Зоозащитники

Бывает ли так, что самая прекрасная музыка вгоняет в тоску? Случается ли, что сам свет становится противен? Кажется ли, что покой — разрушителен, а сулящие умиротворение уста предрекают гибель? Остановишься на мгновение — и бытие оборвется, будто Песнь охрипшего менестреля. Вала Мелькор очень любил все живое. И чем меньше это живое подходило под общепринятые каноны красоты духа и тела, тем больше оно, по мнению Мелькора, нуждалось в защите. Прочие валар не разделяли его мнения, но именно поэтому их никто не спрашивал. Конечно же, все началось с майа Ауле — Майрона. В то время как остальные майар Ауле трудились в поте лица, создавая более или менее (в силу своих умений) вещи, этот рыжий заносчивый засранец делал колечки. И короны. И немножечко — совсем чуточку — броши. Для себя, любимого и ненаглядного. На вежливые просьбы поделиться эдакой красой (надо сказать, вещицы у майа выходили преотменные) отвечал странно — с указанием маршрута куда-то за пределы Арды. За что был неоднократно бит. Конечно же, вала Мелькор не мог долго наблюдать за страданиями талантливого ювелира и при первой возможности уволок его в Утумно. Дабы предотвратить случаи жестокого обращения с майар, в процессе уволакивания устроил Первую войну, превентивно развалив пол-Арды. Откормив как следует и отогрев своё первое приобретение, Мелькор озаботился судьбой оставшихся в Чертогах Безвременья айнур. Бедняги были так напуганы перспективой жить только так, как было спето в Песне, что побоялись идти в Арду. Рассудив, что Песнь Песнью, а лишних майар Эру создать не мог, вала с трудом уговорил их войти в Арду — конечно же, пообещав золотые горы, Утумно и свою защиту. Чтобы отвлечь прочих валар и, заодно, продемонстрировать свою силу, он обрушил Светильники. Попивая свежеизобретённый по такому случаю эль в тронном зале Утумно, вала самодовольно улыбался, в сто миллионный раз слушая, какое лицо было у Тулкаса и как забегали эти проклятые угнетатели. Тем временем майа Майрон начал подозревать что-то нехорошее. И был прав! Вскоре неподалеку от Утумно появились странные существа. Они бесцельно бродили вокруг озера Куивинен. Выждав для приличия с полсотни лет, Мелькор отдал приказ — взять беспризорников на баланс. Чтобы прочие валар не спохватились и не отобрали никому не нужных квенди, их перевозили в Утумно небольшими группами. К несчастью, климат в крепости им чем-то не подошел — стоило только квенди получить хоть малюсенькую травму, как на её месте вырастало уродливое образование. Вала попробовал лечить их песней, но, по привычке, слегка изменил правильный мотив. Впрочем, такие квенди понравились ему ещё сильнее — таких не было нигде. Понаблюдав за тем, как орчата играются с огромным Мелькором в лошадку, Майрон тяжело вздохнул и пошел в кузницу — делать венец. Хоть что-то в этом недоразумении Эру должно было намекать на благородное происхождение! А вот остальные валар почему-то не оценили благородного порыва Владыки Тьмы. Явившись в полном составе (ещё и со своими майар), они зачем-то разгромили Утумно. Чтобы отвлечь их от спешно уволакиваемых из разрушенного гнезда орков, Мелькор сдался и даже добровольно согласился отсидеть триста лет в их темнице. Конечно, основной его целью было не попасть в темницу, а проследить, в каких условиях валар собираются содержать квенди. Майрон попытался было что-то возразить, но грозный взгляд из-под съехавшей на брови черной короны заставил его заткнуться и вспомнить о миссии, возложенной на айнур Создателем — заботиться обо всем сущем в Арде. Тяжко вздохнув, майа уволок двух самых непослушных орков в укрытие и принялся ждать. У Мандоса вала целых триста лет провел в безуспешных попытках улучшить условия содержания. Подумать только — попавшим к Намо эльдар не полагалось никаких развлечений, да и уютом мрачное местечко не отличалось. Не сумев переубедить упрямого Судию, Мелькор решил заняться воспитанием самих эльдар и поведать им о печальной судьбе, уготованной для них валар. К сожалению, валинорские квенди хоть и остались красивыми, но не умиляли его так сильно, как те, что стали называть себя орками. Некоторые — особенно Феанор, — подавали надежды, но абсолютно не желали прислушиваться к его мудрым советам. А упомянутый нолдо на предложение спрятать сильмариллы в Средиземье, где их не заберет Манвэ, ответил так же, как в свое время Майрон. Чем вызвал в Мелькоре приступ умиления. Он решил всё-таки спасти камни от загребущих рук брата, но тут... Более обездоленного существа в Арде еще не было. Восемь огромных глаз светились умом, а мохнатые лапки (размером с половину вала каждая) трогательно выплетали из паутины сложные узоры. Он просто