Через тернии к звездам: ПОД СНЕЖНЫМ ПОКРОВОМ

Он знал. Знал, что с такими нагрузками организм рано или поздно не выдержит. Но он не ожидал, что это будет настолько скоро. Эй, он вообще-то собирался еще взять в руки гитару, еще спеть! Бледные губы машинально обхватывают фильтр сигареты, втягивая никотин в легкие. Но горечи от ощущения тлеющего табака нет. Как нет и прежнего вкуса, который почему-то нравился Шоте. Эти стены наводят на него тоску, потому-то курить хочется с удвоенной силой. Но облегчения это не приносит. Не отпускает. А в районе груди больше не стучит. Он знает, что нужно уходить. Шота все понимает. Но... Где найти силы, чтобы встать с подоконника? Где найти силы, чтобы не пойти попрощаться? Адам, наверное, сляжет следом от такого. Шота тогда себе этого не простит. Тихий отрывистый кашель привлек внимание, но ему не хочется оборачиваться на оклик. Хотя, кажется, обращались именно к нему. Никого больше в уже опустевшей палате нет. Он не слышит шагов, но отчетливо ощущает прикосновение чужой ладони к собственному плечу. Косой взгляд в сторону и в поле зрения попадает край рукава грязно-зеленого цвета с рисунком в стиле милитари. Шота даже брови приподнимает в удивлении. Он ведь подумал об Адаме, который принес наброски новой песни. А... Точно... Шота кривит тонкие губы в усмешке, вновь зажимая меж ними рыжий фильтр. - Поднимайся. Нам пора, - низкий, немного хриплый и очень тихий голос выводит из прострации, будто вытаскивает из омута, так, как хватают маленьких несмышленых котят их матери — за шкирку, до совсем легкой, но ощутимой боли в районе нижних шейных позвонков. И Шота все же оборачивается. Чтобы увидеть за своей спиной того, кого уже давно и не надеялся увидеть. - Хидэ... - на выдохе, вместе с дымом. - Да, - с усмешкой таких же бледных, как и у него, поджатых губ. - Собственной персоной. - Зачем вы здесь? И как? - он хмурится. - За тобой. Пошли. И он просто разворачивается на 180 градусов, прячет руки в карманы широких штанов и неспешно идет обратно к двери, бесшумно чеканя шаг подошвами высоких, крепко шнурованных ботинок. И Шоте почему-то больше ничего не остается кроме того, как полностью обернуться и соскользнуть с подоконника вниз. Хидэ, кажется, ждет его. Он не прекращает шаг, но и не теряется из виду. И Йокояма, как щенок на привязи, следует за невысоким обладателем сутулых плеч и малиновой шевелюры, нарочито растрепанной и небрежной. Думать совершенно не хотелось. Если он начнет думать, то просто развернется и бросится обратно. Не в палату. А туда, где сейчас оплакивают его Аурель, Адам и горюющие фанаты. Туда, где все еще ждут и надеются, разумом осознавая, что поздно и верить, и надеяться, и ждать. Боги, позвольте не сорваться. В полупустом освещенном коридоре реанимационного отделения их шаги все же обрели звучание: мерный, отчетливый перестук тяжелой платформы и чуть подшаркивающие о кафельный пол подошвы кожаных туфлей. И как-то даже все равно на то, что никто из дежурящего персонала не заметил их. Наверное, он все еще не осознал до конца того, что произошло этим ранним утром. А вернее — просто не хочет этого принимать. Фигура знаменитого, наверное, на весь мир гитариста вновь завернула за очередной угол, на миг теряясь в лабиринтах больницы. Это похоже на сюжет заезженного фильма ужасов. Не хватает лишь мигающих люминесцентных ламп над головой. И это сравнение вызывает у Шоты немного нервную улыбку. Он чувствует энергию, исходящую от Матсумото, поэтому идет за ним не глядя, следуя за уже не бьющимся сердцем, которое ведет его. И только у запасного выхода он вновь ловит в поле зрения мужчину, толкающего тяжелую дверь. Шота привычно подается вперед, удерживая ладонью деревянный пласт, чтобы Хидэ мог спокойно пройти. И Мацумото, впервые за все время их «похода», замирает и поворачивает голову в сторону Шоты, улыбнувшись краем губ. То ли в знак благодарности за помощь, то ли с легкой, едва завуалированной насмешкой над аристократическими замашками. А затем он вновь отворачивается и просто скрывается в кромешной темноте пустынного пролета. Йокояма медлит. Удерживая дверь рукой, он буравит взглядом черный провал, навевающий