Счастье подобно бабочке...

Оли воспринимал жизнь только через боль. Она рвала его на части, не давая передышки, и разум подсознательно старался избежать ее, снова и снова погружая раненого в глубину беспамятства. Потом омега снова приходил в себя и даже слышал чьи-то голоса, но чьи они, не мог понять, сосредоточив все свои слабые силы на борьбу с телесными страданиями. Иной раз пробовал открыть глаза, свет проникал через ресницы и давил, тогда он оставлял попытку и лежал, пережидая острое мучительное жжение в боку, только оно не проходило и терзало тело, - зло, бесконечно и жестоко. - Не двигайся, тебе пока нельзя, - в какой-то миг он разобрал слова. - Я знаю, очень больно, но придется потерпеть. Сейчас я дам отвар, попробуй выпить. Чья-то рука коснулась головы, скользнула на затылок и приподняла. Рот приоткрыли, звякнула о зубы ложка, остро пахнуло лугом и травой. Оли пить не хотел, но почему-то подчинился. Вяло глотал, не понимая вкуса, иной раз и глотнуть не получалось, и жидкость вытекала изо рта на подбородок и на шею. - Все хорошо, Оли, не беспокойся... - чей это голос, он такой знакомый? - Сейчас я оботру твое лицо. Вот так, теперь лежи и постарайся ни о чем не думать. Тебе надо поспать, во сне все заживает в два раза быстрей. Когда снова проснешься, будет лучше... Оли пришел в себя под вечер. Открыл глаза, увидел знакомый потолок своей спальни, на нем луч солнца угасающего дня. Боль мучила его уже не так, тогда он рискнул повернуть голову и посмотреть вокруг. Приятно пахло смесью трав и... альфой. К тому ж не просто альфой, а Ригелем. Этот особенный неповторимый запах Оли не спутает ни с чем и никогда. А вот и он, откинув голову на спинку кресла, спит. Щетина на щеках, а под глазами синие круги. Даже в вечернем свете солнца ясно различимы... Ригель... Оли напрягся и припомнил все. Свое отчаяние, страх и безнадежность, когда их с Эстеваном повели со связанными за спиной руками, злорадного Маклира и его кулак, разбивший в кровь лицо. Потом откуда-то вдруг появился Ригель, красивый и нарядный, словно Бог. В сердце лавиной хлынула отчаянная радость, но тут их взгляды встретились, и Оливьер оцепенел, увидев в серых глазах графа так хорошо знакомый ему азарт охотника, наконец-то поймавшего в силки свою добычу. На место радости пришла опустошенность, Оли попятился, словно надеясь убежать, плечо Эстевана его остановило. - Все будет хорошо, малыш, не бойся. Теперь все будет хорошо, - услышал на ухо чуть слышный шепот, но утешения Эстевана вызвали в душе лишь досаду. В тот миг Оли совсем забыл, что накануне верил в Ригеля и ждал, что он придет за ним, не бросит в трудную минуту. Сейчас он думал лишь о том, что альфы все как близнецы, все на одно лицо, они кроят мир по своим удобным меркам, не думая о том, что их резак кому-то причиняет боль. Оливьер не хотел смотреть, но все равно смотрел, словно глаза не подчинялись мозгу. Видел двух альф, их ненависть и противостояние друг другу, с недоумением и мукой понимая, что победителю в награду он - беспомощный и жалкий раб, отвергнутый и Богом, и людьми. Стоя на перекрестке судеб, он сам не понимал, как относился к Ригелю, все чувства в нем застыли и сдались на милость разуму, жестко сказавшему, что граф - виновник всех ужасных бед, что Оли довелось испить. Итак, или Маклир, или Ригель - другого не дано. С первым его ждала жестокая расплата, а со вторым... возможно будет очень хорошо, но все же следовать за ним или остаться, решит не Оли. Он будет вынужден достаться победителю, тому, кто отобьет его, как долгожданный приз, и уведет с собой, а этого омега не желал, ни разумом, ни сердцем. В ушах стучала кровь, поэтому он плохо слушал, и пропустил