Конструкция

Бывает так, что во вроде бы идеальных отношениях наступает переломный момент, как будто перегорает предохранитель и тонкие связи начинают разрушаться одна за другой. Это похоже на то, как если бы кто-то совершил огромную ошибку в расчетах и запустил процесс самоуничтожения в стройном действии механизма. Обрываются проводок за проводком, лопаются лампочки, скачет напряжение и неисправный двигатель готов вот-вот взорваться… Только в нашем случае две любящие души отдаляются друг от друга и их взаимодействие затруднено из-за процесса отчуждения. Однако можно вовремя остановить непоправимое, заглушить реакцию — исправить все. Вот только починить обычный сломавшийся агрегат из стальных составных частей гораздо проще, чем например, собрать романтические чувства заново, склеить хрупкое эфемерное взаимопонимание между влюбленными и заставить их сердца биться так же синхронно, как когда-то прежде. Ведь налаживать социальные контакты — искусство сложное и не каждому подвластное. Между Нитрамом и Заххаком уже однажды произошел раскол, но разрыв отношений получился недолгим и тролли теперь снова были вместе. Однако еще существовала опасность повторения знакомого сценария, если что-то не изменить в обычном течении жизни. Хорусс в возникших проблемах на романтическом фронте винил себя, потому что не смог ранее изучить тонкости искусства поддерживания квадранта в вечном напряжении. Стрелец задавал себе вопросы, на которые сам же и давал ответ. Да, Руфио остался с ним, но насколько затянется период незамутненного счастья? Вдруг все повторится и Нитрам разлюбит его? Не важно, чем была вызвана шероховатость в алом квадранте — различием в характерах, холодностью или излишней экстравагантностью одного из партнеров — что-то нужно было поменять в серых буднях, что-то добавить, чтобы любовь окрепла. Между мейтспритами не хватало свежести чувств, яркости и экзотики, не доставало адреналина, что взволновал бы застывшую кровь. Чтобы удержать подле себя того, кто тебе дорог, нужно приложить усилия и труд — так рассуждал Хорусс, когда взялся за создание новой машины, которая бы помогла ему в столь деликатном деле, как любовная совместимость. Стрелец очень трепетно относился к Руфио и больше всего боялся его потерять. Именно поэтому Заххак решил основательно подготовиться к очередному ведру, дабы доставить незабываемое удовольствие своему крылатому развратнику. Конечно, для этого Хоруссу понадобилось потратить много времени. Но ведь оно того стоит. Не правда ли? Когда все было готово к сюрпризу, Заххак смущаясь, пригласил Нитрама в свою мастерскую. Он буквально заманил туда Разбойника, подогрев его любознательность соблазнительными обещаниями показать нечто потрясающее и занятное. Нечасто бронзокровому доводилось бывать в святая святых — месте, где безвылазно пропадал его Стрелец уже пару-тройку ночей. Раньше Нитраму были просто неинтересны и безразличны паровые машины, роботы, поэтому крылатый мутант редко заглядывал туда. Однако, если индигокровый тролль говорил, что сделал нечто оригинальное — на это стоило посмотреть собственными глазами. Вот Телец и поддался искушению, прошествовал в мастерскую, ведомый почему-то крайне возбужденным и сияющим Хоруссом, готовясь перешагивать через баррикады хлама. Но что удивительно — с того момента, как Разбойник в последний раз побывал в отсеке для ремонта, там многое изменилось. Например, мусора и стальной крошки заметно поубавилось, зато посреди комнаты, которая теперь впечатляла лабораторной стерильностью, возвышалась некая машина, накрытая серым полотном ткани. Заххак приблизился к подозрительному предмету и, безоружно улыбаясь, развернулся к заинтригованному мейтсприту, собираясь разъяснить ситуацию. С придыханием он быстро заговорил, точно боясь, что Нитрам в любой момент передумает и сбежит из священной обители индигокрового, пока есть возможность: — Мой дорогой телочек, представляю твоему вниманию мое