Однажды... Взорвать мир.

Мне было двадцать пять лет, если верить документам, и лет семнадцать, если верить внутреннему ощущению. Я был абсолютно несамостоятельным человеком, который даже коммунальные счета был не в состоянии оплатить сам. Родители развелись, когда мне было двенадцать, и с тех пор я жил с матерью, отец исчез из моей жизни; после расставания на суде я видел его всего раз, он приходил за вещами, принес мне какие-то коллекционные монеты, которые я сначала бережно хранил, а потом выбросил, чтобы как можно меньше вспоминать об этом козле. Мама не жаловалась на то, что он не платит алименты, даже не обращалась в суд, всегда рассчитывала только на себя. Она у меня молодец, я точно пошел в отца, как ни хотелось бы это признавать. Спустя два года после развода, она решила вернуться в родной город. Как-никак там были все ее друзья и родственники, так что не было никакого смысла сводить концы с концами в той дыре, названия которой и вспоминать не хочется. Мне было четырнадцать, когда я оказался здесь. Огромный, невероятно красивый город, в котором было все, кроме друзей. Первый год оказался самым трудным: я постоянно терялся и опаздывал в школу. Метро было сущим кошмаром, в который мне приходилось окунаться дважды в день. Меня грабили регулярно, а в школе никто не обращал на меня внимания, ведь я слишком выделялся среди других детей: белая ворона из какого-то захолустья. Но даже такое отношение окружающих меня почти полностью устраивало, лишь бы только не издевались. Впрочем, попытки задеть меня за живое все-таки были, но быстро закончились, ведь я не самый интересный в этом плане человек. Если меня загоняют в угол, я всегда смогу постоять за себя, хоть и не люблю показывать свою силу в повседневной жизни. Ринг - вот это уже другое дело, там можно почувствовать свободу, зная, что противник если и уступает тебе в силе, то не намного. В общем и целом меня все вполне устраивало. А по поводу недостатка дружеского общения я сильно не переживал, старался вести нормальную жизнь, стал в одиночку ходить в кино и по магазинам, разобрался со временем в подростковой моде и популярной музыке. Прошел всего год, а меня было не узнать. Деревенский мальчишка исчез, уступив место загадочному одиночке, который прекрасно учился и был на высоте в любом виде спорта, к тому же за тот год я сильно вырос, детскость почти ушла из черт моего лица, мной стали интересоваться девчонки. В шестнадцать лет я лишился невинности, но даже не вспомню имени той, с которой провел ночь. Мои отношения с девушками никогда не длились долго, особенной привязанности ни к одной из них у меня не было; я всегда выбирал тех, у кого была большая грудь и низкий IQ; с умными девушками было слишком сложно поддерживать отношения без обязательств, к тому же они всегда старались узнать меня лучше, залезть ко мне в душу и вытащить оттуда что-нибудь эдакое. После школы я стал зависать с компанией шумных подростков, собирающихся на заброшенном стадионе неподалеку от моего дома. По вечерам кто-нибудь обязательно приносил гитару, и они разучивали новые хиты своих любимых групп, попивая пиво и ругаясь так, что уши вяли; но маму это не заботило, ведь с учебой у меня был порядок, на меня не поступало никаких жалоб, да и дома я вел себя примерно. К тому же, я сильно изменился, благодаря этим хулиганам: стал общительным и раскрепощенным. Маме эти изменения были по душе - она сама заразилась моим позитивным настроем. Вскоре она нашла хорошую работу, и мы переехали со съемной квартиры в небольшой уютный дом: там было три спальни и гостиная, совмещенная с кухней, я обожал сидеть там и читать книги. На мне была уборка дома и иногда приготовление еды. Еще через год мама вышла замуж второй раз. Ее муж оказался неплохим дядькой, я даже с ним подружился; мы вместе ездили на рыбалку раз в месяц, он разрешал мне пить пиво и курить сигареты, а со временем и мать перестала обращать на это внимание. Она сменила свою фамилию. Он называл ее Лайза, хотя ее имя произносится как Лиза, а она всегда обращалась к нему Томас; я же звал его просто Том, и меня не заботило, нравится ему это или нет, однако он никогда, по крайней мере, в открытую, не выказывал мне своего недовольства. Вот так спокойно и шла моя жизнь вплоть до двадцати пяти лет, как я уже упомянул в начале своего рассказа, когда на пороге нашего дома появился внебрачный сын Тома - Рюдзи. Восемнадцать лет назад, когда Тому было двадцать семь, он вынужден был прожить полгода в маленьком городке на юге Франции, чтобы сохранить свое рабочее место. Там он познакомился с молодой художницей Юки, приехавшей в этот город к другу всего на несколько недель. Она рисовала, когда Том после долгой кропотливой работы в офисе прогуливался по полю и случайно натолкнулся на нее. Она оказалась общительной девушкой, владеющей несколькими языками. Юки хотелось потренироваться в разговорной речи, а Тому было просто приятно проводить время с симпатичной иностранкой, так и завязался их недолгий роман, а его результат стоял на пороге нашего дома и хмуро смотрел Тому в глаза. Рюдзи показал нам письма, принадлежащие его матери. Она написала Тому несколько штук, в которых рассказывала о себе и о сыне, об их жизни, обо всем на свете, но ни одно из них так и не решилась отправить. Вернувшись в Японию, она сразу же вышла замуж, и ее муж был в курсе, что ребенок не от него. Они всю жизнь скрывали происхождение Рюдзи от родственников и от него самого, но когда у Юки обнаружили рак поджелудочной железы, и стало ясно, что жить ей осталось недолго, она смогла рассказать всю правду сыну, отдала письма и новый адрес Тома. Это случилось полгода назад. После ее смерти Рюдзи выгнали из дома, вручив билет на самолет, и он решил попытать счастья здесь, раз все равно больше идти ему было некуда. Сразу после его появления Том позвонил его отцу и о чем-то долго разговаривал, запершись в спальне, после чего вышел и позвал маму; они какое-то время совещались, а потом объявили нам с Рюдзи, молча сидевшим на диване в гостиной в ожидании вердикта, что теперь мы будем жить все вместе. Так у меня появился сводный брат. И вот тут все и началось. Моя беззаботная жизнь закончилась, мне пришлось приспосабливаться к новым условиям и учиться быть самостоятельным. Меня заставили устроиться на работу, и я не нашел ничего лучше, кроме как работать фрилансером: писал и переводил небольшие статьи. Рюдзи усиленно готовился к вступительным экзаменам в колледж, а когда он поступил, Том и мама объявили о переезде. Я воспротивился, отказался переезжать вместе с ними и остался жить в нашем уютном доме. Поначалу я думал, что мне будет одиноко, но по большому счету в моей жизни ничего не изменилось: я все так же сидел по вечерам с книжкой в гостиной или выбирался куда-нибудь с друзьями, теми самыми, которые играли на гитаре и пили пиво, когда мы были подростками, а сейчас превратились во вполне обычных людей. Работать приходилось больше, иногда я сутками не спал и доводил себя до голодных обмороков, но это давало свои результаты: я научился распределять время, выбирать прибыльные и менее изматывающие заказы и научился самостоятельно оплачивать счета. Теперь я мог приводить домой девушек и не бояться, что родители услышат наши приглушенные стоны, а также разбрасывать одежду, не мыть посуду и питаться полуфабрикатами. Моя жизнь начинала мне нравиться. Я продолжал ходить на тренировки, много читать и я даже начал писать научно-фантастический роман. И вот однажды, после долгой ночи, потраченной на очередной заказ, я спустился вниз, чтобы чего-нибудь