решающий момент, когда белый от бешенства Маклир вдруг бросился к нему с ножом в руках. Молча стоял, смотрел в лицо своей погибели и даже не боялся. Опомнился, когда мелькнула тень, брызнула кровь - это Эстеван принял на себя удар. Тогда он закричал, от страха за того, кто пострадал невинно, ради того, чтобы его спасти. Не спас. Маклир ударил снова. Боль была столь сильна, что Оли потерял сознание и больше ничего не видел, в последний миг успев подумать, что его мучениям настал-таки финал, и больше никаким самцам не удастся рвать его на части и навязывать свою волю... Словно почувствовав на себе взгляд раненого, Ригель вскочил и бросился к постели. Он улыбался и глаза его блестели. - Ты наконец пришел в себя. Я рад. Как чувствуешь себя, что-то болит? - Граф Ри... - Оли не фамильярничал, просто на то, чтобы выговорить имя, не хватило сил. - Ясень... Эс-стеван, что с ним? - С ним все в порядке, милый, не переживай. Плечо ему перевязали, рана заживает. А ты? Как ты? Что беспокоит? Говори... - Как мой... - Оли запнулся и умолк, не зная, как назвать свой ненавистный плод, но этого и не требовалось, ибо Ригель понял его без всяких слов. - Я сделал все, чтобы спасти ребенка, но удар ножа не оставил ему шансов, - тихо сказал он, дотрагиваясь пальцами до тонкой руки, лежавшей поверх одеяла. - Знаю, ты не хотел рожать, но все же это был живой здоровый плод, который мог бы вырасти достойным человеком. Эстеван очень огорчен, но также чрезвычайно рад, что смог тебе помочь в такую трудную минуту. - Помочь? - не поворачивая головы, пробормотал Оливьер. Пальцы Ригеля были теплыми, прикосновение их странно действовало на него и отвлекало. - Да, он закрыл меня собой. - Не только это, Оли. Твоя рана оказалась очень глубокой, к тому ж пришлось еще и извлекать ребенка. При операции ты потерял так много крови, что твоя жизнь оказалась под угрозой. Понадобилось переливание от другого человека, на островах я научился это делать, вот только кровь бывает разная, не каждая годится. Взял образцы у всех, но ни один из нас не подошел, потому что у тебя оказалась редкая группа крови. Она совпала только с Эстеваном, хотя сначала я не хотел включать его в число возможных доноров, он тоже ранен, но маркиз настоял, и его кровь подошла. Положение было серьезное, поэтому, учитывая, что других вариантов нет, я перелил тебе немного от него, а он твердил, чтобы я брал как можно больше.... "Кровь Ясеня мне подошла. И что же это может значить? Что он на самом деле мой родной отец?" - Как он сейчас? - сказал Оливьер вслух. - С ним все в порядке? - Пока он слаб, ему надо побольше спать, но кровь имеет свойство восстанавливаться, и довольно быстро... Оли, ты знаешь, кто такой Эстеван Ди? - Да, господин мне рассказал, - с усилием сказал омега, - спасибо и ему, и вам, я этого не стою. Могу ли я задать вопрос? Что будет с нами после всех этих событий? Господина маркиза по-прежнему будут винить в том, что укрыл сбежавшего раба? - Нет, - честно ответил Ригель, - никому из вас ничто не будет угрожать, я написал уже об этом дядюшке в столицу. Ты сможешь жить или по-прежнему здесь, с Эстеваном, или вернуться к Земам. Кстати, твой старый воспитатель поправляется, и хоть не сможет быть таким подвижным, как до получения увечья, но на своих ногах передвигаться будет. Ну все, поспи, тебе надо набраться сил, такие длинные беседы преждевременны... - Постойте, у меня еще вопрос, - Оли взглянул ему в глаза и на мгновение застыл, забыв, о чем хотел спросить, так много было в них печали. Хлопнул ресницами, нахмурился, потом продолжил, несмотря на поселившееся в глубине души сомнение, а стоит ли об этом говорить? - Если нам с господином ничего не