изобретение, сконьструированное специально для тебя. Точнее для нас, — Стрелец выждал минуту, чтобы смысл произнесенного хорошенько отпечатался в подсознании мутанта. Но крылатый Разбойник, в принципе, пока даже не настроился куда-нибудь улепетывать, лишь ухмылялся в свойственной ему легкомысленной манере, чуть шевеля крыльями, что было довольно хорошим знаком. Тогда Хорусс жестом заправского фокусника — одним движением руки, сорвал брезент со своего нового изобретения, предоставив честь своему слегка оторопевшему любовнику лицезреть «неописуемую красоту». «Коньструкция» оказалась чем-то средним между супер-навороченным креслом астронавта, специальным агрегатом для обследований полости в медицинском центре и пыточным инструментом с распорками, которые когда-то использовали инквизиторы в древности. Хорусс просто ликовал, представляя современное изобретение своему партнеру по «играм», который в это время пребывал в глубочайшем культурном шоке от увиденного. У мягкого «кресла», обитого кожей, предусматривались динамичные, подвижные подставки под руки и ноги, чтобы можно было менять положение «испытуемого». Спинка изобретения могла опускаться и подниматься под различными углами, благодаря шарнирам и прорезиненным соединениям и сочленениям. А само изобретение, похоже, могло настраиваться под рост актива благодаря пружинистой основе металлического каркаса и похожей на меха гармони воздушной подушки. Имелись на стабилизирующих подставках для рук и ног и те самые специальные разусиливающие колодки-кандалы, что в комплектации с удобным ложем помогли бы добиться нужной позы для проникновения. С боковой стороны таинственной машины была встроена панель управления с какими-то таинственными циферблатами, вентилями и рычагами. Под каждой из кнопок предусматривалось краткое, но довольно информативное описание функции, что она выполняла, как например: «8=D <Копыта в стороны». Но еще более интригующее открытие ждало Нитрама впереди, потому как предназначение кресла было специфичным, судя по объемистому ведру, что стояло прямехонько под устройством. Мутанта насторожило и то, что после того, как Заххак зачем-то включил адскую «конструкцию», она почему-то зашипела, заскрежетала, загудела, выпуская пар откуда-то снизу из отверстий и пазов. Это… Было… Очень… Впечатляюще. Нитрам икнул, испуганно сморгнул, дернул щекой, почесал затылок и начал медленное движение к выходу, которое, однако, было тут же замечено расстроенным механиком, чье кибер-искусство почему-то не оценили по достоинству. Телец остановился, увидев понурый вид своего жеребца, и передумал устраивать скорейшую эвакуацию. Заххак был подавлен, хоть и натянуто улыбался. Ореол обреченности, нависший над Стрельцом, казался таким ощутимым, что крылатому троллю неудержимо захотелось обнять мейтсприта, прижать его к себе, развеселить и сказать, что не все так плохо, как кажется. Разбойник прекрасно знал, что улыбка индигокрового фальшива и за толстыми стеклами круглых очков скрываются серьезные и грустные глаза, в которых уже не было уверенности в будущем и надежды. Нитрама знакомо кольнула жалость, та самая, что давно не давала ему покоя и заставляла тянуться к этому странному парню с пони-тейлом, к троллю в котором была какая-то наивность, в равной мере растворенная в легком помешательстве. Руфио тряхнул головой, рассеивая наваждение и набравшись решимости, вздохнув поглубже, как перед погружением — вернулся к Хоруссу и обнял его за талию: — Гангстер, я конечно в восторге от… Твоего изобретения, но может немного сбавим темп? Что тебе нужно сейчас лично от меня? Заххак замер, прижав ладони к своему вдруг вспыхнувшему румянцем лицу, осознавая, что Руфио согласен на эксперимент и ждет дополнительных объяснений, и если сейчас Нитрам не услышит подробностей, то план по его соблазнению с треском провалится. Стрелец, выдержав затянувшуюся паузу, изрек: — Я… Я сам продемонстрирую возможности моего агрегата. — Хах, правда, что