перекусить, пересек гостиную и подошел к холодильнику, но дверцу так и не открыл. В доме стояла гнетущая атмосфера, что-то было не так, но что именно я своим замученным сонным сознанием сразу определить не смог. Развернувшись к гостиной и пошире раскрыв глаза, я, наконец, заметил его. Рюдзи сидел за обеденным столом и внимательно наблюдал за мной, а я теперь внимательно наблюдал за ним. И донаблюдался до того, что заметил стоящий рядом с ним небольшой чемодан. - Куда-то собрался? - Лиза и Том решили, что будет лучше, если я поживу с тобой некоторое время, - отчеканил Рюдзи и замолчал. Я не до конца понял смысл сказанного им, но он явно ждал моего ответа, поэтому я пробормотал нечто нечленораздельное и отвернулся. Съев бутерброд и запив его соком, я погасил пожар в желудке и отправился спать, совершенно забыв, что Рюдзи все это время сидел за обеденным столом. Проснувшись следующим утром от дикой головной боли, я вдруг осознал, что моей замечательной жизни в одиночестве пришел конец. Первым делом после душа я позвонил маме и узнал еще более шокирующую новость. Они с Томом решили отправиться в кругосветное путешествие. Вот так! Бах! И решили. И ладно-то я, но Рюдзи, черт его дери, всего полгода живет здесь; он ведь только познакомился со своим отцом и пытается привыкнуть к новой семье, которая тем временем, никого не предупредив, сдает дом каким-то незнакомым людям и сматывается. Так я ей и сказал, после чего выслушал нелицеприятные высказывания в свой адрес сначала от мамы, а потом от Тома, и разговор закончился тем, что я извинился и пообещал заботиться о брате до тех пор, пока они не вернутся, а когда это случиться не знал никто. Второй вещью, которую я сделал, - был разговор с Рюдзи, оказавшийся еще менее продуктивным, чем моя попытка вразумить родителей; к тому же, я чувствовал свою вину за то, что ему пришлось провести целые сутки в гостиной, ведь я так и не дал ему четкого ответа о том, можно ли ему здесь остаться, не сказал, где ему спать, и даже не дал ему одеяла. В итоге и разговор у нас с ним не завязался. - Я буду убираться и готовить. И постараюсь, чтобы ты не заметил моего присутствия, - хладнокровно заявил он, когда я провожал его в дальнюю спальню. Там уже стояла кровать и имелся встроенный шкаф, однако Рюдзи нужен был еще стол и компьютер, поэтому после обеда мы отправились в родительский дом и забрали оттуда все необходимое, заодно познакомились с жильцами, вполне приличными людьми. Он работал прорабом в большой строительной фирме, а она оказалась практикующим на дому психологом, даже дала мне свою визитную карточку и сказала, что будет рада помочь, если у нас с Рюдзи возникнут какие-либо проблемы. Честно говоря, я не знал, какие могут возникнуть проблемы с человеком, с которым даже поговорить не получается. Я не имел ничего против своего сводного брата, но он казался мне еще более нелюдимым, чем был я, когда мы только переехали в этот город, и я понятия не имел как мне с ним себя вести, хотя его, казалось, вообще не заботило отсутствие взаимопонимания между нами. Жильцы приглашали нас на ужин, но мы отказались и отправились домой сразу после того, как забрали все необходимое. К вечеру все вещи Рюдзи были перенесены в его новую комнату, но он не стал сразу их разбирать, а спустился вниз и приготовил ужин, как и обещал. Ужинали молча. Я хотел было взять тарелку и отправиться к себе, чтобы избежать напряженной атмосферы, но он так на меня посмотрел, что я передумал это делать и постарался покончить с ужином как можно быстрее. Когда оказался в своей комнате вздохнул с облегчением и принялся за сложный проект, который должен был отвлечь меня от гнетущих мыслей, а когда закончил с ним, принялся писать свой роман, пока не отключился. Я проснулся от того, что кто-то ерошил мне волосы. Я не стал открывать глаза, когда понял, что это был Рюдзи. Он просто стоял за моей спиной и зарывался рукой в мои волосы. Я если честно был просто в шоке. Не прошло и суток, как со мной произошла одна хрень со свалившимся на голову сводным братом, так теперь происходит еще и другая хрень - этот самый сводный брат за каким-то хреном перебирает рукой волосы спящего меня. Но потом я почувствовал, как его другая рука взяла мышку и покрутила колесико, он на мгновение перестал гладить меня по голове, а затем продолжил, и тогда до меня дошло, что он читает мой роман, ведь я его не закрыл, а так и заснул на клавиатуре. - Что ты делаешь? - все еще лежа на ней, спросил я. - Читаю эту замечательную чушь, - спокойно ответил он, но руку из моих волос не убрал, а я после его слов и думать о ней перестал. - Как это "замечательная чушь"? - А так. Идея замечательная, но реализация ужасная. Сразу ясно, что ты ничего не понимаешь в робототехнике. Я завтра с утра пойду в колледж, а после зайду в библиотеку, принесу тебе пару книг, - ответил он и ушел, но вскоре вернулся и добавил: - Ужин я приготовил. В доме убрал. Приду поздно. Я еще какое-то время пролежал в том же положении, думая о его словах, а когда услышал, как стукнула калитка, потянулся и встал. Внизу меня ждал мисо-суп, тушеное мясо и салат из огурцов и помидоров. Я ел и думал о Рюдзи. Я ведь и вправду почти ничего о нем не знаю, даже не знаю, на какой специальности он учится и где находится его колледж, есть ли у него друзья или девушка. Интересно, куда он ушел сегодня? Я даже не знаю, когда у него день рождения, и естественно ничего не знаю о его интересах. После ужина я зашел в комнату сводного брата, где царила идеальная чистота, и порылся в его вещах, но меня ждало полное разочарование: у него не было ничего компрометирующего, даже в истории его браузера я нашел только прогноз погоды и пару кулинарных сайтов. На столе лежали книги по механике и роман "Над пропастью во ржи". В шкафу на самом верху я нашел пару писем его матери, адресованных ему, и, как ни стыдно в этом признаться, прочитал их все. Она рассказала ему о том, как познакомилась с Томом и как решила о нем забыть, ведь это было всего лишь мимолетное увлечение, не более того. В общем и целом никакой новой информации о Рюдзи я в этих письмах не нашел. Тогда я решил позвонить Тому и спросить у него, ведь они целых полгода жили вместе и уж что-то он о своем сыне знать должен. - Он хороший мальчик. У него прекрасные оценки, он оказался в числе лучших поступивших в этом году учеников. Жаль, что ему пришлось приехать сюда и пойти в не самый престижный колледж, ведь он мог бы с легкостью учиться в любом университете. Но что уж теперь поделаешь, его приемный отец решил, что семейный бизнес унаследует брат Рюдзи, а его отправил к нам. - Вообще-то колледж, в котором он учится, считается очень престижным. Один из лучших в стране. - Серьезно, что ли? - Серьезно, конечно. Как ты мог этого не знать? Вроде взрослый умный человек... Боже. Ладно, проехали. У него есть какие-нибудь увлечения? - Он говорил, что ему нравится читать в библиотеке. Думаю, ему нравятся книги. И еще он смотрел какие-то мультики, их еще как-то по-особенному называют... - Аниме. - Да, да. На подготовительных занятиях он подружился со сверстниками, часто ходит с ними куда-нибудь. Как-то раз даже девушку домой приводил, познакомил с ней нас с Лайзой. Рэми, кажется, ее зовут. Ну, что еще тебе сказать? Он самостоятельный, молчаливый, все делает сам. На рыбалку со мной ездил как-то раз, но видно было, что ему это не нравится, так что на выходных мы в основном ходили все вместе в семейный ресторан. Не беспокойся за него, если ему что-то понадобится, он сам скажет. Просто постарайтесь поладить, хорошо? Я заверил Тома, что им не о чем