влюбился в это уникальное создание, почти издохшее от голода в глубоком ущелье. К несчастью, Вириломэ была слишком истощена для долгого путешествия. И Мелькор решил покормить свою новую питомицу. А заодно и забрать сильмариллы, пока на них не наложил лапу братец. Все прошло как нельзя лучше — за исключением того, что Арда в очередной раз осталась без света, а разъяренный Феанор устроил бунт, резню в Альквалондэ и, конечно же, Исход. — Видишь, как они их развратили! — расстроенно пробормотал вала, почесывая рогатую балрожью макушку. Огненный дух урчал и со всем соглашался, про себя отмечая, что разочаровавшего хозяина нолдо следует прибить первым. В свежеотстроенном Ангбанде майа Майрон безуспешно выживал любопытное потомство Унголиант из кузницы, проклиная тот день, когда он связался с этим любителем животных. После гибели Феанора Мелькор решил наконец-то заняться тем, о чем давно мечтал — создать совершенных животных. Прежде, чем переложить всю ответственность за крепость на Майрона, он пояснил, что это будут «самые милые и восхитительные создания в Арде». Майрон мрачно кивнул, продолжая выдирать из варжьей пасти свой рабочий кожаный фартух — варги были просто верхом миловидности, но жрали все, что хоть отдаленно напоминало мясо. Вскоре он тоже начал считать варгов милыми — в отличие от крошки-дракона, они занимали не так уж и много места и не чихали огнем в самые неожиданные моменты. По счастью, держать эту прожорливую красоту в Ангбанде стало невозможно, и Мелькор начал выгуливать питомца. Каждая прогулка Глаурунга неизменно вызывала приступ неописуемого восторга у поселившихся неподалеку эльфов. Они даже увековечили их в своих песнях, как Дагор Браголлах и Нирнаэт Арноэдиад. После прогулок умиротворенный (и сытый!) дракон неизменно приползал к своему создателю и негромким (всего на пол-Арды) курлыканием пересказывал все. Мелькор сокрушался, почесывал латной перчаткой шипастый подбородок и размышлял над улучшением вида. Определенно, создание дракона с крыльями было прекрасной идеей. Особенно новая зверюшка понравилась Майрону — Анкалагон очень любил играть в прятки. Пока он умещался на ладошке, майа был в общем-то не против, хотя даже его зоркие глаза не всегда различали сливающегося с черным гранитом стен проказника. Потом дракон вырос, перестал умещаться в крепости и улетел жить с более миниатюрной драконицей в пещеру. Но продолжал любить играть с Майроном в прятки. Занятый постоянным сращиванием костей и восстановлением стен майа даже не заметил, что Мелькор продолжал заводить дракончиков. Пытаясь как-то решить проблему, он переселился на Тол-ин-Гаурхот. И даже согласился забрать с собой целую свору ворчащих мохнатых существ. В действительности ему просто нравилось спать с большим уютным Кархаротом — остальные же последовали за вожаком. Погрузившись в заботы о питомцах, Мелькор совершенно упустил из виду, что вернувшиеся из Валинора квенди переняли отвратительные садистские наклонности валар. Когда убили Глаурунга, он счел это случайностью. Залечивая разорванное горло оплакивающего свою «подушечку» Майрона, он решил, что все из-за сильмарилла. Но когда мерзкие квенди убили всеобщего любимца Анкалагона вместе с целым выводком и его драконицей, вала пришел в бешенство. До этого он периодически предпринимал попытки подружиться с этими существами, но смерть игривого и ласкового, как котенок, дракона, переполнила чашу терпения Восставшего-в-Мощи. В самый разгар воспитательных мероприятий вмешались валар. Не оценив размах мероприятия, Манвэ приговорил его к изгнанию. Бедные зверюшки разбежались кто куда, и вала оставалось только надеяться, что майа-ученик сможет защитить их. Осиротевший Майрон поначалу пытался в очередной раз перевоспитать эльфов мирными способами. Выяснив, что квенди совершенно неспособны любить по-настоящему, майа очень расстроился. Отобрав среди людей наиболее перспективных, он отстроил крепость и принялся обучать их искусству видеть истинную суть вещей под пугающей оболочкой. Что может быть милее блаженно урчащего балрога или проказников-орчат, практикующихся в письме на стенах тронного зала? — Мой Властелин, — взволнованный Первый буквально выбил дверь в покои, разбудив мирно дремлющего на коленях майа драконенка: Майрон решил пойти по стопам учителя и вырастить для своих подданных крылатых скакунов. — Они убили Готмога! Сильнейшего! Умнейшего! Великого! — Г-готмога? — всхлипнул майа, нервно поглаживая тонкие перепончатые крылышки, — он так... так любил есть мои брошкииииии... два венца сжевал... такой милыыыыыыый... а они... — Убили, — подтвердил назгул, болезненно скривившись. — Ну все, я их научу как с редкими видами обращаться!