же это за штуковина, куколка? Можешь наглядно показать, как ею правильно пользоваться? — Нитрам понял, что его к стальной махине без чуткого руководства подпускать не будут, чему несказанно обрадовался и заметно оживился. К Руфио вернулся игривый настрой, и даже опасный азарт, что всегда приводил к непредсказуемым результатам. Хорусс еще чуть-чуть виновато помялся под внимательным, острым взглядом блестящих, любознательных глаз своего мейтсприта и вдруг стал немного нервно, но решительно раздеваться. В первую очередь он избавился от штанов и неуклюже выпутался из нижнего белья. Тут действительно стоит кое-что растолковать. На самом деле имелась веская причина, из-за которой возникла необходимость использовать такое сложное оборудование, кроме той, чтобы испытать нечто невероятное во время наполнения ведра. Забота… Да, именно она подтолкнула сурового Стрельца на столь экстравагантное решение проблемы, как создание механизма, который бы сковал и удерживал его на месте. И все потому, что с Заххаком занятие любовью в распространенной позиции лицом к лицу было тяжелым испытанием — у Нитрама же до сих пор не получалось это проделывать без увечий для себя. Даже спустя обороты с начала их отношений, всякий раз, когда тролли сливались в экстазе, Хорусс в порыве страсти порой забывался и не соразмерял свою немалую силу, от чего Разбойник в лучшем случае отделывавался синяками и кровоподтеками. И это притом, что синекровый был снизу - в принимающей роли. У Заххака просто сносило крышу от желания и, в момент соития он старался прижать к себе поближе обожаемого Руфио, сильно его обнять, обвить руками и ногами. Ну и однажды он немного переусердствовал в проявлении физической любви. С тех пор храбрый Разбойник опасался оказываться в тисках бедер Стрельца, ибо это ему грозило переломами ребер. Механик как-то пообещал Нитраму спроектировать некую конструкцию для того, чтобы партнеру было проще покрыть «жеребца», но уже без ущерба для чьего-либо здоровья. Пообещал и построил, когда потребовалось разнообразить их алое влечение. Раньше крылатый тролль просто устраивался позади Стрельца и уж тут их развратной неутомимости не было предела. Разоблачаться полностью Заххак не стал, чтобы показать, насколько он серьезен. Хорусс вплотную подошел к ложу, комкая в руках низ своего кителя и натягивая его чуть-чуть вперед, будто в тщетной попытке прикрыть срам, однако порой поглядывая на Руфио, будто требуя от него поддержки. Нитрам помог своему герою-любовнику взобраться на устройство и более-менее удобно там расположиться. Паж сам застегнул оковы на ногах и ремень на торсе, а вот запястья Стрельца фиксировал уже его мейтсприт. Это было почти не страшно. Почти… Если что-то вдруг бы пошло не по плану, то у Заххака все равно имелась возможность в любой момент освободиться, благодаря тому, что механизм подчинялся голосовым командам. По крайней мере, Хорусс так думал. — Тебе удобно, детка? — участливо спросил Разбойник Дыхания, проверяя насколько прочно закреплен Паж. — Все совершенно безопасно. Коньструкция устойчива и непоконьлебима. Она может выдержать и тебя, и меня, если будет нужно. Не беспоконься, Руфио — заверил его Заххак, запоздало стесняясь своей наготы. В роли коня, это бы его не смущало, но в плену у гудящей машины Хорусс осознавал себя скорее гуманоидом, которому совсем неуютно. Стараясь не показывать своего замешательства, Стрелец добавил — Можешь воспользоваться командной панелью, чтобы испытать возможности устройства. Нитрам с непосредственностью личинки стал осторожно переключать кнопки и следить за тем, как медленно меняется положение спинки кресла, наклон самой машины и соответственно Заххак. Бедра Хорусса четко повинуясь механизму, сковавшему его, проподнялись выше и шире раздвинулись, предоставляя право Руфио делать, то ему вздумается в меру его испорченности. Заххак будто говорил этим отчаянным, хотя и вынужденным жестом: «Пожалуйста, бери