волноваться и повесил трубку. Даже после разговора с ним, я все еще ничего не знал о Рюдзи, и я так и не спросил, на каком факультете он учится, а потом подумал, что мне вовсе незачем это все знать и закончил с расследованием. Я уже давно не выбирался никуда, а так хотелось праздника, вот и решил позабавиться с кем-нибудь из знакомых, пока братца нет дома. Пригласил одну из своих подруг в кино, и уже через два часа мы сидели на последнем ряду, моя рука гладила ее грудь, а ее язык неуверенно касался моих губ. По ее горячему дыханию я понял, что фильм нам досматривать не обязательно, и, схватив ее за руку, потащил к выходу. Она дрожащим голосом выказывала недовольство, но послушно шла за мной к выходу из кинотеатра, к стоянке такси и к моей кровати, конечно. У меня не было секса уже около месяца, поэтому сдержаться я не смог и грубо взял ее сразу после того, как повалил на кровать, но она особо не сопротивлялась, только кричала так громко, что мне приходилось постоянно ее целовать, чтобы хоть как-то заткнуть. Я надеялся, что Рюдзи все еще не вернулся домой, но после нескольких заходов думать обо всем лишнем перестал и растворился в желании. Когда я закончил, она не могла даже встать, так что я разрешил ей остаться на ночь и заснул рядом, чего, наверное, делать не стоило, ведь утром мне пришлось знакомить ее с братом. У него были красные опухшие глаза и отстраненный вид, и я уж было подумал, что он пил вчера или еще чего хуже, но он не стал ждать моих вопросов и ответил сам. - Так вот из-за кого я не смог уснуть этой ночью. Спасибо, брат, за спокойную ночь перед вступительной церемонией, - сказал он и улыбнулся. Я впервые видел на его лице улыбку - она была пугающе прекрасна. Он был жутко зол, а я снова чувствовал себя виноватым. Моя спутница не выдержала молчания за завтраком и ушла, не съев и половины. - И зачем было говорить это при ней? - Это твоя девушка? - Нет, просто... - Тогда какая разница, что я при ней сказал? Я быстро собрался и вызвался сопровождать Рюдзи; думал, что он откажется и снова мне нагрубит, но он ничего не ответил; по его взгляду я понял, что он вовсе не против моей компании. Народу было много, очень много: все фотографировались, улыбались, радовались и внимательно слушали скучные выступления. Я сфотографировал брата на фоне колледжа и с парочкой странных рыжих совершенно не похожих друг на друга близнецов (то, что они близнецы я узнал от Рюдзи чуть позже), которые периодически шептали что-то Рюдзи на ухо и громко смеялись, и сразу отправил фотки родителям на email, чтобы они видели, что я действительно участвую в его жизни. Колледж выглядел очень большим: в здании недавно сделали ремонт, был даже небольшой парк и своя библиотека. Я походил по территории и осмотрелся, постарался не мешать брату общаться с друзьями, но когда увидел рядом с ним шикарную блондинку, не удержался и подошел поближе. Она была настроена враждебно. Сначала просто что-то быстро и тихо говорила, потом начала тыкать Рюдзи в грудь, чуть было его не ударила, а потом расплакалась и убежала. Он же просто повернулся к своим друзьям и улыбнулся той самой злой улыбкой, которую продемонстрировал мне сегодня утром. Когда все мероприятия закончились, я отправился домой, а Рюдзи остался, сказав, что они собираются пойти в кино. Всю дорогу до дома я думал о той блондинке и как хладнокровно мой брат выслушивал ее жалобы. Мне было интересно, что между ними произошло, и почему он был абсолютно безучастен, я бы так точно не смог. Я никогда не влюблялся, более или менее серьезные отношения у меня были лишь однажды, все мои интрижки заканчивались благополучно, я всегда здороваюсь со своими пассиями и помню их всех по именам, а если кто-то из них закатит мне подобную истерику - я не сдержусь и обязательно заключу ее в свои объятия. Я могу быть грубым в сексе, но в отношениях никогда бы не смог. Мне казалось, что потихоньку я начинаю смотреть на Рюдзи другими глазами, правда еще точно не знал, что отражается в этих других глазах. Я долго думал об этой сцене, но так и не решился спросить о ней у брата, решив в конечном итоге, что это вообще меня не касается и что мне не стоит лезть в его личную жизнь. Следующие несколько месяцев пролетели без происшествий. Рюдзи иногда заносил мне книги по робототехнике и даже пару раз приносил собственные заметки и предложения. Сюжет моего научно-фантастического романа, правда, от этого сильно не продвинулся. Я не понимал и половины из того, что читал в этих книгах, но признаться в этом брату так и не смог, тем более после того, как он выиграл право на поездку в столицу для участия в научной конференции с докладом, конечно же, по развитию робототехники. Благодаря этой конференции я узнал, что день рождения у него в начале марта, когда покупал нам билеты на самолет, а он узнал, что у меня день рождения в сентябре. - Значит ты дева, - задумчиво сказал он и вернул мне паспорт. Когда родители узнали о достижениях Рюдзи, то просто потребовали, чтобы я отправился вместе с ним и записал его выступление на видео; я попытался было возразить, но моя попытка была зарублена на корню, вместе с моими мечтами о рождественской вечеринке, веселье и безудержном сексе. А по прибытии в столицу я узнал, что для студентов, участвующих в конференции, забронированы недорогие двухместные номера, и что все остальные номера уже заняты другими участниками конференции и отмечающими рождество туристами. Вот уж не думал, что здесь будет столько народу. Я попытался было улизнуть в другой отель, но был пойман Рюдзи и отправлен в номер, а он тем временем зашел к организаторам за планом выступлений и прочей неважной для меня информацией. Номер оказался не самым плохим, но довольно тесным. Комната была длинной, достаточно узкой, между двумя кроватями, придвинутыми к противоположным стенам, оставался узкий, сантиметров тридцать, проход. Напротив кроватей, на стене, висел большой телевизор; я включил его сразу как зашел в комнату, и принялся разбирать сумки; хотелось поскорее привести себя в порядок и лечь спать. В коридоре висело большое зеркало, в которое я рассмотрел себя с ног до головы и сделал вывод, что если сделаю нормальную прическу и надену приличный костюм, то вполне смогу подцепить кого-нибудь завтра вечером, чтобы хоть немного развлечься. Ванная оказалась еще меньше, чем я мог себе представить, но это было совершенно не важно. Рюдзи вернулся, когда я выходил из душа; он немного замешкался, увидев меня полуобнаженным, но ничего не сказал. Я быстро переоделся в пижаму и лег, а он еще какое-то время копался в своих записях и что-то тихо повторял про себя, наверное, он слишком волновался перед завтрашним выступлением, и мне следовало его как-то подбодрить, но тогда я до этого просто не додумался. Он вышел из ванной в одних шортах, с перекинутым через плечо полотенцем и лег на кровать. - Устал? - Конечно. - Я в ванной фен оставил. Высуши волосы и ложись спать, а то простудишься. - Мне не семь лет, - ответил он, и на этом наш разговор закончился. Я подумал, что лучше б я вообще ничего не говорил, но я из тех людей, кому нелегко молчать, уж лучше говорить глупости, чем вообще не говорить, особенно если речь идет о Рюдзи. С ним каждая минута воспринимается так, будто он бомба, а ты не знаешь, как ее обезвредить, и чем больше проходит времени, тем ближе ты к смерти, а умирать мне не хотелось. Мы посмотрели какой-то дурацкий фильм про зомби и заснули. Ночью я проснулся от того, что Рюдзи стонал во сне, и кажется, эти стоны стали причиной того, что мне приснился эротический сон о том, как я