именно поэтому он отпускает Алибабу и вновь заставляет его лечь. Тот уже почти не возбуждён, но Коэна это не останавливает. Он достаточно опытен для того, чтобы заставить Алибабу уже через несколько минут дрожать в его руках: сначала от боли, потом от удовольствия, потираясь вновь твёрдым и истекающим смазкой членом о низ его живота. Он тянет руку вниз, чтобы коснуться себя и довести до такой желанной сейчас разрядки, когда Коэн перехватывает его запястье и не разрешает сделать ничего, что могло бы ему помочь. Зато он продолжает толчки внутри его тела, глядя с неутихающим наслаждением в глаза Алибабы, в которых плещется стыдливое удовольствие, толика ненависти то ли к нему, то ли к самому себе, и полное смирение. Именно это Коэн и хотел увидеть, поэтому сейчас его удовлетворение гораздо сильнее, чем первый оргазм Алибабы, прогибающегося под ним с несдержанным стоном, который тут же впитывают стены, оставляя тайной для остальных обитателей дворца. Чуть позже, когда Алибаба собирается с силами и буквально за шкирку стаскивает себя с чужой кровати, невзирая на предложение остаться до утра, и спешно одевается, собственные чувства буквально выворачивают наизнанку, разрывая изнутри своей двоякостью. Алибабе противно от самого себя. Он ненавидит себя за слабость, за то, что не смог дать достойный отпор и согласился. За то, что ему понравилось. Он яростно трёт своё тело в купальне, зная, что это не поможет отмыться. Всё его сознание пропиталось Коэном, его запахом, его лаской, жадными прикосновениями и властным голосом, не дающим и шанса на непослушание. Алибаба стонет и сползает по стене прямо на пол, глядя в противоположную стену сквозь пар, поднимающийся от воды. Коэн смог добиться своего. Не тремя условиями, которые он озвучил с самого начала, а четвёртым: тем, которое прочно привязало порочной тайной к этому дворцу, к самому Коэну и его спальне. Алибаба резко откидывается назад, упирается затылком в стену и выдыхает, приводя мысли в порядок. В конце концов, какая разница, что чувствует он, если он сможет принести в Бальбад немного счастья?