меня, делай со мной что хочешь». Он теперь был как на ладони. Отросток индигокрового тут же начал выкручиваться и зашевелился в предвкушении начала веселья лишь от того, что Руфио задумчиво коснулся напрягшегося пресса мейтсприта, чуть поглаживая серую кожу под кителем. — Гангстер, а я всегда думал, что тебе нравится быть моим жеребчиком. Но боюсь, что мускулозвери так лапы задирать не могут, — попытался пошутить Руфио. Хорусс с трудом сглотнул подступивший комок. Как объяснить Разбойнику, что ради него он готов заняться любовью «нормально», почти как это делают другие тролли, а не как всегда — чисто на животных инстинктах? Заххак теперь мог видеть своего драгоценного Разбойника, и этот факт его почему-то особенно смущал и очень заботил. Однако он не мог сказать неправду: — Смею утвержать, что в данном коньцептуальном смысле, мой внутренний жеребец может подождать и уступить поводья тролльей стороне моей натуры, если того потребует ситуация. Ведь с физического аспекта я, увы, не представитель биологического вида, к которому относят благородных рысаков. Хоть мне и удалось достичь моральной схожести с копытным совершенством, но ради эксперимента я могу прикрыть шоры и представить, что это не так. — Значит, ты и ржать не будешь? — уточнил Руфио, почему-то загадочно улыбаясь и чуть-чуть поводя крыльями. Он все также стоял сбоку от механизма, находясь в полном обмундировании, пока даже не думая о том чтобы ослабить ремень на своем поясе и скинуть жилетку, хотя определенно в помещении становилось жарче, а его штаны теснее. — Полностью гарантировать этого не могу, но постараюсь держать себя в узде, — пообещал Заххак после непродолжительной паузы. Для кого-то другого было бы экзотическим экспериментом поиграть в «лошадку» и «наездника», а вот для нашей парочки чем-то действительно извращенным и грязным оказалось принятие на себя ролей «тролль» и «тролль», но с поправкой на «хозяин» и «пленник». Шаблон рвался: высшекровный попался в ловушку собственного изобретения, а тот парень, что был намного ниже его по статусу, теперь мог безнаказанно главенствовать… Но почему-то с этим он не спешил. Нитрам еще пару минут просто стоял рядом с креслом, не прикасаясь к Заххаку, но находясь совсем близко от него. Так близко, что Хорусс скорее почувствовал движение, чем заметил его, когда Телец чуть наклонился вперед, нарушая невидимую границу. Теперь жаркое дыхание Нитрама щекотало шею Стрельца. Механику казалось, будто к его коже прикасались крохотные, микроскопические электроды, которые и горячили кровь, заставляли предательским румянцем вспыхивать щеки. Крылатый тролль наклонился к остроконечному уху Заххака, чтобы произнести одну-единственную фразу, от которой у индигокрового по телу пробежался целый табун мурашек: — А зачем вообще сдерживаться, если можно себя раскрыть, хотя бы сейчас, куколка… Руфио наконец-то воспользовался тем, что Хорусс теперь оказался в полной его власти и приступил непосредственно к самому веселью. Перво-наперво крылатый хитрец намеренно медленно растегнул китель на Заххаке, застывшем в каком-то священном ужасе, снял с него круглые темные очки, распустил его длинные волосы, что раньше были собраны в хвост. Хорусс вместе с остатками одежды, будто растался и с крупицами своего «защитного слоя», лишился «панциря» — это довольно сильно ужаснуло обычно не столь восприимчивого парня. Абсолютная нагота была присуща мускулузверям, и она не должна была тяготить сильных животных, но в тоже время троллья сторона сознания механика безмолвно протестовала против насилия над собой, требовала вернуть обратно предметы гардероба. Но вслух парень лишь смог пробормотать: — Не надо было меня распрягать… Я могу себя коньтролировать и без столь крайних мер. — Звучит как вызов, — задорно прокомментировал Телец, подступая ближе, — Ты прекрасен и так, Хорусс. Но вот врать совсем не умеешь. Нитрам словно мимороком погладил по внутренней стороне бедра Заххака, от