***
— Альберт Фиш, рождённый в 1870г, по статье 115 преднамеренного убийства и статье 116 противостояния службам правопорядка, с заключением вменяемости приговаривается к смертной казни через электрический стул. Права на апелляцию и пересмотр дела нет. Суд закончил свое заседание. Приговор привести в исполнение в течение трёх дней. Все свободны, — проговорил судья, и я расслабился. Жаль только, на последнем желании мне не дадут попробовать детского мяса. Из зала меня сразу же увезли в тюрьму Синг-Синг, где и привели приговор в действие. Я сидел три дня в одиночной камере, а когда уже меня посадили на стул, один из исполнителей спросил, как я себя чувствую. О Боже, он ещё беспокоится обо мне. — Это довольно занимательно – самому поджариться. Надеюсь, Вам понравится запах моей плоти, и Вы подавитесь слюной. После этих слов я усмехнулся, наблюдая очередное отвращение вперемешку с ужасом. Мой палач опустил рубильник, и через меня прошло тысячи вольт. Ранним утром 16 января 1936 года самый старый заключённый тюрьмы Синг-Синг и, пожалуй, один из самых страшных, был казнён.Часть 1
5 декабря 2015 г. в 11:29
Стою перед зеркалом и привожу в порядок последние детали своего образа. Причесываю седые волосы и брови, усы, бороду. Гм… Смотрю на себя и думаю, что я ещё ничего так, несмотря на престарелый возраст. Подмигнул своему отражению и, накинув потёртый пиджак, направился из дома прогуляться к детской площадке.
Я специально приехал в этот отдалённый район Бруклина, снял себе уютный чуть отдалённый домик и живу здесь уже несколько месяцев. Воздух в этом городе более-менее чистый, лес рядом, люди приветливые – рай для меня. Никто не заглядывает в душу, ну и не шарахаются, как от чужого, да и район такой, что легко можно затеряться, тебя и не вспомнят.
Что я здесь забыл, спросите Вы? А я Вам расскажу.
Моё имя Альберт Фиш. Мне пятьдесят семь лет и у меня шестеро детей, взрослые, правда, уже. А ещё я люблю детское мясо. Оно такое нежное, сладкое, хотя мне больше по душе остренькое.
Пристрастил вкусом к такому деликатесу меня друг. Он матрос и в одной из своих поездок с ещё несколькими такими неудачниками загулял и застрял в порту Китая. В итоге ему пришлось задержаться там, на месяц, благо, были деньги, поэтому жилось там неплохо. В этом порту друг попробовал человечину.
Перенаселение было страшным, и люди, чтобы прокормить старшее население, ели детей. Очень ценилось мясо мальчиков и девочек четырнадцати лет, не познавшее ещё последствия плохой экологии и генетики. Молодое и мягкое, оно было не хуже говядины или свинины.
Мой друг тайком провёз двух таких детей, купил их там как какую-то скотину, потом отбивал, ломал хрупкие, не окрепшие до конца детские косточки, потрошил и готовил: жарил, варил, запекал в духовке. Всегда по-разному. Долго уговаривал попробовать меня, и, в конечном счете, сдался, пошёл у него на поводу. Я такого не ел никогда за свою жизнь.
Было так сочно, вкусно, головокружительно... Оно таяло во рту, оставляя после себя лёгкое послевкусие. Мой друг всё время говорил, что главное – хорошо приготовить. Он беспрекословно прав: лишь правильно запеченное мясо будет радовать вкушающего сие великолепие.
Я решил попробовать сам приготовить после тюрьмы, отсидев два года за кражу, и мне понравилось.
Моей первой жертвой стал миленький пухлый мальчишка. Он так забавно трепыхался. Со слезами на глазах молил отпустить и пытался отбиться небольшими кулачками. А этот незабываемый вкус нежного мяса... Как жаль, что оно так быстро заканчивается. Поэтому я сейчас в этом богом забытом городке у окраины леса.
Гм… Пока я вам рассказывал свою короткую автобиографию, подошёл к нужному мне месту. На площадке играют двое ребят трёх-четырёх лет.
— Привет, малыши, — мило улыбаюсь детям, ведь чтоб не спугнуть, нужно быть вежливым. Протягиваю одному из них леденец в яркой обёртке. Тот, что постарше, незамедлительно отреагировал и потянулся к конфете. — А как вас зовут? — смотрю на них, не отводя взгляд. Дети уже улыбаются и совершенно не боятся меня. Они так наивны, но мне нравится.
— Я Билли, а это тоже Билли, — отвечает четырёхлетний мальчишка и указывает на своего друга, вертя в руке конфетку.
— Ух ты! Два Билли, сегодня определенно мой день.
— Почему? — слегка удивлённо спрашивает.
— А два одинаковых имени. Я могу загадать желание.
— Но ты же не фея, ты больше на Бугимена похож, страшный, — я усмехаюсь большой фантазии трёхлетнего Билли и на радость ребёнка достаю ещё одну конфетку. Малыш счастливо взвизгивает и убегает, словно отберу, а старшему, видно, обидно. Вот он, мой шанс.
