Действенный способ избавления от ОРВИ

— Что бы ты без меня делал! — вздохнул Джон и всучил в озябшие руки посиневшего детектива кружку с чаем. В ответ прозвучало фырканье, следом — чихание четыре раза подряд и закончилось это все громким высмаркиванием в бумажную салфетку, коими был обложен Холмс — единственный консультирующий детектив в мире и абсолютно простуженный после ледяных темзенских заплывов мужчина. — Горячий душ тебе строго противопоказан, и не пытайся сверкать своими невозможно-воспаленными глазами! — припечатал доктор Ватсон и забрал полупустую кружку из рук детектива. В ответ вновь раздалось громкое «апчхи». Доктор воспринял это, как возмущение на собственные слова и произнес: — Все, что я могу тебе предложить — это растирание. На этой скорбной для детектива фразе, Холмс встрепенулся и прогундосил: — То есть ты хочешь размазывать, — апчхи, — по моему телу, — громкое сморкание, — какую-то жидкость? Шерлок говорил в нос, сверкал красными, как у вампира белками, и кутался в большое, толстое, цветастое одеяло. — Не какую-то жидкость, Шерлок, а СПИРТ! Чистый, медицинский спирт! Девяностопроцентный, кстати! — Нет! — вскрикнул Холмс и попытался вскочить на ноги, но, спеленутый теплым одеялом по самые лодыжки, едва не свалился лицом прямо в живот своего доктора, который, естественно, ожидал подобного финта и поднялся на ноги быстрее, толкая ослабевшего соседа обратно в недра кресла. — Сидеть, иначе положу! — Ну, нет, Джооон, — простонал детектив и умоляюще взглянул на своего ненаглядного друга, — мне он нужен, ты же знаешь, последний эксперимент с кусочками эпителия чешуйчатокрылых провалился. Но я знаю, почему! Мне просто нужно изменить процент спиртосодержащей субстанции в большую сторону, а для этого мне нужен, — Холмс громко и со смаком чихнул, — спирт. — Шерлок, там литр. — Мне нужно всё! — всхлипнул детектив и уткнулся лицом в одеяло, не в силах удержать влажные ручейки из глаз. — О… — Ватсон часто заморгал и присел перед соседом на корточки, — ну не плачь, милый… — Милый? — встрепенулся тот, — и я не плачу, мои слезные железы точно так же инфицированы, как и вся носоглотка, бронхи и мозг! — О, ну прости, я просто хотел тебя поддержать… Так поступают нормальные люди, кстати. Джон быстро встал на ноги и совершенно смущенный (опять наткнулся на социопатичность любимого соседа!) направился на кухню, когда услышал жалобное: — Посиди со мною… И. — чих – Мне. — всхлип — Приятно. — Сосудосуживающее в нос, седативное в рот и шипучее в горло. Потом посижу. — О, Джон, ты шантажист! — простонал Холмс и зарылся в одеяло по самую макушку. Ватсон, в силу профессии, лечить любил, делал это самозабвенно и качественно. Шерлок же терпеть не мог пить лекарства, всевозможные настойки, отвары и растворимые дурно пахнущие шипучки, от которых хотелось чихать еще больше. Даже забота Джона не спасала, но в данной ситуации Холмс был совершенно бессилен в самом прямом смысле. Болезнь высасывала из него все соки и все, что он мог — это ходить бледной тенью вдоль стены до туалета и обратно, завернутый в кокон из толстого одеяла, и стонать. Еще одним ужасом для детектива было постоянное желание Ватсона уложить его в постель. Он сопротивлялся до последнего, шел на всяческие ухищрения, пил мерзкие препараты своего доктора, полоскал горло ромашкой и какой-то желтой гадостью, позволял капать себе в нос пробирающие до печенок препараты и нюхал чеснок, от которого едва не сводило скулы. И все это только ради того, чтобы не оставаться наедине с самим собой. И у Шерлока были свои маленькие тайны и огромные страхи. На самом деле, он никогда никому не говорил, как в детстве едва не отдал богу душу. Это был самый огромный, самый вонючий скелет в шкафу его детских воспоминаний. Тогда родители были в отъезде, Майкрофт был жутко разозлен на него за испорченные брюки и разодранные