До десяти

Раз. Сигаретным дымом по лёгким. Любимая песня играет сквозь старый замученный динамик, и мой голос вместе с фальшивым звуком проигрывателя тоже звучит как-то скрипяще. Как после долгой болезни, когда недостаточно разработаны голосовые связки, и слова вырываются хриплые, срывающиеся. И вроде бы столькое сказать хочется, но молчишь – стыдно дать понять людям, что со своим-то крепким иммунитетом ты настолько часто пытался почувствовать себя живым на холодном балконе под метелью, что всё-таки умудрился заболеть. Делай вид, что так задумано. Это же просто песня. Давлю улыбку и слышу смешливое «Ну и чего ты лыбу давишь?» Замолкаю, и сил только и остаётся что оскалиться. Откуда же тебе знать, как я улыбаюсь, когда пытаюсь сдержать слёзы. Ветер нещадно бьёт по лицу, заставляя ещё плотнее укутывать в шарф и так больное горло. Два. Глупые воспоминания. Предпочитаю не ходить по местам памяти, слишком долго потом не могу уснуть. Не рядом, не вместе. И вроде больно, так, что даже кричать хочется, но не позволяют простуженное горло и собственная гордость. Да и вообще блевать тянет, стоит только представить успокаивающие объятья и вредную привычку на берегу озера в четыре часа утра. Никотин. Уже больше похож на смысл жизни, чем способ избавления от напряжения. Хотя секс помогает лучше. Как же это отвратительно. Пора бросать курить. Три. Мерный стук колёс. Одна и та же дорога каждый день, и даже люди одни и те же, занимают одно и то же место в одном и том же тамбуре. Только небо за окном поезда каждый вечер неизбежно меняется. И уехать хочется дальше нужной станции, только вот времени в обрез. Вернуться нужно до наступления пресловутого «завтра». А может, просто перевести время? Сейчас, вроде как, одиннадцать вечера, а я поставлю четыре утра. И переживу день заново. Только вот не каждый момент жизни хочется переживать снова и снова. Да и мой закат снова поменяет краски. Четыре. Весна снова наступает на глотку. Но любимое пальто настолько уютное, что я просто не могу изменить себе и не надеть его. Это что-то вроде стены, защищающей от всего мира. Только, кажется, я снова забыл о принципе разрушать вокруг себя любые стены. Видимо, меняется не только небо над головой. Солнце нещадно слепит глаза, а я как идиот пялюсь на ещё не до конца растаявший снег. Потому что на вновь засиявшую после зимнего сна звезду нужно любоваться двоим. Делить время, чувствовать одно и то же, дышать одним воздухом. Но свой кислород я точно никому воровать не позволю. Я точно дебил. Пять. Одиночество в толпе – слишком распространённое явление. Только вот отличить действительно пустую душу от охотника за вниманием, порой, бывает тяжеловато. У меня много таких знакомых. Они никогда не могут прочитать моих эмоций. То у меня слишком много проблем, то я слишком весёлый, то я скучный, то слишком безбашенный. На самом деле – я даже не всегда понимаю, откуда они берут все эти эмоции во мне. А на их – я просто не обращаю внимания. Пустышки. И разговоры о звёздах с ними поверхностные. И чай недостаточно сладкий. Хотя я никогда не любил чай с сахаром. Шесть. Я чувствую, как отчаяние проедает во мне огромную дыру. У него всегда был свой цвет. Серо-голубой. Кто-то может сказать, что чёрный, но это не так. Это уже депрессия. А отчаяние – это скука. Это вечно трясущиеся руки и влажные от слёз и истерик глаза. Это шестая скуренная подряд сигарета и пустой холодильник в течение нескольких дней. А для меня – это синоним голубым глазам, раньше бывшим безбрежным океаном. Теперь в них только лёд и капля… того же самого отчаяния. Странная тавтология. Замкнутый круг. А глаза, кстати, тоже потеряли свой цвет. Теперь они серые. Может, потому, что мне стало так неприятно в них смотреть. Семь. Я хочу избавиться. Я не знаю, как закончить это предложение и самому для себя понять, от чего именно мне нужно избавляться. Я просто смотрю в небо, а оно всё в голубом, фиолетовом, розовом, и, казалось бы, руку протянешь и отхватишь себе таки кусочек чего-то яркого, игристого и пьянящего, словно шампанское в бокале. Но вместо этого я стою на крыше и протягиваю руки к небу, грозясь свалиться с грёбаного одиннадцатого этажа к чёртовой матери. Только лучше от этого не будет. Хотя и хуже – тоже. И я стою на крыше, облитый всполохами закатного солнца, вытирая влагу слёз с лица. Да пошло оно всё. Восемь. Он стоит рядом и курит, а я не могу смотреть на его отточенные движения, каждое из которых я знаю практически наизусть. Он молчит, и я молчу. Потому что у нас так принято. Мы молча курим вместе, чтобы разбежаться, а через какое-то время снова встретиться и снова молча курить. Это что-то вроде ритуала, который меня до дикости раздражает. А мне и правда дико. Я смотрю на него и чувствую поднимающуюся изнутри злость. Она полыхает огнём где-то под сердцем, и я сдерживаю трясущиеся руки, чтобы мой кулак не заехал ему по скуле из-за механической точности его движений. Он такой же, каким был раньше. Но почему-то совсем другой. И я другой. И я даже готов признать, что снова и снова жду этот раздражающий ритуал. Девять. Я снова в центре внимания. Каждый мой шаг, каждый вздох – не заметил один, так заметил другой. Они промолчат. Но поздним вечером я почти физически буду чувствовать, как они перемывают мне кости. Снова оскал. Сколько долбанного внимания к моей скромной персоне, меня даже гордость берёт. Лжец. Ты никогда не перестанешь волноваться, чувствуя пристальный взгляд в спину. Ты будешь стараться делать всё идеально. Но как всегда всё испортишь. Небо – мой спаситель. Оно во всём, что вокруг меня. В моём сбивчивом дыхании. В веснушках той милой рыжей девушки, что живёт двумя этажами ниже. И его глаза – тоже небо. Пусть и зимнее. Пусть и закрытое от меня на семь замков. Десять. Пора бросать курить. Пора отказаться от отчаяния. Пора покинуть своё «небо». Мне кажется, я нашёл то, от чего мне нужно избавиться. То, что я всегда считал для себя самым значимым, тянуло меня в бездну, и я тонул, не имея возможности выбраться из этой пучины. Сегодня я курю последний раз. Пачка Винстона была куплена только вчера и совсем не собиралась заканчиваться, но стоит мне только докурить её – я опять пойду за новой. Нет. Хватит. Если нужно – откажись от себя. Откажись от прошлого. Разбивай руки в кровь, раздирай глотку в крике, но не возвращайся назад. Хватит биться об лёд. Никакие небесные краски не помогут его растопить. Я делаю последнюю затяжку и направляюсь к урне. «Не будет сигареты?» Как удар по нервам. Я оборачиваюсь на голос, сталкиваясь взглядом с Отчаянием. Небо моих любимых глаз снова стало безбрежным океаном. Он улыбается мне впервые за долгие месяцы. Кажется, я никогда не брошу курить.