занимаюсь сексом с тремя девушками сразу. Причем вопреки здравому смыслу, у всех девушек были маленькие груди и темные волосы, что абсолютно не соответствовало моим сексуальным предпочтениям, зато очень возбуждало. Я пришел в себя, сел и подумал, что надо бы его разбудить, но никак не мог решиться: все сидел и смотрел на его обнаженный торс, на слегка выделяющиеся кубики пресса и на грудь, пока он не перестал стонать и не открыл глаза. - Что ты делаешь? - сонным голосом спросил он и посмотрел мне в глаза. - Думаю будить тебя или нет, но раз ты уже проснулся, то дилемма решена, спокойной ночи, - сказал я и лег. Сердце бешено колотилось от страха. Я знал, что Рюдзи не может читать мысли, и испугался скорее от того, что я-то знаю, о чем я думал, но не успел я прийти в себя, как почувствовал его пальцы в своих волосах и замер. Из меня словно душу высосали, я превратился в камень, а Рюдзи тихо зашептал, настолько тихо, что я едва разобрал его слова. - Надо было разбудить меня. Мне приснился кошмар, один день из моего детства. Я стучал в дверь, но никто не открывал. Знаешь, как это ужасно осознать вдруг, что ты никому не нужен. Я ничего не смог ответить. Он сел на пол и положил голову рядом со мной, его рука все еще сжимала мои волосы, когда я понял, что он спит. Повернувшись, я увидел, что он сидит в узком проеме в позе эмбриона, слегка наклонив голову набок, она касается моей кровати. Я подумал тогда, что возможно он гладил мои волосы для того, чтобы успокоиться, и возможно в тот раз, когда я заснул на клавиатуре, он зарывался в мои волосы по этой же причине, а я о чем только не думал - только не об этом. Внутри родилось ужасное чувство отвращения к самому себе, спать мне уже не хотелось, и я решил немного пробежаться вокруг отеля, но перед этим, нужно было перебороть себя и поднять Рюдзи с пола: ему ведь еще предстояло выступать перед огромной аудиторией придирчивых слушателей с провокационным докладом. Я слегка коснулся его плеча и попросил встать, он посмотрел на меня сонными глазами и залез обратно на свою кровать, мгновенно провалившись в новый сон. Я посмотрел на часы. Было еще только четыре. Он мог спокойно поспать еще три часа. Сам же отправился на пробежку и вернулся уже только в половину седьмого, быстро принял душ и переоделся. Завтрак подали вполне съедобный, но Рюдзи не съев и половины, сгрузил оставшуюся еду мне в тарелку и ушел. За соседним столиком сидели две женщины лет тридцати; одна была в моем вкусе, очень даже симпатичная, а вот вторая - нет; именно к ней - ничем непримечательной, немного застенчивой, с детскими чертами лица - я решил подойти вечером, а сейчас просто встретился с ней взглядом и слегка улыбнулся, чтобы она меня запомнила. Конференция началась в восемь часов, я нигде не мог найти Рюдзи, хоть и не прилагал к поискам много усилий: просто шатался по залу и спрашивал у молодых студенток, не видели ли они симпатичного азиата, а они только тихонько хихикали в ответ, заигрывая со мной, и мотали головами. Через три часа жутко скучного бубнежа в микрофон, когда я уже начал клевать носом, на сцену вышел белый, как снег, Рюдзи и начал читать свой доклад. Я ничего не понимал, но судя по оживленной дискуссии сидящих рядом мужчин, видимо очень умных, я решил, что доклад хороший, раз заставил этих сонных, ни на что не реагирующих, субъектов о чем-то спорить. Однако вид Рюдзи меня встревожил. Я терпеливо держал камеру на вытянутой руке, которой после этого долго еще не мог шевелить, все его получасовое выступление и думал о том, что он чертовски плохо выглядит, но при этом ничто, кроме цвета его кожи, недомогания не выдает. Вряд ли вообще кто-то еще, кроме меня, это заметил. После выступления я тоже не смог найти брата, даже ждал его в номере какое-то время, а потом оставил записку на кровати с просьбой позвонить и вернулся на банкет, где меня ждала запримеченная ранее леди. На приеме она выглядела более привлекательно, черное платье-футляр выгодно смотрелось на ее худенькой фигурке, даже маленькая грудь выделялась больше как достоинство, чем как недостаток. Я пригласил ее на танец, потом еще на один, затем мы вместе выпили в баре, немного поели, и я уговорил ее отправиться к ней в номер; она очень стеснялась, понимая, что одними разговорами дело не закончится, но после того, как я легонько коснулся губами ее уха, сдалась. Рюдзи позвонил мне как раз в тот момент, когда я снимал с нее лифчик. Конечно же, я не ответил на его звонок, но после этого делал как-то все отстраненно и не стал оставаться на ночь, а поспешил вернуться в свой номер. - Если просишь человека позвонить, то хотя бы трубку бери, - недовольно пробормотал Рюдзи, когда я зашел в комнату, и оценивающе на меня посмотрел. Не знаю как, но я понял, что он догадался, почему я не взял трубку, поэтому объяснять ничего не стал. - Просто хотел узнать, как ты себя чувствуешь. Я заметил, что ты какой-то слишком бледный, и разволновался, не случилось ли с тобой чего. - Нормально. Его как всегда "красноречивый" ответ поставил точку в нашем маленьком диалоге. Этой ночью мне снова приснился странный сон, девушек в нем не было. Мне приснилось, что я бегу за кем-то по темной аллее; этот кто-то вроде как мне очень нужен, но я никак не могу его догнать, а когда я его уже почти догоняю, мне преграждает путь обнаженный Рюдзи и я просыпаюсь. Просыпаюсь и смотрю на Рюдзи, который мирно спит. Он снова в одних шортах, одеяло почти полностью сползло на пол, на лбу и груди маленькие капельки пота, потому что в номере невыносимо жарко. На часах шесть утра. В семь утра зазвенел будильник, в десять часов мы должны были быть в аэропорте. Я целый час сидел и смотрел, как спит Рюдзи! Наверное, на моем лице отразилась паника и бог знает что еще, потому что проснувшийся от звона брат, взглянув на меня лишь раз, подскочил с кровати. - Тебе плохо? Что-то случилось? - обеспокоенно спросил он, заставив почувствовать себя еще большей скотиной, чем я чувствовал себя пять минут назад. - Нет. Все нормально, я плохо спал, - ответил я и посмотрел на Рюдзи снизу вверх. Его волосы растрепались и слегка намокли от пота, а кожа была все такая же белая, как и вчера, и осознание этого оторвало меня от самобичевания и вернуло в реальный мир. Я подскочил и коснулся рукой лба Рюдзи, он даже не попытался увернуться. - Ты жутко холодный! - Это из-за жары. Я плохо переношу жару, - лукаво ответил он и посмотрел мне в глаза. - Ты и на конференции так выглядел, а там вовсе не было жарко, скорее даже наоборот. Мы пойдем в больницу сразу после того, как прилетим домой. - Не нужно... - начал было он, но я взмахнул рукой, дав понять что эта тема закрыта. В самолете он выглядел еще бледнее, хотя я думал, что это невозможно, а когда мы садились в такси Рюдзи на минуту потерял сознание. Я прокручивал в голове разные страшные диагнозы всю дорогу от аэропорта до дома, а потом от дома до больницы, но все зря: оказалось, что он просто перенервничал, ему выписали успокоительное и отправили домой, посоветовав провести дома несколько дней. Теперь я корил себя еще и за то, что не поддержал брата в трудный момент, а вместо этого думал только о том, как бы мне перепихнуться после банкета, да и еще хуже того, глазел на него, пока он спал. Я позвонил родителям и все подробно рассказал, ответил на все их глупые вопросы, а потом передал эстафету Рюдзи, а пока он рассказывал Тому и маме о своих исследованиях, я думал о том, что со мной он так никогда не разговаривает, в основном обходится односложными ответами и редко задаст какой-нибудь вопрос, если в этом нет необходимости. Быть