мысли о картине «Квадрат Малевича». Что-то внутри подсказывает, что если он сделает шаг вперед, дороги назад у него уже не будет. Он бы долго еще стоял вот так, потонув в своих мыслях и раздумьях, если бы не бледная рука, появившаяся из тьмы. И Шота бы испугался, если бы не край рукава уже знакомой куртки. Рука крепко вцепилась в ворот черной рубашки и одним резким движением втянула мужчину туда, где еще пару минут назад скрылся гитарист X-Japan. Шота почувствовал, что провалился под лед. Нет, на самом деле никакой замерзшей воды там не было и быть не могло, но ощущение провала и обжигающего холода опалили кожу будто бы открытый огонь. Когда он наконец-то проморгался, заметил, что Хидэ подпирает плечом дверной косяк, гоняя между губами незажженную сигарету. - И долго я должен ждать? - голоса мужчина не повышает, но приподнявшийся в скептической ухмылке уголок губ явно выдает откровенное раздражение, направленное на замешкавшегося молодого гитариста. Матсумото, плавно отлепившись от стены, щелкает зажигалкой, поджигает сигарету, крепко затягивается и как ни в чем не бывало продолжает свой путь, больше не оборачиваясь. А Шота идет следом, ощущая, что ему это нужно. Теперь он стал понимать, что его настораживает в этом месте. Слишком уж нежилым и заброшенным выглядят лестничные пролеты для больничных. Пусть даже это всего лишь запасной, аварийный выход, которым пользовались редко и лишь в крайних случаях. Он считал, что такого быть не должно. Хотя, это ведь не Япония с ее дотошным отношением к порядкам и правилам. И все же, ощущение совсем иного, отличного от больничного, помещения его не покидало. До тех самых пор, пока они не оказались на последнем этаже. Хидэ толкает рукой железную дверь и слегка отходит в сторону, пропуская вперед своего спутника. Шота вышел на крышу, тут же прикрывая лицо рукой, в попытке уберечь глаза от режущего, ослепительно-белого света, полоснувшего словно ожогом по глазам. Едва они привыкли и Шота в очередной раз разлепил заслезившиеся веки, он смог увидеть площадку на крыше, куда его и привел музыкант. Кругом было белым бело. Под ногами пушистое, плотное «покрывало», приятно похрустывающее от любого движения, а перед ним и над головой — медленно скользящие в безветренном воздушном пространстве крупные хлопья снега. Он даже застывает, всматриваясь в кружащихся в вальсе «мотылей». И так бы и стоял, приоткрыв губы в немом восторге от столь завораживающего зрелища, если бы не комок снега, прилетевший в плечо. - Упс... - резко обернувшись, Шота видит крашеного брюнета в черном, который с наиневиннейшей улыбкой спрятал руки за спиной. - Исши, вы опять сходите с ума? Где это психически ненормальное существо, что затеяло этот выгул ясельной группы детского сада? - Хидэ меняется просто на глазах, он слегка откидывает голову и задорно смеется от вида бессменного сказочника-вокалиста. Тот лишь поплотнее кутается в темный с красным воротом длинный кардиган, неумолимо напоминающий их национальное одеяние — кимоно, и снова улыбается. Тот, о ком они только что говорили, заставлять себя ждать не пожелал — с неба прямо на голову Хитоши приземлился снежный ком размером с футбольный мяч. - ОШИДА!!! Я убью тебя! За спиной Исши появляются крылья. Настоящие, огромные крылья, с матово-черными перьями. Если присмотреться получше, в махровом полотне можно разглядеть красные перья — словно росчерки дорогой китайской туши для каллиграфии. Крылья с шорохом расправляются, поднимая рой взметнувшихся снежинок. И упруго оттолкнувшись ногами, Исши взмывает вверх, уже почти на лету загребая голой ладонью пригоршню снега. А сверху, откуда-то из-за молочной пелены раздается заливистый молодецкий хохот. Хидэ, прижавшийся спиной к стене, не прячет улыбки, подняв вверх голову. И Шота оборачивается к нему, с немой просьбой, сквозящей полным непониманием в глазах. Хидэто перехватывает взгляд, понимающе и так странно тепло, по-отечески, улыбаясь. Шоте кажется, что он откровенно сошел с ума, потому что это совершенно не тот Хидэ, что еще не так давно выступал для него проводником. И дело даже не в кардинально изменившемся внешнем виде мужчины, что теперь стряхивал