— Хочешь ещё конфет? У меня дома их целый мешок! — ребёнок улыбается своей невинной улыбкой и, взяв меня за руку, идёт рядом, обрекая себя на неминуемую мучительную смерть, а меня – на вкусный ужин.
По дороге строю из себя полоумного старика, но дома, как только мы зашли, я полностью меняюсь. Резко хватаю ребёнка за волосы и запираю в подсобку. Бьется, истерит, истошно крича жалкое «Мама! Мамочка!» и умоляет отпустить. Но как бы он не кричал, его никто не услышит. Хотя и откладывать нельзя – его могут хватиться в любой момент.
Пока мальчишка срывает своё горло в криках, я огромными шагами поднимаюсь на второй этаж своего домика, ураганом залетаю в спальню и скидываю с себя одежду, раздеваюсь догола – нельзя пачкать её в крови. Адреналин буквально бурлит во мне, и сердце бьётся в сумасшествии. Как бы с моим-то возрастом не заработать инфаркт.
Спускаюсь обратно в подсобку, мальчик отпрыгивает вглубь, но он в тупике. Ему некуда деться. На бледных щёчках дорожки слёз, а в больших глазках испуг, и у меня внутри от этого зрелища буквально бабочки запорхали. Не могу больше ждать!
Хватаю пацана за волосы и подтаскиваю к себе. С одеждой не церемонюсь и рывками срываю её. Голый ребёнок в ужасе буквально застыл, а я ложу его себе на колени и начинаю шлёпать, получая от этого неизгладимое удовольствие, что даже мой член начинает дёргаться от переполняющего чувства. Попка такая мягкая, упругая, кожа, как бархат, с нежным розовым оттенком, а хрипы... Просто музыка для моих ушей. Я, наверно, от одного вида могу кончить. Прикрываю глаза от удовольствия и прилагаю всю силу, отбивая его филейную часть. Ум-м-м.. Мясо будет восхитительным!
Подкидываю пацана в руках, разворачивая к себе лицом, и бью по нему же. Тот пытается прикрыться руками, но что его силёнки против моих. Бью до тех пор, пока мальчишка не повисает в моих руках безвольной куклой. Что ж, готово. Кидаю малого на небольшой столик в подсобке и ухожу на кухню за разделочным ножом – выпускать кровь надо не наобум.
Возвращаюсь, связываю его ноги и подвешиваю вниз головой за крюк. Всё приготовлено заранее – я долго оборудовал это место, как бойню. Без всяких угрызений совести хватаю его за шею и провожу по ней ножом. Кровь хлынула слишком резко, и я еле успел подставить ведро, позже из нее сделаю кровянку – довольно вкусное блюдо. Тельце на крюке немного подергалось в судорогах и всё, мальчик издох, как барашек.
Я разрезаю его щёки, вырезаю язык и гланды, отрезаю остатки с лица, губы и кладу в отдельную миску, наслаждаясь чудесным ароматом и видом оставшейся крови на моих руках. Их можно приготовить первыми, остальное чуть позже.
Уношу всё на кухню, промываю и выкладываю на противень. Пока мясо жарится в духовке в течение четверти часа, я готовлю лук и бекон, потом всё добавляю туда же, к мясу, заливаю литром воды и отправляю обратно в духовку. Оно должно получиться очень сочным и сладким.
Пока всё готовится, разделываю остатки тушки, избавляясь только от кишок, головы и крупных костей, упаковываю всё и уношу в холодильник.
Аромат от готового блюда был умопомрачительный, что слюни текли на грудь, как у дауна. Мясо получилось красивым на вид, с коричневой корочкой, как я люблю. Его язык и щёки поистине мягки и сладки, словно конфета таили во рту. А вот гланды – гадость, я их не смог прожевать, в итоге выкинул в унитаз и смыл. Мне потребовалось четыре дня, чтоб я смог полностью съесть это прекрасное чудо.
Так я и жил, отлавливая глупых детишек и съедая. Одну девочку даже увёл из-под носа родителей. А спустя почти десять лет написал им письмо, делясь своими незабываемыми впечатлениями и рассказав им какой чудный вкус она имела.
Меня поймал Кинг, детектив, который расследовал мои преступления. Никак не могу понять, как ему это удалось. Где я просчитался? Ведь каждое действие, каждый шаг, вздох, продумывался месяцами. И я даже мог сбежать, да старик – прыти маловато, не смог его зарезать, да и, видно, маразм давал о себе знать. Я стал теряться в событиях, путаться, забывать места. Вот он и подловил, обманул. Не понял я подставы. Конец моей самой сладкой жизни. Увы, не попробую я больше милых маленьких детишек.
Все расследование я просидел в карцере, меня даже не допрашивали, а пытали. Каждый, из этой тюрьмы в Синг-Синг, норовил ударить и обидеть немощного старика, и было столько слушаний. Кинг особенно жестоко меня «расспрашивал», а мне и терять-то нечего, я все ему рассказывал, с лёгким злорадством наблюдая, как он бледнеет и корчит гримасы отвращения. И мне это безумно нравилось, я получал тонны наслаждения, упиваясь его беспомощностью что-либо исправить.
Перед психологами старался косить под идиота, психически неуравновешенного, с отклонениями. Ведь, по сути, психов в моей семье хватало и это просто могло дать мне пожизненное, но, увы…