может, он чувствует, что от меня исходит опасность, и возможно он прав, потому что с тех пор, как он появился в моей жизни, я стал странно себя вести. Рюдзи неделю оставался дома, а потом вернулся к учебе. Я старался его избегать по мере возможностей, однако ужинали мы всегда вместе. Работа над книгой, наконец, сдвинулась с мертвой точки, и иногда я сутками сидел над ней, забывая обо всем на свете. Из-за книги мне пришлось отказываться от некоторых заказов, и я стал меньше зарабатывать, но мне этого вполне хватало, тем более что я успел скопить небольшую сумму на черный день, а Рюдзи присылали деньги родители. Он часто уходил сразу после ужина; иногда ему звонили, но разговор не длился более пяти минут; один раз он ходил в поход с другими студентами, но когда я спросил, понравилось ли ему и что интересного там было, он сказал, что это был первый и последний раз, когда он участвовал в подобных мероприятиях. Я же старался вести свою обычную жизнь: иногда приводил домой девушек, но больше никогда не оставлял их на ночь, всегда вызывал такси и провожал домой; старался ночевать дома всегда, лишь только пару раз оставался ночевать у друзей, когда не рассчитывал с выпивкой; и пытался быть старшим братом. Время летело незаметно. Наступил март. Я понятия не имел, что подарить Рюдзи на день рождения, но порывшись у него в комнате, нашел права, и решил подарить ему машину, правда один я бы вряд ли это сделал, поэтому попросил помощи у родителей, которые уже пару месяцев жили в Сиднее, и они с радостью согласились сделать Рюдзи такой подарок. Когда же я вручил ему ключи, он лишь слегка улыбнулся, хотя, что я говорю?! Для него это просто верх радости: он вообще никогда не улыбается, лишь только, когда злится, жутко бесится или злорадствует. - Как ты узнал, что у меня есть права? - Я не знал, - бесстыже солгал я. - Права ведь всегда можно получить. - Ну да. Тебе не кажется, что это слишком? - Слишком? Мне тоже на восемнадцатилетие подарили машину, и я не считал, что это слишком. Он одарил меня презрительным взглядом, а потом кивнул. Вечером мы сходили в ресторан и вместе выпили. Я уговаривал его пойти погулять с друзьями, говорил, что оплачу любую вечеринку, но он ни на что не соглашался, и, в конце концов, мы провели весь день вместе, а вечером решили посмотреть новый триллер, что шел в кинотеатрах. Я по привычке купил билеты на последний ряд из диванов и думал, что Рюдзи на меня разозлится, но он не обратил на это никакого внимания. В зале почти никого не было, люди в основном сидели в центре зала, мы одни расположились на галерке. Я был прилично пьян, а рядом со мной сидел человек, появляющийся обнаженным в моих снах, так что это все в принципе не могло хорошо закончиться. Где-то до середины фильма я держал себя в руках, но когда заметил, что Рюдзи засыпает, просто взорвался внутри. Сердце начало бешено колотиться, в горле пересохло, и я с большим трудом боролся с желанием обнять своего брата, а когда его голова упала на мое плечо, все-таки не сдержался и просунул под нее руку так, что его лицо оказалось на уровне моего. Даже в темноте я смог разглядеть его длинные черные ресницы и безупречную кожу, похожую на фарфор. Я обнял его одной рукой и так и просидел весь фильм, пялясь на его спящее лицо. Когда включили свет, Рюдзи открыл глаза и пробежал по мне сонным взглядом, я попытался прийти в себя и не кинуться его целовать. - Мы где? - хриплым голосом спросил он, но голову с моей руки не убрал. - В кинотеатре. Ты заснул на середине фильма. - Надо было меня разбудить, - сказал он и потянулся. После кинотеатра мы отправились домой. Я поднялся в свою комнату и принял холодный душ, чтобы хоть как-то остудиться, а Рюдзи остался в гостиной. Спустившись ночью, чтобы выпить стакан воды, я обнаружил его спящим на диване в одних шортах (волосы все еще были влажными, на плече лежало полотенце), и впал в ступор. Эффект холодного душа мгновенно исчез, я посмотрел вниз и ужаснулся тому, как сильно может возбудить меня вид спящего брата, хотя он мне конечно всего лишь сводный брат, но это дела не меняет. Ужасно даже не это, а то, что у меня стоит на парня, хоть и красивого и соблазнительного... Черт! Я потерял над собой контроль, даже забыл про жажду и склонился над его губами, но коснуться их не успел. Черные ресницы чуть дрогнули, и я оказался в ужасном положении. - Ты пьян, - сказал Рюдзи, пристально вглядываясь в мою душу, сквозь мои глаза. - Да. Я чертовски пьян, - подтвердил я и наклонился еще ниже. В голове стоял такой гул, что я не слышал собственных мыслей, а только стук бешено колотящегося сердца, и сходил с ума. Его губы были мягкими и сладкими на вкус. От его горячего дыхания, ласкающего мои губы и щеки, мне начало покалывать лицо; электрические импульсы пробегали от губ к шее и назад; невозможно было отказаться от задуманного, когда желание почувствовать вкус его губ было настолько велико. Я слегка коснулся их сначала и подумал, что это будет последним, что я успею сделать сегодня до того, как Рюдзи меня убьет, но он просто лежал, даже не шелохнулся, и я коснулся их настойчивее, потом еще настойчивее и, наконец, провел языком по его нижней губе. Его рука неожиданно коснулась моих волос, и я вздрогнул, провел своей рукой по его животу и почувствовал, как он дрожит. Все нутро сжалось от страха, что я сделал что-то непоправимое, что-то страшное... - Прости. Я пьян и не контролирую себя. - И я пьян, - неожиданно сказал он чуть хриплым голосом и поцеловал меня. Его язык решительно раздвинул мои губы и двинулся дальше, коснулся моего языка, и я ответил на поцелуй. Мне хотелось кричать от восторга, от переполняющих меня эмоций. Меня будто разрывало изнутри от счастья и желания. Я схватил его руки и закинул их себе на шею, прижался к нему так близко, как только мог и целовал, целовал, целовал. Его мягкие чуть холодные губы, гладкий сладкий язык, зубы, десны, его холодный носик и дрожащие веки. Снова и снова, дрожа от возбуждения, не веря в реальность происходящего. Прошла целая вечность прежде, чем я осознал, что делаю. Я открыл глаза и замер. Подо мной лежал Рюдзи, его щеки раскраснелись, губы припухли от поцелуев, на шее виднелся засос, засосы были на груди и на животе, и я был бы не так поражен, если бы там были только засосы. Я все еще прижимался к нему, мои руки замерли там, где их не должно было быть никогда, и мне стоило нечеловеческих усилий заставить себя слезть с моего брата. - Боже... - прошептал я и отправился на кухню за салфетками. Жажда напомнила о себе. Вместо воды я схватил банку пива и осушил до дна, еще надеясь, что все, что с нами сейчас прошло было просто сном, еще одним ночным кошмаром, но тщетно. Взяв салфетки, я вернулся к дивану и стер с живота Рюдзи следы своего безумия. Он протянул руку и коснулся моих волос. - Прости, - выдавил из себя я, и, будучи не в силах справиться со своими противоречивыми эмоциями, ушел наверх. Мне нужно было побыть наедине с самим собой, оправиться от потрясения: от того, что произошло между нами. Внутри все горело от еще не остывшей страсти и стыда. Мысли смешались, казалось, я слышал в голове обрывки фраз, из которых не мог сложить целостной картины. Мне было страшно. Страшно от мыслей о завтрашнем дне. Почему Рюдзи ответил мне, почему не остановил, почему ничего не сказал после? Он был слишком пьян, слишком возбужден. Это я должен был остановиться. Всю ночь я думал о том, как буду вести себя с ним утром, что я должен сказать и должен ли говорить вообще, а утром, вместо того, чтобы спуститься завтракать, сел писать, правда, не