с длинных кроваво-красных волос приставучий снег, которому, кажется, нравилось прятаться в ярких прядях. Как, кажется, нравилось и бледное лицо, с четко очерченными скулами, густо подведенные глаза и накрашенные губы. Даже бинди* в районе, так называемого, третьего глаза — чуть выше переносицы — им, кажется, была по душе. Шота заметил, как Хидэ, пофигистично бросивший вычесывать волосы, спрятал ладони под слоями рваной материи различной фактуры, с отличными друг от друга орнаментами и оттенками. - Хидэ-сан... Матсумото вновь поднимает голову, встречаясь взглядом с глазами Шоты. Но сказать он не успевает ни слова. Он лишь отступает в сторону на шаг и в то самое место, где Хидэ только что стоял, откуда-то сбоку смазано прилетает снежок. Оба взгляда устремляются в ту сторону, откуда вражеская артиллерия отправила первый, но явно не последний снаряд. За парапет, ржа как конь Пржевальского, ныряет темный силуэт. Следом за ним, вдогонку, откуда-то сверху неведомый кто-то запускает очередной белый ком. Кажется, там внизу, этим днем будут думать, что погода взбесилась, забрасывая токийских жителей то ли гигантскими снежинками, то ли крупным недоградом. Шота прячет улыбку за ладонью. Ему все еще кажется это все странным и ненормальным, но почему-то он среди них ощущает себя своим. Будто бы он... Дома. - Ну что, Шота-кун? Покажем им мастер-класс по игре в боулинг? - крепкая ладонь опускается на плечо и Йокояма кивает улыбнувшемуся Хидэ в ответ. - Выбьем пару страйков. Можешь метко целиться? Нам кегли еще отловить надо. Шота тихо смеется. Кивает, тем самым заверяя семпая о том, что за меткость он может не беспокоиться. Хидэ тут же отстраняется, подхватывая с бетонного покрытия горсть снега и сминая ее в плотный шар. Мужчина, с виду такой угрюмый и мрачный, не стесняясь задирает подол длинной кофты и принимается складывать в образовавшийся подхват метательные снаряды. И Шота поддается всеобщему безумию, запуская пальцы в снежную труху. Хидэ почти сразу же вскидывает голову, будто учуявший что-то зверь, и шустро подрывается с места, хватая замешкавшегося Шоту свободной рукой за рукав. Гитарист бежит за волокущим его музыкантом, оборачиваясь назад. Прямо на то место, где только что были они, обрушился целый шквал снежных шаров, пара из которых были больше похожи на боевые снаряды ВВС. Спрятались они за маленьким железным строением и Шота понимает что не случайно - с этого места был отличный обзор. Хидэ, уже оценив это, коварно усмехнулся, любовно поглаживая собранные в подол снежки. Обстрел велся не на жизнь, а на смерть. Засевшие на кирпичной будке, каким-то только им ведомым чудом сговорившиеся, Ками и Кей, отлично контролировали обзор со всех сторон, засыпая снежной пылью и снежками головы некстати высунувшихся из укрытия. Дайскэ, подобно бомбардировщику, обстреливал всех подряд сверху, периодически швыряя такие кома, от которых некоторых личностей накрывало чуть ли не с головой. Исши больше ходил, точнее бегал, скинув кимоно, чтобы не мешало. Но все же он иногда позволял себе подняться в воздух, к неугомонному, до сих пор гордо носящему свой псевдоним существу. И то только лишь для того, чтобы запустить очередной снежок в веселящуюся и довольную жизнью физиономию. Еще один мужчина, идентифицированный как Жасмин Ю, участия в общем побоище принимал немного. Он, спрятавшись под козырьком, лишь открыто и счастливо улыбался, сияя как лампочки на рождественской елке, смеялся над особенно глупыми и забавными моментами и отмахивался или вытирался от запущенных в него снежков. И вот они уже повалялись прямо на истоптанном, «перепаханном» снежном поле, запрокинув лица к небу. По-детски счастливые, с горящими глазами и улыбками, в которые то и дело пытаются растянуться тяжело глотающие воздух рты. Даже Шота, щуря глаза, слегка улыбается. Отпустило. Его отпустило. Он не хочет больше туда. Не хочет больше вниз. Он хочет лишь запомнить дорогие ему лица такими, какими они были. Без боли и слез. - Эй, - белый свет резко пропадает из поля зрения и над Шотой возникает растрепанный, уже шутливо побитый остальными, но счастливый до безобразия, Дайскэ. - Ты как? Шота прикрывает