Навеянное

Ей вновь снится море, что безжалостно вас разделяет, почему-то во льдах, что для Дании странно (безбожно). Шире берег, а море все глубже, несложно понять: осторожней, ведь море же всех нас меняет! Ей вновь снится море, сшибаются льдины сплеча, воды злятся и воды ревнуют к тебе… Чайки жалобно плачут, не в силах вернуться назад, сгоряча вырываясь и падая в вечность в холодной волне. Этот чёртов залив, о котором сам дьявол не помнит, сколько боли, коварства в его безрассудной дали… Осторожней, молчи, здесь не надо ни слова, ты только смотри: вдалеке огоньки Копенгагена или Стокгольма. А море кричит, его крик как набат похоронный: здесь хоронят любовь, нет, скорее, тщедушную искру, не успевшую вспыхнуть и сразу залитую чисто… Заливали здесь две стороны, открестились от тяжкой короны, что приходится вечно нести, как терновый венец на Голгофу с крестом! Да какие же боги, Перун ли на пару с Христом, разобраться могли в бесконечности бега от правды, что стояла с пробитым паролем? .. Да и тех ли по жизни зовём и о милости молим? Рухнул мост в одночасье, фигуры слетели с доски, больше нет королей, королев, этих глупых ладей и отважного войска из пешек; её шхуну снесло с якорей, как «Голландца», к чертям на кулички, на рифы, на мель, на пески (выбирай, что угодно, как хочешь, без шума и спешек, да не жалуйся и не кричи, что все это какая-то ложь и ошибка: там, в портах, никогда не видали, настолько чтоб шибко сбегали куда-то в туман к горизонту её корабли!) Замолчи, перестань, ей уже и не нужен твой бред, да и крик со слезой пополам уж привычно делить… Столько лет, столько лет все проходит, проносится вдаль, по обочинам! Трудно ль жить, если танец идет бесконечный на привычных граблях, что зовут всё в любимые вотчины, к чашке кофе (остыл он) на старом потертом столе в декабре, с ностальгией о тех, что кого-то когда-то любила? .. Отзови своё море, оно не ругает, лишь злится, но злоба пройдет, как проходит и боль головная сейчас… В этот чёрный, неискренний, с тенью обиды, в полночный (по Гринвичу) час мы смирились уже, не пытайся на штурм к возведенной стене: её сердце из камня, а ему, как уж знаешь, не остановиться. Корабли уплывают на юг, не прощаясь, а ей вновь снится море, тот чертов залив, что порвал якоря; ты прости, но сейчас уж вина велика, и под крики безумнейших чаек мы тебя покидаем. Звук навеки заглох, отзвонивши свой страшный набат.