Микаса/Леви. Слишком эмоционально, Аккерман.

      Сегодня был обычный солнечный день, в казармах, как всегда, было жарко; Микаса отдыхала днем, так как ночью девушке нужно было снова дежурить в штабе, но ей не спалось. "Ежедневные тренировки, броски...Эх, это так утомляет. Понять не могу, почему Эрен так хочет во всем этом участвовать. Но, все равно, он - моя семья, и я за ним куда угодно" - думала Аккерман, лежа на своей койке в казарме. Немного подумав, темноволосая решила прогуляться и подышать свежим воздухом: на улице всегда было полно народа и, в том числе, этот противный Жан, который вечно докучал сероглазой своим присутствием. Она увидела этого безнадежно влюбленного паренька, который помахал ей рукой в знак приветствия, и сразу же спряталась в ближайшие кусты от него же, таким образом, оставив Кирштейна думать, куда же подевалась девушка.       С самого утра Эрен, по приказу капрала, как обычно драил стены. Леви считал его лучшим в этом деле, доверял ему целиком и полностью, но при всем, при этом всегда пристально наблюдал за процессом со стороны. Порой, не удержавшись, мужчина сам хватался за тряпку, забывая о своем безупречном авторитете. У новобранцев развед-отряда считалось, что все свои эмоции капрал выплескивает именно во время уборки, поэтому всегда остается невозмутим. "Странно. Обычно здесь не бывает столь высоких температур, что же вызвало такую погодку?" - размышлял Леви, пока Эрен не вырвал капрала из его раздумий: - К-капрал! Пора заменить воду! - вскрикнул он, чуть заикнувшись, боясь где-то ошибиться или не угодить.       Мужчина, очнувшись, взглянул в ведро. Некогда прозрачная вода стала грязно-коричневой от постоянных погружений в нее тряпки. Эрен потянулся за ручкой ведра, но Аккерман схватил его за запястье. - Я сам заменю воду, - сказал он, и, приподняв ведро, направился к источнику, находившемуся на улице, за тем самым кустом, куда скрылась от нудного Кирштейна Микаса.       "Твою мать, господи, фу, какая гадость! Какого черта? Я убью того урода, кто облил меня этой гадостью" - мысленно материлась Аккерман. Несмотря на то, что девушка и бранилась, всячески выбирая орудия пыток для неугодного солдата, виду своей злости она не подала. Сегодня, конечно, было жарко и ей хотелось принять холодный душ, но увы, не грязный поток воды, которым её облили. В ноздри той сразу ударил запах мокрой пыли: Микаса поднялась с земли и встала, показывая тому, кто её облил, суровый взгляд.       Грязная вода стекала по волосам и рубашке девушки, оставляя грязные разводы на белой ткани, ощущения были весьма неприятными, но, увидев капрала, у девушки скопилось внутри еще больше ненависти, кому-кому, а ему она дать кулаком в это сердитое и невозмутимое лицо не может, а хотелось бы. Ей сейчас очень хотелось дать этому «карлику» по его чистой и безразличной моське, в эти серые и унылые глаза, да черноволосая задушить хотела этого гада, но мысленно убеждала себя в том, что ей влетит и, что так делать - нельзя. - Тщ, - хотела выругаться она, оскалившись, но потом лишь томно вздохнула.       Капрал, невольно окатив девушку мутной жижей, не чувствуя за собой абсолютно никакой вины, взглянул ей в глаза, такие же таинственные и загадочные, какими он сам обладал. Ничего не читалось в глазах обоих. И даже сейчас, в столь неловкий момент. Посмотрев этому карлику в глаза со взглядом, а-ля «я тебе ещё отомщу», Аккерман предпочла удалиться куда подальше от всего этого; её нынешний вид не скрылся от различных сплетен новобранцев и от Жана в особенности, этот юноша хотел было подойти к ней и спросить, что с ней случилось, но она одним своим взглядом дала понять, что ему уж точно не повезет, если он откроет свой рот. Почувствовав, что пауза слишком затянулась, капрал легонько встряхнул ведро и, резко развернувшись, направился обратно в фойе.       Пару часов сероглазая отмывала свои волосы и стирала свою рубашку, вспоминая об этом невеселом случае, она стирала одежду раз десять, пытаясь избавить себя и свои вещи от плохих позорных воспоминаний, мало того, что у неё была мокрая голова, так ей пришлось еще идти на ужин в одной куртке и майке, так как рубашка также была мокрой. До вечера, как ни в чем не бывало, мужчина продолжал уборку, уже отпустив своих помощников на заслуженный перекур и ужин.       Во время заветного таинства очистки помещений от пыли и паутины Леви менялся. Хоть и для других незаметно, но он менялся. Словно взгляд становился еще более пустым, сознание помутнялось, а голова освобождалась от утомительных раздумий.       "Мысли порождают воспоминания, воспоминания - боль, чувство боли - дает волю эмоциям". Вдруг перед его глазами пролетели все трагические моменты, когда-либо произошедшие в его жизни, жизни сильнейшего бойца человечества, ставившего чувства на второй план. Титаны. Людская плоть. Оторванные конечности. Реки крови. Рев. Зловоние. Грохот. Не выдержав резкого наплыва воспоминаний, капрал бросил тряпку, которой всего минуту назад тер стену и взглянул на свои руки. "Это...