глаза, чуть поджимает губы, слизывая улегшиеся на кожу снежинки, затем улыбается. - Я в порядке. Спасибо. Он слышит, как шуршат рядом одежды других, как они, не желая поднимать сморенные усталостью тела, лениво подползают к нему. Кто на коленках, кто прямо так, по-пластунски, даже не соизволив оторвать себя от приятно охлаждающего разгоряченное тело покрова. Шота приоткрывает глаза. Вокруг него все те, кто еще пару мгновений назад чудили и дурачились, вовлекая его в шуточную войну, в негласном, но таком необходимом, одном на всех, желании помочь. Тем, чем могут. Пусть даже такими нелепыми способами. Ради своих, пусть еще и не совсем знакомых, они готовы на все. Ведь чья рука, как ни кого-то из них, может удержать от необдуманного? Шота чувствует, как в шесть рук его поднимают, ставя на ноги. А уж сколько рук его отряхивало от снега, он и сосчитать не успел. Его встряхнули, ободряюще и крепко приложили ладонью аккурат между лопаток, по очереди обняли, наконец-то приветствуя. Шота улыбнулся, осматривая собравшихся: приведший его сюда Хидэ, расслабленно курит, спрятав вторую руку под рваными краями тканей своего странного одеяния, Дайскэ, с видом ученого-лепидоптеролога**, изучает одинокую снежинку оригинальной формы на плече гитариста X'ов. Та, переливаясь радужными гранями, забирала все больше внимания Хироши на себя, заставляя мужчину снова уподобляться ребенку. Исши участливо улыбается и расправляет крылья над их головами, укрыв словно куполом. Мужчины невольно сдвинулись плотнее. Жасмин наконец-то скинул с головы капюшон, встряхнув состриженными в каре каштановыми волосами, позволяя им самим лечь так, как им хочется. Ками, улыбаясь, потрепал молодого басиста по волосам ладонью в кожаной митенке. Юичи улыбнулся в ответ, даже не пытаясь поправить сбившиеся волосы. Кей по-дружески обнял Ю за плечи с другой стороны. Шота смотрит на них и понимает, уже не в первый раз за этот день, что он дома. Хидэ выбрасывает окурок под ноги и придавливает носком ботинка. Исши тихонько кашляет, привлекая внимание к себе и Шота оборачивается в сторону вокалиста. Шинохара, укрывающий их от усилившегося снега, держит в руках его гитару. - Если хочешь, можешь потом материализовать остальные. Я выбрал ту, которая приглянулась мне, - Исши тепло и немного смущенно улыбается, словно бы извиняясь за вольность. - А микрофон... Я отдам тебе один из своих, если ты не будешь против. Шота закусывает губу. А затем и вовсе прикрывает рот ладонью, не сдерживая слез, заструившихся по бледным щекам. - Спасибо вам. Он забирает гитару из рук мужчины. Бережно. Аккуратно. И перебрасывает широкий кожаный ремень через плечо, устраивая инструмент поудобнее. И теперь он особенно остро чувствует на себе взгляд Хидэ. Он смотрит внимательно, словно ища что-то. Возможно немой ответ на вопрос, который слышал каждый из присутствующих здесь. - Ты поможешь нам? Шота кивает сразу. Не раздумывая ни секунды. И снова его сжимают в тисках крепкие мужские объятья. Уж и не сосчитать во сколько рук. Уже не холодно. И больше не будет. Он знает и чувствует это. Снег продолжает кружиться и падать, отсчитывая знакомый ритм классического вальса. Неуловимая мелодия звучит в голове, и словно бы именно под нее кружатся белые мотыли. Он всматривается в белую пелену, которая застилает город, пытается что-то разглядеть за молочной пленкой. Это не конец. Это начало. И он знает, что справится. Как справится и его дорогая жена. Как справится и Адам. Там, внизу. Его любимая и его друг смогут отпустить его. Он знает это. Потому что теперь его место здесь. А где-то далеко, за мутной пеленой, за неисчерпаемым количеством снежинок, в темноте неба зажглась новая звезда. * бинди - это знак правды, цветная точка, которую индианки рисуют в центре лба, так называемый «третий глаз». Традиционно бинди носят только замужние женщины. Хотя сегодня бинди является стильным украшением, и примерить его может каждая. Интерес хиппи- и техно-движения к Индии привел бинди в Европу и Америку, где оно из спиритуального символа превратилось в модную деталь. ** лепидоптеролог — ученый, изучающий представителей отряда «Чешуекрылые насекомые» (бабочки).