в клочья книги, а сам Шерлок вдруг посреди ночи проснулся с жуткой температурой, пересохшим горлом и осознанием, что он не может даже пошевелиться. Он лежал в кровати, пылая, словно рождественская свеча, не в силах даже позвать на помощь. Ему казалось, что жизнь в его теле вот-вот перестанет теплиться, что черти уволокут его в ад и кинут заживо на раскаленную сковороду и польют кипящим, отвратительным составом с ног до головы. Вот тогда он впервые в жизни, своей такой короткой жизни молился Богу, просил прощения у брата, мысленно обнимал родителей и жалел о том, что так и не успел разрезать ту жабу, что сегодня так долго ловил в пруду. Но наутро он проснулся совершенно здоровым, хотя и слабым, но с новым зубом во рту. А в памяти навсегда отложился тот ужас, который Холмсу пришлось на себе испытать. — Джон, может, это зубы? — прогундосил Шерлок и хрюкнул в одеяло. — Зубы? В смысле - зубы? — удивленно вопросил Ватсон. — Режутся… — Второй ряд прорезается, что ли, Шерлок? — расхохотался Джон, — а то тебе одного мало, конечно, можно будет окончательно догрызть Майкрофта с Лестрейдом и Донован с Андерсоном. — Рудиментарные зубы мудрости, — громкий чих, — никто не отменял! А вдруг абсцесс? Инфекция в ротовой полости? Я умру! — Это банальное острое респираторное, Шерлок. И мы все умрем, если что. Давай в постель, и быстро! — Нет, Джон! — пискнул Шерлок и совершенно потерялся в одеяльном коконе. Ватсон выдернул больного из кресла и, увещевая и шепча слова утешения, потащил в спальню. — Нет-нет-нет! — упирался детектив и расставил руки по обе стороны дверного косяка. Одеяло цветастой мантией рухнуло к ногам детектива и Ватсон, оторопев от неожиданно открывшейся картины, уронил челюсть на пол. Широкая черная с оранжевой полосой резинка обнимала торс детектива, сужаясь к центру игривым равносторонним треугольником, а после уплывала в расщелину между ягодиц. — Стринги? Холмс сориентировался мгновенно, отцепился от дверных панелей и подхватил одеяло, заворачивая свое обнаженное тело до самой макушки. В два шага преодолел расстояние до кровати и рухнул коконом-шелкопрядом в недра ортопедического матраса. — Теперь можешь предаться безудержному издевательству! — буркнул Шерлок и добавил, — я в постели, ты свободен, тем более, что тебе уже пора. А Ватсон давно уже свободен не был, а уж после увиденной задницы, терзавшей его во снах, понял, что пропал окончательно. — Эм… Куда мне пора? — Свидание, — громкий чих, — помнишь? Жанин? Джулия? Мэри и её кот? Ватсон, изо всех сил стараясь отогнать от себя мысли о том, что в этом цветном одеяльном ужасе Шерлок голый и вспотевший, решительно вошел в комнату. — Никакого свидания, — твердо заявил он. — Правда? — наморщив нос с надеждой, которую не удалось скрыть, спросил Шерлок. — Правда! Я за спиртом. — О, нет, — застонал больной. — Всего лишь тридцать миллиграмм, а все остальное для ненаглядных чешуйчетокрылых. — Ты обещаешь? — немного сварливо спросил Холмс и еще сильнее скрючился в одеяле. — Обещаю. Лицом в подушку, под покрывало, одеяло на пол — отнесу в чистку, иначе миссис Хадсон не узнает собственные цветочки. Когда Ватсон, собранный, серьезный и почему-то облаченный всего лишь в футболку и пижамные штаны в клетку, стремительно вошел в комнату соседа, тот уже засунул свой нос в телефон и усиленно что-то там делал. — Ну-ка отдай мне это! Ты отлично знаешь, насколько сильно влияет излучение на твои воспаленные глаза. — Ну, Джооон, — заныл Холмс и потянулся за аппаратом, демонстрируя бледное потное тело, — ой… — и быстро-быстро натянул на филейную часть спадающее покрывало. Писк в исполнении Холмса выглядел так, будто под кроватью задушили мышь, отчего Джон усмехнулся, но тут же вернул себе строгий вид и сглотнул. Он выдержит! Он, черт бы все подрал, доктор! И хороший! Флакончик с прозрачной жидкостью в руке слегка