угрожает, должен ли я ехать за вами, граф Ривьер? Вы говорили, что приехали сюда и из-за меня, что бросили свой пост и положение в столице. Но здесь предстали перед всеми в вашем истинной обличье. Что это означает, ваша милость? Может, Вы передумали и возвращаетесь назад, к супругу? - Нет, я не передумал, Оли, и предложение мое осталось в силе. Но ты мне ничего не должен. Все будет так, как сам решишь, я примирюсь с любым твоим решением, но буду счастлив, если ты со мной поедешь... Нет-нет, не надо отвечать сейчас, поговорим об этом позже, хорошо? Не думай ни о чем и отдыхай. Он наклонился, бережно поправил одеяло и вышел за дверь. В гостиной натолкнулся на Эстевана, который медленно шел к лестнице, намереваясь подняться на второй этаж. - Маркиз, зачем вы встали? - строгим лекарским тоном сказал Ригель. - Рана и дополнительная трата крови - отнюдь не шутки, вам еще нельзя вставать. - Хочу взглянуть, как Оли, сердце ноет, - признался Эстеван. - А вы оттуда, граф? Вам тоже не мешает отдохнуть, на призрака похожи. Но почему такое выражение лица? Что-то не так, мальчику плохо? - Рана в порядке. Заживает. Прошу вас позаботиться о нем. Теперь, когда совпала ваша группа крови, я думаю, что он действительно ваш сын. Если желаете, я помогу оформить нужные бумаги и дать ему вашу фамилию и титул. - Я был бы только рад, если, конечно, Оливьер не возражает. Но почему вы говорите так печально, граф? Зачем вы просите меня заботиться об Оли? Вы справитесь с этой задачей лучше всех. - Маркиз, я уезжаю из Оклуши, сразу же, как получу известие о том, в порту ли мой корабль. Но даже если не в порту, я все равно уеду из поселка, немедленно, как только соберусь. - Он горько усмехнулся, уловив в глазах маркиза удивление, потом продолжил. - Я опоздал, и это опоздание ничем нельзя исправить. Оливьер изменился, пережив насилие и боль, он даже смотрит на меня теперь иначе, и это изменение я прочитал в его глазах. Он не простит меня, не примет, и конечно же, он никуда со мной не поедет. Об этом даже и мечтать не стоит, и я не буду спрашивать его лишь для того, чтобы услышать слово "нет". - Но для чего вам уезжать? Вы можете жить и в поселке, лечить людей, и может быть со временем, Оли вернется к прежней жизни. - В пределах графства я остаться не могу, тем более, что староста и мировой судья знают теперь, кто я такой, - с грустью ответил граф. - Я сам себе отрезал все возможные пути, и вариантов не осталось. Прощайте, Эстеван, я дам все нужные рекомендации Уману, да вы и сам, как я слышал, тоже знаете немало в знахарском искусстве. *** - Равиль... о, извините, господин Ривьер! - возле лечебницы навстречу бросился Уман. - Я восхищен вашими навыками, просто очарован. Не мог бы даже и подумать, чтобы рожденный благородным стал заниматься лекарской наукой! Прошу вас, научите меня технике операций и переливания крови! И неужели же на островах уменье исцелять достигло столь значительных высот?! - Я скоро уезжаю из Оклуши, Уман, но кое-что успею показать. Кроме того, оставлю пару книг и небольшую часть своих приспособлений. Пока же должен съездить к Земам, там у меня, вы знаете, тоже есть пациент. Прошу вас позаботиться о раненых в поместье Ди, сейчас их жизни ничего не угрожает, вы справитесь и без меня. Я утром загляну, узнать, как происходит заживление. - Но у меня к вам тысяча вопросов! - воскликнул было Уман, но тотчас же сник. - Простите, постоянно забываюсь, что вы вельможный граф, и мне положено смиренно преклонять колена. Не беспокойтесь, с господином Эстеваном и омегой все будет в порядке, я приложу все силы, чтобы они поправились без осложнений. В поместье Земов при его появлении на двор высыпали почти все