Двадцать три способа

      Маркус знает, как заставить людей страдать. Он без проблем может применить это на практике, показать и научить. Вайцзеккер в курсе двадцати шести способов заставить человека впасть в депрессию, пятьдесят восемь – чувствовать боль и унижение, и ещё как минимум четыре пути того, как довести кого-то до суицида.       Луну он буквально взял за ручку и мягко подвёл к той черте, которую ни в коем случае нельзя переступать. С нежностью затянул петлю и, взяв девушку на руки, плавно опустил на стул, а после пинком снёс опору из-под ног. Пока Луна задыхалась, она успела прокрутить в голове их общие воспоминания десятилетней давности и ещё раз пожалеть о том, что родилась именно в этой семье, и что именно Маркус оказался её братом. Всё могло бы быть иначе, будь у него другая мать, а у неё – другой отец, и, наконец, было бы прекрасно, если бы они не рождались вообще. В детстве мама говорила ей, что прежде чем появиться на свет, все дети живут в странном мире, где нет физической боли и внутренних переживаний. Там они могли остаться навечно, если бы глупые родители соизволили умереть.       - Просыпайся.       - Не хочу,- цедит Маркус сквозь плотно сжатые губы и поворачивается к окну спиной.       Девушка продолжает стоять у кровати, упираясь взглядом в чужой затылок. Она ждёт так около двух минут, не смея шелохнуться, но Маркус слышит её дыхание и точно знает, что девчонка всё ещё здесь. Но вот Луна наконец-то делает первый шаг и меняется в лице, поджимает губы. Сначала она аккуратно касается рукой мягкого покрывала, ощупывая, проверяя, можно ли ей. Затем она так же медленно ставит худую коленку и чувствует, как под её весом матрас чуть продавливается вниз. Лучи солнца падают точно на спину Маркуса, но Луна тянется ближе и закрывает собой назойливый свет. Ей следовало задвинуть шторы, но мысли в голове не было.       Маркус ужасен. Маркус – её ночной кошмар. Маркус не отпустит её, и уж тем более, она не отпустит Марка. Но Луна не жертва кинематографа с выученным наизусть стокгольмским синдромом. Она девушка, ещё совсем юная для важных решений, но уже знающая, что такое любовь.       Луна думает о том, что Маркус не меняется, а меняется мир вокруг него. Меняются люди, меняются правила жизни, меняется она сама. И всё ради того, что бы сидеть сейчас перед ним и думать, то, может быть, всё это к лучшему. Он уничтожил всю их семью, перерезал бесчисленное множество людей и подмял под себя все сливки, но оставил её в живых. Ту, что заняла его место и обрекла на многолетние страдания. Маркус помнит её семилетней девчонкой с косичками, но ненавидит всей душой, а она всё думает, осталось ли хоть что-то от того Марка, которого она помнит и любит. «Да».       Луна бездумно, с трепетом тянет к нему ладошку. Она сидела так уже достаточно долго, и наконец, зашевелилась – но это мягкое, почти невесомое движение прервал грубый тычок локтем. Маркус хватает её за запястье и резко тянет на себя, а Луна пищит, но ничего сделать не может.       - Я сказал, что не хочу,- рычит он, и Луна вся сжимается, ощущая, как тело пробивает противная дрожь. Её затошнило.       Маркус видит, как трясётся сестра, он думает, что это просто замечательно, и по-детски, немного сонно радуется. Маркус знает девятнадцать способов заставить человека тебя боятся так же сильно, как и Луна. На ней он испробовал двадцать три, и некоторые из них, соответственно, подходят только Луне. Например, дышать глубоко и размеренно, так, словно чего-то выжидая, так, что дай ему хотя бы один повод, за который он имеет полное право поднять на девушку руку, и он поднимет. Или смотреть в её глаза своими, но прожигать взглядом не голову или что-то ещё, а именно губы – Луна боится, когда он их касается, но Маркус знает, что на самом деле его глупая сестра трепетно ждёт, и в данный момент жаждет именно этого. Глупая влюблённая сестра, которая верит, что в нём осталось что-то от прежнего Вайцзеккера – слабого, простодушного...как он был жалок!       - Лежи смирно.       Луна дёргается в последний раз, прежде чем замереть на долгие секунды, минуты, часы. Маркус дышит ей в макушку, крепко обхватив руками вокруг шеи и скрестив ноги вокруг бёдер девушки, а сама она хочет уснуть и не двигаться. Её тело кажется таким чистым, здоровым, но стоило врачевателям уйти с поста, как оно покрывалось синими пятнами и ссадинами, губы кровоточили, нос ломался обо все стены и рабочие поверхности особняка, где-то на полу валялись клочки тёмных волос, а ногти на ногах и руках трескались - и всё это зависело от того, что творится в голове Вайцзеккера в данной конкретной ситуации. Луна не скрывает, что боится боли, которую может нанести ей брат, но никогда не опасается его гнева. Странный парадокс, в котором девушка не любит боль, но в то же время принимает без остатка всю жестокость и гниль Маркуса.       Маркус – её лекарство. Маркус – никотин. Он пахнет вином и каким-то одеколоном. Это не похоже на то, что пишут в пресных рассказах о любви, где от героя несёт лавандой, мёдом и ноткой брусники. Нет, от Маркуса тянет алкоголью, усталостью и, может быть, немного женщинами, от которых Луна безумно злится, но никогда себе этого не признает. Маркус только её, и этот аромат тоже принадлежит ей.       Она с ним уже третий год, и всё думает, что не хочет ничего менять. Маркус засыпает, и спит очень крепко. Со временем Луна находит в себе силы и тянет руку вниз, что бы поправить задранную до бёдер сорочку, а после тянет раскрытую ладонь к лицу мужчины и оставляет едва ощутимое прикосновение на коже. Маркус не снимает серьги, редко переодевается в что-то домашнее, прежде чем идти в постель, и от него редко отдаёт теплом и уютом, в котором Луна порой нуждалась.       Но ничего не делала. Как всегда.       Она молча подбирается рукой выше к затылку мужчины и легонько сминает короткие волосы, мягкие и приятные на ощупь после недавнего душа. Луна уже третий год не выходит за стены этой комнаты и видит за окном только кирпичную стену и кусочек неба, за который она не старается ухватиться. Перед ней лежит её собственное небо, которое каждую ночь на протяжении трёх лет приходит к ней, вместо того, чтобы отправиться к себе в комнату.       Луна чувствует себя ребёнком рядом с ним. Для неё время остановилось на всё том же «тринадцать», пусть тело растёт и желаний становится больше. Но именно сейчас ей хочется полностью зарыться ладошкой в светлые волосы и посмотреть на спящее лицо Маркуса. Первое Луна оставляет на потом, а второе удаётся. Вместо умиротворения, разглаженных сном лба и губ, спокойного дыхания и чуть приоткрытого рта она видит убийственный взгляд. Маркус нашёл двадцать три способа сделать жизнь Луны адом.       Маркус – палач.       Луна вдруг поняла, что боится появляться на свет.