парил и Джон, поднеся его к носу, вдохнул и почувствовал, как его слегка повело от резкого запаха. Или от осознания бледного потного организма в кровати? Ватсон сел на самый край и протянул руку к краю одеяла. Отдернул. — Ну же, ты медитируешь на мою спину? «Я на неё, блядь, мастурбирую!» — подумал доктор и сглотнул. Потом решительно сдернул покровы и снова сглотнул. Мысль, что на этом теле нет даже недавно увиденной черно-оранжевой полоски, заставила кровь в висках стучать так, будто внутри сейчас все полыхнёт, бомбанёт и разлетится на куски. Джон решительно зажмурился, налил горячей жидкости в ладонь и принялся, не открывая глаз, интенсивно растирать спину. От самой правой ягодицы вверх до ребер, охватывая крепкими пальцами плечи и растирая шею. И снова вниз. Методичное «вниз-вверх», вниз-вверх». Гладкое скольжение. Покрасневшая, горящая кожа под мягкими подушечками. Пышущая жаром шея — алая. И неожиданный судорожный выдох. Это он? Ватсон распахнул глаза, подумав о том, что, возможно, сейчас вынужден будет выслушать все, что о нем думает этот невыносимый, сумасшедший, гладкокожий, горячий, стройный детектив. — Горячо, — сдавлено буркнул Холмс и уткнул свой нос в подушку, выставляя на обозрение пылающие уши. А Джон принялся за левую половину. Потом поднялся на ноги и взялся за больного двумя ладонями. И сам не понял, как переключился на почти обнаженные ягодицы. Пальцы заскользили мягче, стараясь обходить чувствительные точки и не заставлять полукружья лихорадочно зажиматься. Хотелось… — Джооон, — выдохнул Шерлок и прогнул поясницу, оттопыривая задницу. — Что? — булькнул доктор и нехотя оторвался от окружностей. — Я весь горю. — Это спирт. Девяностопроцентный. — Очевидно, нет… — А… Нет? — Это ты, ты, ты — ДЖОН! — выдохнул наконец Холмс и развернулся лицом к своему доктору. — Я? Шерлок резко сел, вывернулся из одеяла и встал на колени, демонстрируя реакцию (эрекцию, на самом деле) вовсе не имеющую отношения к медицинскому препарату. — Ебать… — Да! Длинные руки обвились вокруг доктора, пальцы лихорадочно рвали ткань футболки, стискивали обнажающуюся плоть и скользили, скользили, скользили. С упоением Джон вгрызся в рот своего детектива и принялся исступленно зацеловывать и прикусывать. — Нош… — прогундосил сопливый Холмс и судорожно задышал, пытаясь наполнить легкие кислородом. — Ох, я забыл, прости, прости… Члены, прижатые друг к другу, скользили в ладони Холмса, при каждом движении задевая то одну, то другую обнажающуюся головку. Джон не мог оторваться от поцелуев — они его пьянили похлеще девяностопроцентного спирта, но еще больше он хотел видеть, как удовольствие прошьет его партнера, как исказится лицо, как откроется рот и… Холмс выгнулся и кончил, брызгая спермой на полуразодранную футболку Ватсона, а тот смотрел, широко распахнув глаза, и не мог вымолвить ни слова. Обхватил ствол рукой и резко двинул, следя за бешено движущимися глазами под закрытыми веками, взмыленной шеей с неистово колотящейся венкой и спутанными волосами, прилипшими ко лбу. Джон скользил по члену резко, быстро, не в силах отвести взгляда от этого развратного зрелища. Оргазм свой он не смог предугадать, потому что стоило распахнуться глазам напротив, как волна удовольствия накрыла доктора с головой. Шерлок уснул почти сразу, а Джон, сняв остатки рубашки, привел их в порядок и пристроился с правого бока, игнорируя потеющее тело своего новообретенного партнера. Утром Ватсон проснулся совершенно разбитым, с заложенным носом и острой головной болью. — О, черт… — Нет, Джон, это я! И теперь ты в моих руках! Ингаляции, отсос отделяемого из носа, камфорная настойка на грудь и минет! — Минет? — обалдело спросил Джон. — Да, только оральная стимуляция полового органа, потому что целоваться нам строго противопоказано по медицинским показателям — это же острое респираторное, Джон!