слуги. Впрочем, они не подошли, остановившись в глубине, с почтеньем пропустили старика Грегора. Он молча ждал, пока Ригель слезет с коня, и тут же низко поклонился. - Милорд, простите старика. Вы сразу показались мне знакомым, но я подумал, что ошибся. К тому же ваша скромная одежда и борода... - Не извиняйтесь, господин Грегор, - мягко прервал Ригель. - Да, понимаю, вы хотите расспросить меня о многом. Я все вам расскажу, пойдемте к Харту. Он верно рад, что Оливьер нашелся. - Да! Он сегодня даже встал, правда далось ему это непросто, и если бы не слуги, то ушибся. Словно помолодел на десять лет, но я, признаюсь, не сказал ему, что Маклир ранил Оливьера. Как рана, расскажите мне скорей, если что-то плохое с парнем, буду век жалеть, что понапрасну обнадежил друга. - Оливьер поправляется, все будет хорошо, - скрывая грусть, чуть улыбнулся Ригель. - Пока идем, давайте разрешим еще одну заботу - об управляющем. Зинта вы больше здесь не можете держать, он замышлял отнять у вас поместье. - Да, знаю, - горестно кивнул старик, - я доверял ему, приняв как завещание, слова брата о том, что он порядочный и верный человек, но Зинт нас предал, укусив ту руку, что его кормила. Что будет с ним, вельможный граф? Маклир сидит в тюрьме, ждет приговора по обвинению в покушении на двух человек, но Зинт вроде ни в чем не виноват, только формально. Он мстительный, и я немного опасаюсь. - Не беспокойтесь, я велел судье арестовать и Зинта. Он явный и безоговорочный сообщник сына, его преступных замыслов вполне довольно для сурового наказания, и Зинт его не избежит. Оба отправятся отсюда на галеры. - Жаль, что Зинт оказался подлым человеком, - снова вздохнул старик. - Он был отличным знатоком всех здешних дел, кем заменю его, просто не знаю... - Есть человек, и я об этом тоже собирался с вами говорить. Его согласие уже получено, слово за вами. Это Корет Ливон, порядочный и энергичный альфа, он через многое прошел и будет вам незаменим в поместье. Если согласны, то он завтра же приступит к должности, хозяин! - Торговец мясом? - с небольшим сомнением спросил Грегор. - Вы в нем уверены, милорд? - Уверен, можете поверить. Он деловой и очень умный человек. Вы лучше просто не найдете... В чем дело, господин Грегор? Если вам предложение не по нутру, я не настаиваю, ваше право выбрать управляющим кого-нибудь другого. - Нет, я хочу у вас еще спросить, пока мы тут одни, и Харт не слышит. Чтоб лишний раз не волновать его. Скажите, граф Ривьер, раз вы так говорите про управляющего, про галеры, значит, никто не будет нас преследовать за укрывательство... хм, господина Оливьера Рю, так ли я понял? Зинт угрожал мне, требовал, чтоб подписал бумаги на него. И с парнем что, с Оливьером, я про него? Вы заберете малого с собой? - Пойдемте к Харту, - грустно улыбнулся Ригель. - Он тоже должен знать об этом, и поверьте мне, расстроен он не будет. *** В тюрьме, как и везде в огромном мире, настала ночь. Свет узникам не полагался, горел только один светильник возле входа, и в этом душном сумраке двое сидели на соломе в узких клетках, разделенные перегородкой. Две неподвижные фигуры, на первый взгляд оба как будто бы дремали, но это было далеко не так. Старший шумно дышал, а младший иногда сыпал проклятиями через стиснутые зубы, дергал скованными ногами, и цепь беспечно, даже весело бренчала. - Заткнись! Что толку материться! - наконец не выдержал старший. - Сам виноват во всем, и я с тобой лишился разума, старый дурак. Зачем полез на омегу с ножом? Не видел, что мальчишка с брюхом? О, неужели я родил такого идиота, единственный мой сын? О, если бы ты был не столь охочий до омег, если б повел себя умнее! Сейчас мы жили бы как господа и ждали