На берегу неба

Ноги приятно утопают в золоте песка, посылающего тепло по всему телу вдоль позвоночника до самых кончиков волос. Кажется даже кожа пахнет не гелем для душа, а самым настоящим теплом и немного солнцем. Губы сами растягиваются в улыбке, а глаза блаженно прикрываются. Тишина, нарушаемая лишь шумом волн, придает ясность мыслям и будит воспоминания, далеко-далеко запрятанные где-то в самом уголке сознания за семью печатями и множеством замков. Это не был их последний день вместе, но это был единственный отпуск на двоих, вдали от шумной, вечно галдящей компании одногруппников. Выбраться сюда настоял именно Лухан. Он шутил о излишней загруженности и "представь, как испугается менеджер, когда не найдет нас в пределах города". Минсок знал, что пожалеет о таком глупом побеге, но все равно согласился, уступая игривой улыбке. Только вот в глазах ее обладателя Минсок читал что-то далекое от радости. И только сейчас он понимает, что это была вовсе не усталость из-за все той же адской загруженности, а самая настоящая грусть. Несколько часов позора из-за вынужденной маскировки на скоростном поезде, пересадка на такси, где то и дело крутили их песни, маленький отель у самой кромки береговой линии, душный, отвратительно пахнущий номер - все это почему-то вспоминалось так ярко, что Минсок невольно кривится, готовый и сейчас беззлобно повторить: "ты совсем не умеешь планировать побеги, глупый Лухан". Тогда они не пробыли в номере и получаса - спасаясь от ворчания, китаец потащил Минсока прямиком на пустой пляж под капли проливного дождя и штормовой ветер. Никакие доводы разума не могли возобладать над доводами сердца, трепещущего от одного только взгляда на переплетенные пальцы. И Сюмин покорно плелся рядом. Ведь им так редко удавалось побыть вдвоем, что даже риск подхватить простуду не мог повлиять на решение сбежать подальше от людей. Лухан в очередной раз щебетал что-то, но Минсок не вслушивался в его слова, наслаждаясь мелодичным голосом и буйством стихии, как нельзя кстати передающей его эмоции. Внутри творилось черти что: переполняющая до краев любовь готова была вырваться наружу песней, нет, скорее криком, как это иногда делают влюбленные дураки. Чтобы эхом далеко за горизонт. Чтобы знали все. Тогда Минсок считал себя этим самым дураком: безумно влюбленным в глупого китайского парня, не умеющего здраво мыслить. Сейчас... А сейчас все было немного иначе: сердце молчало, лишь иногда пропуская такт, когда тело невольно вспоминало горячие руки, губы, скользящие по нему в попытках согреть и испить льющуюся с неба влагу. А небо, словно в отместку, не скупилось, обрушая все новые и новые потоки дождя, покуда два безумца не насытились друг другом. Сюмин невольно улыбается, поднимая взгляд от песка и всматриваясь в горизонт, где заходящее солнце оставило от себя лишь редкие лучи и немного света, пробивающегося сквозь облака. "Это берег неба", - прошептал тогда Лухан, когда между рассеивающимися тучами клоками то тут, то там стал появляться свет, превращая края облаков в объемные пушистые подушки, точь-в-точь отражающиеся от глади воды. - Он будет помнить все, что между нами было... Потом будут крики, ссоры, тихое: прости так вышло, неотвеченные звонки и работа, работа, работа. И только спустя год Минсок решится вернуться именно сюда, чтобы вновь увидеть берег неба и убедиться, что тот все помнит... Как и сам Минсок.