кровь? Кровь товарищей, которые погибли из-за моей глупости?". Мужчина тут же вскочил и побежал в столовую в надежде отмыть запятнанные ладони.       Девушка вошла в помещение столовой. Куртка не до конца скрывала торс девушки, открывая вид на её кубики; конечно, бедный Кирштейн подавился очередным куском картофеля, да и Армин с Эреном были в шоке от такого откровенного наряда их Микасы. Темноволосая поняла свою оплошность, но она должна была проследить за тем, чтобы эти двое хорошо подкрепились поэтому, когда Эрен что-то хотел сказать по этому поводу, она заткнула ему рот булкой. - Меньше болтай – больше ешь, можешь съесть и мою порцию, Армин, - сказала она и решила выпить пару глотков чая.       Столовая. Чуть отдышавшись, Леви открыл кран. Холодная вода тут же привела его в чувство. "Показалось?". Капрал оглянулся: перед ним велась спокойная трапеза. Все было как обычно, ни одной деталью этот ужин не отличался от десятков предыдущих, или нет?...Одежда Микасы. - Хмм...а я и не думал, что наша Микаса - девушка настолько легкого поведения, что вот так...могла прийти в столовую, которая заполнена практически одними мужчинами! - сказал какой-то идиот.       Некоторые из отряда уже приготовились к тому, что Микаса, минимум, надает пенделей этому выскочке, но на этот раз девушка продолжила с невозмутимым выражением лица пить чай, стараясь не обращать внимания на людей, которые стали переговариваться между собой. Больше всего черноволосую смущало то, что все парни стали как-то странно на неё поглядывать, оценивая или присматриваясь, в общем, это её ужасно нервировало и бесило. И снова какой-то идиот произнес: «Еще бы в трусах пришла, то-то бы весело было! Ха-ха, не правда ли?». «Успокойся, Микаса, давай, успокойся Аккерман. АЙ НЕТ, НЕ УСПОКОЮСЬ Я! Это все из-за этого карлика, мерзкий и несносный тип, ну ты у меня попляшешь еще!» - спорила с собой та. - А Жану нравятся такие, неправда ли, Кирштейн? Нравится большая грудь и каменный пресс, да? - спросил Конни, обняв, по-свойски, парня.       На этот раз Жан не только подавился, но и еще чуть не захлебнулся, а затем стал старательно бить себя в грудь, кашляя и краснея при этом от шеи и до ушей. «Чертов Конни, извращюга, да и Жан туда же. Когда этот дурдом кончится-то, а?» - покрывалась пятнами девушка. Ханджи с криком: «Девчонки, давайте меряться размерами», сняла с себя куртку, при этом у сероглазой возникла навязчивая мысль: «Не напилась ли она?»; бедная Криста, услышав эту новость спряталась за спиной у Имир, которая с радостью также сняла с себя куртку. Саша же продолжила есть уже таки третью порцию ужина с выражением лица, а-ля "делайте, что хотите – я спокойна, пока у меня есть еда, не важно какая, главное, что она есть". «Господи, кто-нибудь, остановите этот дурдом...» - тяжко вздохнула Микаса, но, так же, как и две другие девушки, сняла куртку, но тут же одумавшись, надела её. - Хватит валять дурака, куда более меня привлекают физические тренировки, в отличие от анатомических исследований. Ну же, покажите мне, на что вы способны... - серьезно произнесла Микаса, сжав руки в кулаки. – Нападайте. - Э-э...м-может как-нибудь в другой раз? В другом месте, - промямлила Ханджи. - Нападай. Если не хочешь ввязываться в разборки, быстро надень куртку и застегни свою рубашку. Я не шучу, - посмотрела на неё Аккерман. - А ты, Имир? Хочешь я проверю на тебе то, чему я научилась на тренировках, которые ты пропускала, чистя картофель в столовой? Мне очень "интересна" мысль о рукопашном бое с тобой, – спросила сероглазая. - Эм...ну как бы, - опять-таки стормозила Имир. - Я верю в тебя, Имир! - подбадривала её Криста сзади, как можно дальше отодвигаясь от обоих. - На. Па. Дай. - По слогам произнесла брюнетка. - Ладно, - сказала Имир и таки подбежала к Микасе, чтобы, как казалось Микасе, сделать первый удар, но увы. Толчок. И сероглазая, поскользнувшись на луже возле моек, летит на капрала, после чего они вместе, вытерев собой полы, пролетают в коридор. И теперь девушка лежит, придавленная тушей Ривая, как ей показалось, килограммов в сто. - Слезь с меня! – подала она голос, сталкивая с себя тушу брюнета.       Куртка Микасы распахнулась. Сквозь тонкую майку отчетливо виднелись очертания ее темных сосков, возвышавшихся над упругими бугорками груди, к которым, так и хотелось прикоснуться. Но, пытаясь не обращать на Микасу внимания, Леви встал, и, бросив укоризненные взгляды на каждого из присутствующих, принялся отряхиваться. Вскоре, поняв, что это бесполезно, и от грязи подобным методом он не избавится, мужчина удалился из столовой, звучно издав фирменное брезгливое: "Ти". То, что после ужина весь развед-отряд будет жестоко наказан, было понятно без слов. Каждое движение капрала всегда многозначительно и наполнено смыслом, но лишь он один знал, каким именно смыслом его движения были наполнены. Аккерман вошел в свою комнату, чуть затворив за собой дверь. Он принялся переодеваться, хотя его одежда не выглядела грязной, но, вдруг появившиеся странные ощущения, заставили его сделать это.