внука! А что теперь? Ты собственной рукой убил ребенка, наш род угас, а мы окончим жизнь в рабах. - Да кто же знал, что этот чертов лекарь - граф Ривьер? - буркнул Маклир. - Все по его вине. Какого хрена он сюда приперся за мальчишкой? Если бы не он, у нас бы все сложилось так, как надо! - Он стукнул кулаком в решетку и завыл. - О, как бы я хотел добраться до ублюдка! Надо сбежать, отец, надо сбежать и удавить его, как мерзкую пиявку. И заодно спалить дотла поместье Земов! - Потешь себя, дурак, может, полегче станет, - плюнул в сердцах Зинт. - Хоть здесь веди себя потише. У нас есть время до суда, может удастся что-нибудь придумать. Только вот чепи на руках и на ногах. Кто приказал нас заковать, словно разбойников с большой дороги? Я так и вовсе ничего не сделал. Надо бы жалобу подать судье, добиться послабления. - Кому? Судье? Он в рот глядит уроду графу! - Я вроде не урод, по крайней мере внешне, - раздался рядом насмешливый голос Ригеля, произведший на узников эффект грома средь ясного неба. - Но что до вас, вот тут я сомневаюсь. И кто бы мог подумать, что в благополучной солнечной Оклуши имеются такие вот злодеи. Судья, ты слышал, что они тут замышляют? Теперь согласен, что им суд не нужен? - Согласен полностью, милорд, - стало светлей, два стражника с факелами в руках приблизились и встали по бокам от клеток, почтительно пропустив вперед судью. - Сим объявляю вам, что мною принято решение о вашем наказании, Зинт и Маклир. Утром в железной клетке вас доставят в порт и сдадут на судно в качестве рабов. Бежать не выйдет, даже не пытайтесь. Пойдемте, господин Ривьер, эти преступники не стоят снисхождения. - Все кончено. Все с нами кончено, дурак! - отчаянно воскликнул Зинт и повалился на солому, но тут же снова подскочил, вцепившись скрюченными пальцами в решетку. - Граф... лекарь... умоляю! Мой внук, может, он все же жив? Скажите правду, ооо... скажите! Хотя, о чем я говорю? Вам ведь не выгодно, чтоб он родился. Убийца, это вы его сгубили!!! - Я сделал все, чтобы спасти младенца, - с презрением ответил Ригель. - Вы сами были там и видели, кто виноват в том, что случилось. Прощайте, недостойные людишки, я очень рад, что никогда вас больше не увижу. Да, кстати, слышал, что среди рабов известны случаи насилия друг друга, там нет омег, одни лишь альфы, а уж кастрат придется им особенно по нраву. Так что ты скоро испытаешь на себе все то, что учинил с Оливьером, ублюдок. *** - Граф уезжает из Оклуши, Оли, - тихо сказал Эстеван, с любовью и заботой глядя на бледное лицо своего сына. - Не пожалеешь о решении остаться здесь? Оли прикрыл глаза и не ответил. Сердце рвалось на части и болело, но бросить Эстевана, без раздумья кинувшегося ради него под нож? Бросить наставника и старика Грегора? Наверняка Харт выплакал все слезы, пока считал его погибшим, теперь его священный долг помочь ему подняться. Кроме того, Оли не мог сейчас представить себя рядом с альфой, даже и с Ригелем, ему было тоскливо, стыдно, страшно. После стыда и боли, что он пережил в тот день, после мучительных сомнений, будет ли ребенок от ублюдка, и после потрясения, когда все стало очевидно, в нем поломалось что-то главное, и он не знал, сумеет ли вновь научиться радоваться жизни. Теперь ребенка нет, и это хорошо, но все равно он чувствовал себя неимоверно грязным, словно его облили с головы до ног дерьмом и не давали вымыться, заставив свыкнуться и примириться с гнусной вонью. - Не пожалею, - сделав усилие, он выдавил слова, которые повергли его в хаос и смятенье, но вместе принесли и облегчение от тяжкой ноши, которую он словно скинул с плеч, вместе с отказом. Эстеван ничего на это не ответил, молча сидел и гладил сына по руке.