свой роман, а всякую белиберду, просто чтобы вытащить из головы все отвратительные мысли и запихнуть их на бумагу, а потом ритуально сжечь. Я так увлекся, что не заметил, как на улице стемнело, и меня начало клонить в сон. Проснувшись, я почувствовал, что в комнате кто-то есть. - Рюдзи? - Ага. - Что-то случилось? - Отец звонил. - Том? - Нет... Попросил приехать на летние каникулы, хочет уладить какие-то юридические вопросы. Наверное, хочет лишить меня наследства, - его голос был спокойным и уверенным, но я все равно разволновался. - Хочешь, я поеду с тобой? - спросил я, но тут же пожалел об этом, вспомнив события прошлой ночи, и подумав, что нам с Рюдзи лучше было бы не видеть друг друга некоторое время. Пока я падал в пучину отчаяния, он вышел из комнаты, и после этого мы не виделись несколько дней. Я спускался ужинать, когда его уже не было, и ложился спать, когда он уходил на занятия, все остальное время я либо работал, либо писал полную интимных подробностей историю своих сновидений. Получался достаточно объемный роман, который я собирался сжечь сразу же после написания, даже не прочитав, и меня это полностью устраивало. - Ты все еще работаешь над своим романом? - прозвучал голос Рюдзи у моего уха в один из вечеров, когда я как раз собирался написать пару строк в своем близящимся к завершению труде о робототехнике. - Все никак не могу закончить. Когда начинал, идеи просто сами всплывали в голове одна за другой, а я только отсеивал их и придумывал всевозможные альтернативные развития сюжета, но как только подобрался к завершению, впал в ступор. - Ммм... Я даже не удивился его "красноречивому" ответу, скорее удивился тому, что сам серьезно ответил на его вопрос, который он задал, судя по всему из вежливости, чтобы не получилось так, будто он просто зашел в мою комнату и включил телевизор. И тут я подумал, почему он вообще пришел смотреть телевизор ко мне, и повернулся к нему. Видимо моя озадаченность этим вопросом была видна невооруженным взглядом, и Рюдзи пояснил: - Телевизор в гостиной сгорел. - Ясно. Тогда я надену наушники. Около часа я мучил клавиатуру и создавал видимость бурной писательской деятельности, стараясь не обращать на неожиданного посетителя никакого внимания, а потом все-таки сдался, потому что за все время, что я изображал интерес к буквам, я смог написать лишь два предложения из сорока слов. Рюдзи как раз начинал смотреть новое аниме, и я решил к нему присоединиться. Проблема была только в том, что единственным местом, где я смог бы к нему присоединиться была моя кровать, напротив которой и висел телевизор, а на краю, согнув ноги в коленях, сидел мой гость. Он обратил внимание, что я перестал писать и теперь задумчиво изучаю свою собственную комнату, но ничего не сказал. Я решил, что могу просто развернуть свое рабочее кресло и перестать думать о том, чтобы лечь на кровать. Так и поступил, а то и так, пока я размышлял о невозможном, прошла половина серии. Не знаю, сколько времени прошло и сколько серий мы посмотрели, когда понял, что, засыпая, уже несколько раз чуть не упал с кресла. - Ложись спать, я еще долго буду тут сидеть, - невозмутимо сказал Рюдзи, и я решил, что так и сделаю: все равно я уже сплю на ходу, так что вряд ли потеряю над собой контроль и сделаю что-нибудь ужасное. Только моя голова коснулась подушки, как уже солнечные лучи светили мне прямо в глаза. Я поднялся и потянулся. Рюдзи в комнате не было, наступило утро. С того дня он стал почти каждый вечер приходить ко мне и смотреть то кино, то аниме, то какие-то документальные записи. Я был не против, тем более что я должен был научиться держать себя в руках рядом с ним, правда он как назло делал вид, что абсолютно ничего не понимает и что те пьяные ласки между нами будто и не произошли вовсе. Когда я ложился спать, он продолжал смотреть телевизор, иногда опуская руку мне на голову, а когда я просыпался, его уже не было, но ощущения от его прикосновения преследовали меня весь следующий день. Раз в неделю звонили родители, они уже некоторое время жили в Стамбуле и пока не собирались отправляться дальше. Я всегда думал, что кругосветное путешествие - это когда объезжаешь страны по кругу, по строго выверенному маршруту, что-то типа как в книге "Вокруг света за восемьдесят дней" - они же просто ездили, куда им в голову взбредет, причем в некоторых городах задерживались надолго, работали, кем попало, и были счастливы. Никогда бы не подумал, что буду думать о своей матери, как о безрассудной и безответственной женщине, но я действительно так думал и ничего не мог с этим поделать. Еще я думал о том, что не брось они Рюдзи на произвол судьбы, я бы никогда не сделал с ним ничего плохого и никогда не испытывал бы такого отвращения к себе, какое испытываю каждый день с момента появления сводного брата в моей жизни. Да, обвинять во всем кого-то другого, только не себя, - легко. Но мне нужно было смотреть правде в глаза, ведь я не какой-то там ни что не годный антисоциальный элемент, а обычный парень, работающий копирайтером и переводчиком, на которого оставили взрослого самостоятельного брата, и моя задача заключалась лишь в том, чтобы время от времени помогать ему с какими-то житейскими вопросами и поддерживать в трудные минуты, а я не смог этого сделать и теперь ищу виноватых. Близились экзамены, а за экзаменами поездка Рюдзи в Японию, и я начинал нервничать. С одной стороны, я считал, что нам следует пожить какое-то время порознь, а с другой - не мог даже думать о том, чтобы расстаться с ним так надолго: сердце замирало, и вселенская тоска тут же обосновывалась в груди, да еще и его напряженные отношения с отцом и младшим братом не давали мне покоя. Я вспоминал поездку в столицу и ту ночь, когда Рюдзи сказал мне, что ему снился сон про один день из детства, когда он понял, что никому не нужен, и представлял ужасную картину: он сидит один в темной комнате и плачет, а за дверью счастливая семья проводит вместе время, все разговаривают и смеются. И теперь ему предстояло вернуться туда для того, чтобы его выселили даже из той темной комнаты. Поздним вечером четырнадцатого апреля - невольно запомнил эту дату - я лежал в гостиной и перечитывал "Над кукушкиным гнездом", когда Рюдзи, громко хлопнув входной дверью, завалился домой. Я-то думал, что он уже давно дома в своей комнате занимается или спит, времени было уже много, около двенадцати, поэтому испугался, удивился и разозлился одновременно. Я говорю "завалился", потому что так и было: он действительно едва стоял на ногах и, споткнувшись о коврик, завалился в открытую дверь нашего шкафа-купе. Я собирался его отругать, ведь я никогда не был против его прогулок допоздна и даже против алкоголя не был, но чтобы так напиваться, да еще при этом и не ставить меня известность, это уже ни в какие ворота. Однако, он вместо того, чтобы встать на ноги или хотя бы попытаться это сделать, наоборот, заполз в шкаф и громко всхлипнул, я понял, что он плачет, и весь мой гнев тут же испарился. - Что случилось? Рюдзи? Скажи. Что случилось? - стал повторять я и тоже полез в шкаф. Он ничего не ответил, просто крепко ухватился за мое предплечье и прислонился головой к моей груди. Я боролся с желанием крепко его обнять, периодически хлопая его по плечу, и молчал, так как не имел представления, что могло быть причиной столь бурных эмоций. Через некоторое время он затих, а я все еще хлопал его по плечу. Его рука схватила мою руку. - Хваа...