чего у индигокровного вырвался судорожный вздох. Да, он лгал, он ничего не мог контролировать, даже зов своего естества — синяя выпуклость, отвечая на ласку, уже разворачивалась во всю длину, не подчиняясь разуму своего хозяина. Руфио возвышался над своим подрагивающим любовником, раздумывая как бы половчее к нему пристроиться. С такого ракурса Нитрам своего мейтсприта давно не видел и потому наслаждался каждым растянутым мгновением. Разбойник дотрагивался до тренированного, мускулистого тела Стрельца, будто делал это впервые, настолько ощущения были для него обновлены и не испытаны, как если бы изменилось что-то неуловимое в облике его парня, кроме позы, или Нитрам открывал для себя какие-то неизведанные горизонты, благодаря неожиданному эксперименту. Хотя крылатый тролль мог похвастаться богатым прошлым в сфере романтики, но подобного он раньше не испытывал. Говорят, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды, но ведь пробовать ему никто не запрещает? Руфио словно не мог поверить в реальность выпавшего ему шанса, касаясь жесткой кожи парня, словно проверяя, не мираж ли это. — Нравится? — на вопрос Нитрама Заххак только сдержанно кивнул и старался не смотреть на разрумянившуюся мордашку страшно довольного собой Тельца, которого все больше заводила ситуация с «коньструкцией». Из рыжего вихра ирокеза Разбойника выбилась одна непослушная прядь, и Нитрам смешно морщил нос, пытаясь сдуть ее наверх. Это было чертовски мило и соблазнительно, настолько, что Хорусс пожалел о том, что связан и не может просто прижаться к несносному парню, полностью поддавшись его обаянию. Были и свои минусы в том, что Заххака приковали, хоть и вынужденно — ему оставалось лишь смиренно ждать, пока дадут или не дадут возможность окунуться в темные воды похоти. Ладони крылатого тролля заскользили по груди, по плоскому, рельефному животу мейтсприта. Руфио был точно слепец, познающий мир через тактильные ощущения, как если бы ему было черезвычайно мало того, что он мог получить, лишь только благодаря визуальным образам. Запах и вкус тоже были важны для полноты исследования, поэтому к изучающим рукам добавились и настойчивые губы. Щупальце Заххака безнадежно извивалось, не находя разрядки, пока Нитрам целовал широкие плечи парня, дразнил его шею укусами. Разбойник нарочно игнорировал изнывающий от желания, сочащийся генетическим материалом отросток индигокрового. Только Руфио мог решать, когда и как Хоруссу будет дозволено забиться в экстазе. Разбойник испытывал какое-то странное, ранее незнакомое удовлетворение от осознания собственной безнаказанности с капелькой превосходства, слыша, как часто и с натугой дышит Стрелец. Хорусс молчал и только отчаянно жмурился, даже не собираясь сопротивляться настойчивости любовника, позволяя творить что угодно со своим телом. Путы не давали ему разогнуть ноги или хоть как-то трепыхаться, когда пальцы Нитрама достигали особенно чувствительных мест, которых было не так много. Да и зачем это Хоруссу, если наполнение ведра в особом кресле было, по сути, его идеей? Заметив, что механик прячет глаза, Нитрам чуть приподнял подбородок Стрельца, заставляя на себя посмотреть: — Хей! Детка, ты так долго этого ждал. Почему тогда отводишь взгляд? Все в порядке? — Удержание коньцентрации очень затруднительно в моем положении. Лошадное недоразумение… Сосредоточиться крайне тяжело, когда ты рядом и особенно, когда ты делаешь… Что делаешь. — А если я кое-что тебе прикажу, ты послушаешься меня, гангстер? — вдруг почти неслышно спросил крылатый тролль. Определенно роль хозяина ему пришлась по душе, он ее распробовал, как запретный плод и не мог уже оторваться от навязанного сценария. Однако нарушая четко спланированную игру, Нитрам заботливо вытер полотенцем взмокший лоб своей «беспомощной жертвы». Что-то было очень доверчивое и жутко трепетное в этом заботливом жесте, в теплой улыбке рыжего пройдохи, в его зовущем шепоте. Раньше, до судьбоносной встречи со своим истинным избранником, Стрелец покорился бы только Высшекровному, такому, как например Курлоз. Но после того как приоритеты изменились, Хорусс подчинялся лишь своему мейтсприту, невзирая на его ржавую кровь и низкий статус. Теперь он был готов согласиться с чем угодно, лишь бы Нитрам продолжал, не останавливался, не давал угаснуть той бури, что мимолетно пробудил. А Заххаку нравилось не только ведро, но и сам процесс повиновения, когда он мог позволить себе быть беспомощным и отдаваться тому, кого боготворил. — Да, — не задумываясь, согласился Стрелец, глядя на своего идеального мучителя. -Тогда, типа смотри на меня, не закрывай глаза, не отворачивайся, бангаранг! — чуть повысил тон Руфио, — Я хочу тебя видеть. Ты не должен стесняться своей крутости. И, правда — прямой зрительный контакт, которого они раньше были лишены — завораживал. Напрягаться и смотреть — вот что Заххак только и мог в своем жестко зафиксированном положении. Стальные оковы плотно обхватывали его запястья и голени, а ремни на торсе и поясе еще больше скрепляли парня с машиной, точно он стал ее частью. Ноги и руки его крепко удерживали, поэтому выгибаться и извиваться даже при СИЛЬНОМ желании у него не получалось. Чтобы Хорусс не скучал, Нитрам медленно провел ладонью по его промежности, слегка нажимая, лаская сочащееся отверстие. Потом Руфио, стараясь не зацепить когтями чужой нежной плоти, слегка раздвинул края щели Заххака и медленно запустил туда пальцы, сначала один, потом второй. Внутренние стеночки полости сжались, плотно обхатывая вторгшийся посторонний предмет, то ли в попытке его вытолкнуть, то ли чтобы не выпустить из своего плена. Хорусса слегка потряхивало, будто от разрядов тока, его сознание чуть- чуть мутилось, а голос Нитрама доносился словно издалека: — Покажи мне, как ты меня любишь, детка. — Я СИЛЬНО люблю тебя, Руфио…- не заметно для себя, вскрикнул Заххак. Хорусс желал, чтобы его наполнили, хотел, чтобы никогда не закончилась эта сладкая пытка и, еще больше он хотел повторять имя, которое звучало для него музыкой. Разбойник удобно устроился между ног у полностью беззащитного перед ним Пажа. Нитрам теперь мог полностью контролировать процесс, а Стрелец уже не способен был до боли сжать своего драгоценного крылатого засранца стальным захватом бедер. Горячо, тесно, гладко… Ласки приносили жар, и даже в прохладном помещении мастерской любовников не спасала вентиляция — лицо у Хорусса уже блестело от пота. Некоторые капли, те, что покрупнее стекали у него по щекам, точно слезы, они также напоминали почти прозрачное смазочное масло, которым накачивают роботов, чтобы те функционировали нормально и без перебоев. Но вот только сам связанный тролль не походил на бездушную машину — слишком много эмоций смешивалось у него внутри и выплескивалось в тех многозначительных знаках, что можно было с легкостью прочитать на лице. Брови Заххака изумленно приподнялись и сделались «домиком», его вечная улыбка сменилась на слегка озадаченное выражение, а жесткий рот изобразил красивую букву «о», когда Нитрам начал размеренно двигать пальцами у него в лоне, растягивая внутрение мышцы. Разбойник не столько подготавливал его ко входу, сколько упивался прекрасным видом возбуженного Пажа. Телец лишь слегка ухмылялся, стараясь подавлять собственное желание и нетерпение, когда механик постанывал, послушно смотря на то, что с ним делали. Да, именно таким Стрелец и нравился Руфио, какой есть без прикрас и лжи, без маски ничего не значащего контроля. Ведь на самом деле Заххак не был железным. Он стал совсем не таким, каким казался в прошлом, когда мимика его не выражала ничего кроме надменной холодности и снобизма. А теперь диапозон чувств был широк — от удивления до тихого ликования, сменяющихся всего за пару мгновений, как в «волшебных» картинках. Раньше Хорусс будучи в коленно-локтевой позиции мог скрыть переживания, но теперь у него не было ничего, зачем бы