ттт, - заплетающимся языком выговорил он, и я понял, что пора остановиться. - Что случилось? - снова спросил я. Ответом была тишина. - Раз не хочешь говорить, значит, я тебя наказываю. С завтрашнего дня будешь выходить из дома только для посещения занятий. Нельзя даже за продуктами в магазин, ясно? - Ммм. - Почему ты вообще меня не предупредил, что уходишь? Я все это время был уверен, что ты дома. - Я нееее хтел. - Не хотел меня предупреждать? - Эээ, выыхдииить. - Выходить не хотел? Куда? - .... - Рюдзи? - Плоооохо, - сказал он и зажал рот рукой. Я понял, что дело правда плохо - быстро вытащил его из шкафа и поволок к туалету. Его тошнило несколько часов, после чего я заставил его выпить активированный уголь, принять душ и умыться, стоя под дверью и прислушиваясь, не упал ли он там, и сам чуть не упал, когда он полностью обнаженный вышел из душа и вручил мне полотенце. - Не мгу... - пояснил он и оперся о дверной косяк, мне оставалось только вытереть его и одеть, чтобы при этом от перевозбуждения не пошла носом кровь. Я еще несколько раз пытался с ним поговорить, но потом оставил попытки и решил перенести допрос на завтра, однако на этом все не закончилось. Рано утром, около шести часов, я проснулся от того, что мне дико жарко и обнаружил, что рядом со мной, закинув свою руку мне на грудь, спит Рюдзи. Когда я попытался тихо встать, не разбудив его, он, конечно, проснулся и удивленно посмотрел на меня. - Что я здесь делаю? - зевая, спросил он. - Это я должен задавать этот вопрос! Что ты здесь делаешь? - Сплю, - немного подумав, ответил он и снова лег. - Иди спать в свою комнату! - Не хочу. - А я хочу. - Хочешь, чтобы я ушел спать в свою комнату или чего-то другого? - спросил он и поднял на меня глаза, озорно приподняв уголки губ. - Хочу, чтобы ты рассказал мне, что произошло. Рюдзи еще несколько секунд смотрел на меня, а потом отвернулся и тихо забубнил. - Я никуда не собирался, но позвонил отец, и мы с ним поругались. Я взбесился, не знал что делать, и не придумал ничего лучше, как пойти на вечеринку к близнецам, а там напился. Вот и все. Не о чем рассказывать. - О чем был разговор? - Ни о чем... О том, что лучше бы меня вообще никогда было. Может быть он прав... - Я поеду с тобой, - решительно сказал я и лег назад. - Как он может так говорить?! - Все в порядке. Я расплакался, потому что был пьян и все. Тебе не нужно... - Я тебя не спрашивал. Ты наказан, понял. Твое мнение теперь не учитывается. Спи. Рюдзи перевернулся и снова положил руку мне на грудь. Я понятия не имел, о чем он думает, а сам старался не думать вообще ни о чем, но оказалось, что это невыполнимая задача, особенно когда его рука медленно заползла мне под майку и теперь гладит мой живот. Я боялся заговорить, но не заговорить об этом было нельзя. - Рюдзи, что ты...? - Тихо, - прошептал он и залез на меня. - Твоему телу я нравлюсь, видишь? - Не только вижу, но и чувствую, и это вовсе не значит, что то, что мы делаем, можно считать нормой. Он проигнорировал мои слова и стянул с себя майку, потом взял мою руку и приложил к груди. Я почувствовал биение его сердца и сглотнул. Моя рука поползла вниз, прошлась по кубикам пресса и по слегка выделяющимся ребрам, обогнула их и оказалась на лопатке. Его прохладная кожа была настолько гладкой и приятной, что я не мог понять, человек он или фарфоровая кукла. Я приподнялся и прислонился головой к его ключице, в ушах гудело. Он обнял меня и поцеловал в щеку. Я провел языком по его шее и обнял еще крепче. Его губы быстро нашли мои - он целовался просто потрясающе, я едва не потерял над собой контроль, и бог знает, каких усилий мне стоило оторваться от него. - Рюдзи, хватит. Перестань. Зачем ты это делаешь? Я ведь не железный! Он ничего не ответил. Просто слез с меня и ушел. Я еще долго лежал и смотрел в потолок, но так и не понял, что заставило его так со мной поступить. Я так долго корил себя за свои мысли, так долго тренировал самообладание, чтобы в один прекрасный момент он в одном безумном порыве уничтожил все, чего я достиг с таким трудом. Мы почти не разговаривали еще неделю. Я купил новый телевизор в гостиную, чтобы ему больше не приходилось заходить в мою комнату, и с головой ушел в творчество. Вскоре я закончил оба произведения и собирался отнести одну рукопись в издательство, а другую просто сжечь. Так и сделал. Я бросил оба конверта в машину, заехал сначала в издательство, а потом отправился в лес. По дороге туда, мне позвонил Рюдзи и сказал, что оставил ключи дома и теперь не знает, как ему попасть внутрь, так что мне пришлось развернуться. Он приготовил в тот день необыкновенно вкусный карри и объявил, что меньше чем через два месяца начнутся каникулы и что скоро я могу заказать ему билет на самолет. Мы немного поспорили о том, стоит ли мне ехать, но я своего решения не поменял, и хоть Рюдзи и протестовал, было заметно, что он этому рад: все-таки я неплохо изучил скромный спектр его эмоций, отражающихся в одних только глазах и еле заметных движениях губ. А после ссоры я и думать забыл о не сожженном экземпляре своих фантазий и вспомнил о нем только когда мне позвонили из издательства и сказали, что такой смелой книги еще в жизни не видели и что если я действительно готов это напечатать, то моя книга непременно станет бестселлером и взорвет мир. Нежели этот скучный роман, наполненный благодаря Рюдзи техническими терминами и всевозможными неинтересными подробностями, можно назвать смелым? - подумал тогда я. Разве может нечто подобное взорвать мир? Взорвать мир? Взорвать? Мир? Я прокручивал в голове эти слова и по коже медленно пробегал холодок, пока я не ощутил абсолютный ужас. Я сказал, что по ошибке отдал не ту рукопись и что хотел бы ее как можно скорее вернуть, но на том конце меня уже не слушали. Тогда я перезвонил в издательство и стал умолять о встрече с редактором, пытаясь снова и снова объяснить, что это не та рукопись, которую я собирался отдать, что это мои личные записи и что я не собираюсь делиться ими со всем миром и уж тем более не хочу взорвать мир чем-то подобным. Наконец, меня услышали, и я с облегчением повесил трубку, а потом спустился в гараж и достал из машины свой роман по робототехнике. На следующий день я отнес его в издательство и забрал постыдную рукопись назад. Редактор, правда, моего отчаяния не понимал - дал мне свою визитку и просил позвонить, если я передумаю, но я надеялся, что больше не столкнусь с подобным кошмаром никогда, и решил больше не писать ничего подобного, да и вообще завязать с этим делом. Если мой скучный роман напечатают, я буду только рад, но вряд ли еще когда-нибудь возьмусь писать новый. После пережитого стресса я решил выпить и договорился о встрече с друзьями. Вечером, предупредив Рюдзи, что буду поздно и ужин на меня готовить не надо, я со спокойным сердцем отправился развлекаться. Друзья потащили меня в стриптиз-клуб, и я был этому рад: красивые обнаженные женские тела и хороший алкоголь - все, что мне было нужно для того, чтобы расслабиться. И я расслабился. Домой вернулся по-настоящему поздно или уже рано. В моей комнате почему-то горел свет. Ужасная картина возникла перед глазами, когда я распахнул дверь и зашел внутрь, и мне бы очень хотелось, чтобы это было всего лишь пьяное видение. Рюдзи сидел на кровати и читал ту самую злополучную рукопись, которую я опрометчиво оставил на ноутбуке; прочитанные листки были скомканы и разбросаны по комнате, непрочитанные аккуратной стопкой были сложены перед ним; оценив масштаб бедствия, я подошел к кровати и забрал большую часть своих грязных мыслей. Рюдзи даже не поднял на меня глаза, а продолжил читать оставшийся в его руке листок. Если его потрясли те пятьдесят страниц, что он прочитал, то