можно было спрятать свою слабость — ни отвернуться, ни стыдливо прикрыться руками — весь как на ладони. Так неправильно, не достойно его статуса. У аристократов не должно быть сомнений, переживаний. Они выше этого. Индигокровый не должен с замиранием сердца ожидать пока мейтсприт стянет с себя штаны, не должен облизывать губы в восхитительном предвкушении воссоединения с алым квадрантом, не имеет права так легко подчиняться лихорадке страсти. Но Заххак однажды уже переступил через некоторые предрасудки, его не заботило, насколько это претит имиджу или прочим надуманным глупостям. Более важно то, что Нитрам будто издеваясь, медлил, придерживая свой отросток руками, давая ему лишь тереться о дрожащие влажные створки, но, не позволяя ему проникнуть внутрь. Молчание в мастерской нарушали лишь хриплые вздохи, гудение механизма и влажные, пошлые звуки. Заххак не выдержал. — Руфио, не мучай меня… Лучше покрой. Я больше не могу… Долго уговаривать Тельца не пришлось, ибо он тоже был на пределе от возбуждения. Руфио скользнул вперед и вверх, в Хорусса. Отросток Нитрама вошел во влажное отверстие резко и сразу наполовину, может даже чересчур жестко, но общей смазки скопилось достаточно, чтобы столь неосторожное движение не нанесло никому травмы. Слишком долго Разбойник сдерживался и растягивал прелюдию, а теперь сорвался, и его было уже не остановить в безумном танце похоти. Тепло… Хотя бы там индигокровый был горячим. Снаружи Хорусс оставался холодным, как мраморная статуя, застывшая в объятиях свободного ветра, но вот нутро его давно пылало — жаркое и зовущее. Щупальце Руфио знакомо изогнулось внутри, задевая какую-то особую точку, пройдясь по чутким стеночкам. Заххак инстинктивно дернулся в провальной попытке свести колени, но кресло лишь протестующе заскрипело, но не поддалось разрушительной мощи индигокрового. В кой-то веки прибор принес практическую пользу в процессе испытания, а не послужил лишь антуражем. Хорусс испустил гортанный звук, и его пальцы впились в жесткую кожу подлокотников, а когти заскребли по обивке, не находя чего-нибудь другого за что бы можно было ухватиться. Осязательные ощущения были невероятными, фантастическими, острыми как никогда. Хорусс тщетно пытался контролировать себя, не терять головы, но, увы — было слишком хорошо, чтобы притворяться и лгать самому себе. Стрелец тихо застонал и умудрился-таки чуть приподнять бедра, при этом ремни, которые сдерживали его торс, натянулись до предела, но выдержали нагрузку. Нитрам двигался широко, до конца проникая и почти полностью вынимая отросток. Кресло, покачивалось в такт мощным толчкам, будто самый жесткий из всех надувных матрасов в мире, попавший в океан во время шторма. Вверх-вниз, как на батуте. Машина глухо заворчала, как сонный лусус, когда увлекшийся Разбойник задел ступней один из многочисленных рычагов, торчащих из основания конструкции. Нитрам тут же ощутил шевеление где-то внизу, в то время как промежности Заххака прикоснулось нечто скользкое и фаллическое. Механик совсем забыл о дополнительных функциях своего изобретения, поэтому для него послужило немалым таким сюрпризом, когда специфическая игрушка из упругого материала, щедро сдобренная смазкой, что ранее скрывалась в панели изобретения, вдруг стала упираться ему в задний проход, а потом и вовсе медленно проникла в анус. Благо, хоть Заххак к такому был подготовлен. Руфио заметил подвох, когда Хорусс весь сжался от двойного «задраивания люков»: — Что за хрень?! Как ее остановить? — Не надо, так задуманно, не останавливайся. Внизу живота Заххака разливалось причудливое, странное ощущение, в котором боль в равной мере смешивалась с наслаждением, и с каждой минутой второй составляющей противоречивого чувства становилось больше, в нем все явственее сквозили нотки приближающегося оргазма. Хорусс не спроектировал бы чего-то, что могло ему навредить — он не настолько глуп и безрассуден, он просто добавил искрам удовольствия остроты. Вот только дополнительная стимуляция заставила полость сильнее сокращаться и пульсировать, от чего Нитрам вообще обезумел и лишь наращивал скорость скачки. Хоруссу казалось, что он плавится, тает, растекается, распадается на молекулы. Вот-вот и перед его взором вспыхнут новые звезды. — Прошу, поцелуй меня. Руфио, пожалуйста… — Хорусс просил так отчаянно, как если бы не получив требуемого, он бы мучительно умер на месте, настолько это было ему необходимо. Заххак повторял одно и то же, разными словами, тихо и хрипло, как погибающий от жажды, умоляет о возможности напоследок напиться. Постепенно фразы теряли свой смысл, превращались в бессвязное бормотание, перемежающееся с протяжными стонами. Руфио не стал противиться — полностью загнав щупальце в гостеприимное отверстие, прижался к парню, целуя его в губы. Губы у Хорусса были холодными и жесткими, зато язык у него на удивление теплый и поддатливый. Нитрам открыл для себя, что сильный механик, мог быть покорным и нежным, а еще и совершенно беспомощным в его руках, даже не в животной, а в тролльей своей ипостаси. Заххак — такой робкий и одновременно очень развратный, тянулся за лаской и обиженно-забавно хмурился, когда не мог ее получить. Вибрация, исходящее от изобретения стало мощнее и уже передавалось Нитраму. Хрупкое удовольствие хлынуло вверх от промежности Заххака к самым глубинам нутра, пронзая его как метко пущенная стрела, унося разум куда-то далеко. Нитрам же врывался все сильнее, глубже, быстрее наращивал темп в бешеном стремлении насытиться, догнать мейтсприта, пока конвульсии экстаза не утихнут. Словно молния прошила Разбойника, когда он излился в подрагивающего партнера. По бедрам потек генетический материал, добавляя в ведро краски — индиго и бронзы. Обессиленный Нитрам навалился на осоловевшего Заххака — гонка закончена.

***

— Тпру… — кое-как придя в себя, произнес кодовое слово Хорусс, что заставило оковы открыться. — Подожди, детка, мы еще не совсем закончили, — прошептал крылатый развратник, отстраняясь от широкой груди Заххака, но нажимая ему на плечи так, чтобы тот не мог свободно шевелиться. Хорусс лишь тяжело дыша и немного оправившись, удивленно приподнял голову, насколько ему вообще позволяли оставшиеся путы. — Я хочу еще, — словно оправдываясь, добавил Нитрам, жадно протягивая ладонь к одному из рычагов, которые еще не были задействованы, — А что делает этот? Любопытный Телец был не прочь повторить и закрепить полученный опыт — что еще нужно для счастья его преданому возлюбленному? Механик расслабился, смеживая веки, чувствуя, как машина под ним опять начала менять свое положение, опускаясь ниже и исправляя угол наклона. Индигокровый решил, что пока у него будет возможность удивлять Разбойника — они останутся вместе, как мейтсприты, и оказался прав. Это вдохновляло и обнадеживало, ибо именно Нитрам всегда удерживал его от падения в пустоту. А тот его. Что может быть превосходнее совместных полетов в никуда в их общем пузыре снов? Идей масса. У Стрельца в голове уже возникли мысли, которые бы можно было реализовать на радость вечно ищущего приключений Нитрама, охочего до удовольствий и извращений. Заххак хотел быть для него кем угодно и давать ему все, что имел и даже больше. Индигокровый понимал простую истину — старую, как мир. Любовь тоже нужно поддерживать, как угасающий костерок — порой в него необходимо подрасывать дровишки и расшевеливать тлеющие угольки, чтобы вновь трепетало озорное пламя страсти, даря яркие впечатления. Это он и делал, стараясь изумлять. Ведь вечность — это много и одновременно так мало, для богатой пошлостями фантазии. Так что же будет дальше, в истории сей пары, раз хрупкое равновесие алого влечения восстановлено? А значило это то, что Нитрама и Заххака еще ждала долгая и жаркая ночь, полная новых и невероятных экспериментов… Ибо «коньструкция» была не единственным изобретением, над которым корпел Хорусс в последнее время…