я никак не мог позволить ему прочитать оставшиеся двести, поэтому я засунул их в мангал, полил бензином и поджег. Бумага горела быстро, через несколько минут остался лишь пепел, и я вернулся в свою комнату. Сначала я ничего не чувствовал, внутри все заиндевело в ожидании взрыва, но потом боль, стыд и страх стали отвоевывать клеточку за клеточкой, опутывая сердце раскаленной колючей проволокой. Рюдзи швырнул в меня последнюю прочитанную им страницу и поднял на меня раскрасневшиеся, полные слез глаза. Я не знал, что нужно говорить в такую минуту, и просто смотрел на него, пока у самого из глаз не потекли обжигающие кожу слезы. Я судорожно хватал ртом воздух и сжимал кулаки. Хотелось бить головой о стену, кричать, умолять о прощении, но я ничего не мог сделать. Тело не слушалось, больше не слушалось. - Ты этим собирался взорвать мир? Дрожащим голосом спросил он, и я ужаснулся. - О, боже! Нет, конечно, нет! - Я слышал твой разговор. - Если ты слышал мой разговор, то знаешь, что я умолял их вернуть мне рукопись. Я не собирался ее никому показывать, даже самому себе... - Тогда зачем?! Зачем ты написал это?! Зачем?! - Затем, что я люблю тебя! Безумно люблю! Затем, что ты нужен мне как воздух. Воздух, которым я не вправе дышать! Черт возьми, зачем ты это читал? - Я хотел узнать, что может взорвать мир. - Узнал? Он закрыл глаза, и слезы потекли в два раза быстрее по его щекам. Мне хотелось обнять его, но я не имел на это права. Я боялся сделать даже шаг в его сторону; я не знал, о чем он думает и что чувствует в этот момент, лишь надеялся, что он сможет пережить ту боль, которую я ему причинил. - Рюдзи, пожалуйста, поверни время вспять, чтобы я никогда не печатал эти грязные мысли, чтобы никогда не писал вообще ничего, разучись понимать написанные на бумаге слова... Господи, зачем ты это читал... Я сам боялся заглянуть в нее, боялся увидеть свои мысли, боже... я ужасен... Я упал на колени перед кроватью и тихо шептал какую-то дребедень, терять мне больше было нечего, я просто разваливался на маленькие кусочки, рассыпался в пыль и сходил с ума. Рюдзи всхлипывал все тише и тише и вдруг рассмеялся. Я никогда не видел на его лице нормальной улыбки, а тут вдруг хохот: детский искренний хохот разливался по моей спальне. Я недоуменно наблюдал за ним какое-то время, пока не понял, что хохот этот перерастает в истерический. - Остановись. Хватит. Рюдзи! Он резко замолк и сполз на пол, сел рядом со мной и запрокинул голову на кровать, делая глубокий вдох. Я внимательно наблюдал за выражением его лица, за постепенно успокаивающимся дыханием, за маленькими капельками слез, медленно скользящими по его молочной коже, и успокаивался сам. Рюдзи долго размышлял о чем-то, иногда хмуря брови и кусая нижнюю губу, а я просто замер, словно статуя, боясь нарушить тишину. - Скажи еще раз, - тихо прошептал он, все еще глядя куда-то в потолок. - Что сказать? - Скажи: "ты нужен мне как воздух, которым я не вправе дышать", - он повернулся ко мне в ожидании, что я повторю за ним эти слова. Но я молчал. Не потому что не мог этого сказать, а потому что вдруг понял, что слова больше не нужны. Я понял, что он принял мои чувства, но не верил в это. Смотрел в его блестящие от слез глаза, полные решимости, и пытался уговорить свое сердце заработать вновь. И наконец, выдохнул, уткнулся в его шею и заплакал от облегчения и счастья, от переполняющих душу эмоций. Его рука забралась в мои волосы и стала их теребить. - Скажи. Скажи. Скажи. Я сдался, вытер слезы, поднял голову, чтобы смотреть в такие любимые карие глаза, и заговорил. - Я не хочу тебя потерять. Ты мне нужен, как никто и никогда не был нужен, правда. - От тебя пахнет женскими духами. Я улыбнулся и поцеловал его. Мне хотелось подарить ему всю свою нежность и любовь, хотелось показать, как я им дорожу, одним только прикосновением, и я лишь легко провел своими губами по его щеке, носу и подбородку. Однако когда я добрался до желанных губ, приоткрытых навстречу, нежность сменилась страстью. Все желания, так тщательно подавляемые мной, разом вырвались наружу, оголяя нервы, натягивая их до предела. Я лишь заглянул в бездну, а она в ту же секунду утянула меня в себя, окружила и поглотила. Рюдзи сразу же ответил на мой страстный поцелуй, издав умопомрачительный стон, эхом прокатившийся по моему телу, заставив мышцы внизу живота сжаться до предела. Мои руки стянули с него майку и стали блуждать по бархатной коже, и я снова поцеловал дрожащие губы. Было до тошноты хорошо, слишком хорошо, слишком много ощущений, слишком много эмоций. Я слишком долго мечтал об этом, хотел этого. Тело не справлялось с напряжением: меня трясло от бешеного выброса адреналина. Как только я отрывался от припухших покрасневших губ - они тянулись за мной следом, хрипло шептали мне не останавливаться. Дьявольски прекрасный развратный шепот лишал меня остатков здравого смысла, заставлял захлебываться в желании. Податливое тело льнуло ко мне, прижимаясь все теснее и теснее, не противясь моим жадным прикосновениям, оставляющим синяки на нежной коже. Кровь просто кипела, грудь вспыхивала невыносимой болью, словно страсть превратилась в пламя и его языки лизали мое сердце и легкие, мешая вдыхать воздух, казавшийся морозным из-за внутреннего жара. Еще немного и я бы просто ворвался в любимое тело в попытке немедленно сделать его своим, даже не понимая, какую боль при этом ощутил бы Рюдзи. Но он, видимо, был более адекватен, так как его руки неожиданно сильно оттолкнули меня от себя. Он тяжело дышал и дрожал, смотрел мне прямо в глаза, демонстрируя расширившиеся до предела зрачки, и пытался что-то сказать, а потом медленно встал, опираясь о кровать, и пошел в ванную. - Жди, - приказал он и закрыл дверь. Я сам быстро сбегал в комнату родителей и наскоро разделся, ополоснулся и почистил зубы, а вернувшись, терпеливо ждал, разминая дрожащие мышцы, когда Рюдзи выйдет. Он вернулся обнаженным и залез под одеяло; я почувствовал, как его губы заскользили по моему животу, потом по груди и шее; когда он вынырнул, я схватил его и стал целовать везде. Я так давно об этом мечтал, что не мог остановиться и все целовал и целовал... Меня вело, перед глазами, словно вспышки, сменялись развратные картинки. Я целую губы брата. Целую его ключицы. Провожу языком по гладкой подмышке, удерживая руку извивающегося подо мной брата. Кусаю влажный от моих поцелуев сосок и слышу всхлип. Я смотрю, как от моих прикосновений сокращаются мышцы на белом животе, как дрожит и сочится смазкой красивый член. В следующий миг мои губы скользят вверх и вниз, руки гладят совершенно гладкий лобок и спускаются все ниже и ниже, на языке солоноватый и такой желанный вкус. Вспышка и вот я уже вылизываю спину, обвожу языком каждый позвонок, втягиваю в себя нежную кожу, прикусываю и посасываю, срывая все новые и новые стоны. Я шепчу что-то на ухо, играя языком с сережками. Снова вспышка. Я медленно вхожу в Рюдзи, смотрю на побелевшие костяшки его пальцев, стискивающих простыню, и глажу спину. Вспышка. Я уже не могу различить его стоны и свои. Вспышка. Наши тела двигаются навстречу друг другу. Нетерпение, экстаз, полное безумие. И взрыв такой силы, что я теряю ориентацию, ничего не понимаю. Только полный покой, высшее наслаждение и абсолютное счастье. Утром я собрал оставшиеся страницы и сжег, потом приготовил завтрак и разбудил Рюдзи. Он как всегда сонно потянулся и посмотрел на меня чуть замутненными глазами. - Кажется, ты упустил свою возможность взорвать мир, - улыбнувшись, сказал он. Я впервые увидел его искреннюю улыбку. - Я ее сжег.