Покой

Of iron it was made, and unadorned. There fought the vassals of Makar clad in armour, and clash there was and shouting and braying of trumps, but Meаssе fared among the warriors and egged them for more blows, or revived the fainting with strong wine that they might battle still J.R.R.Tolkien, Cottage of Lost Play

Бывает ли так, что самая прекрасная музыка вгоняет в тоску? Случается ли, что сам свет становится противен? Кажется ли, что покой – разрушителен, а сулящие умиротворение уста, предрекают гибель? Остановишься на мгновение – и бытие оборвется, будто Песнь охрипшего менестреля. Золотым дождем искры сыплются под ноги, едкий пот заливает глаза, кольчужное одеяние приветствует удары меча радостным звоном… И нет жара Лаурелин, нет прохлады Тельпериона, нет ни голода, ни жажды, ни усталости – лишь бесконечный бой в окованных сталью стенах. Стоит упасть и алые – не то от крови, не то от вина, - руки поднесут к разбитым губам чашу. Каждый глоток подобен битве: пряное вино обжигает губы, раскаленной лавой стекая в желудок, жаром проносится к сердцу, обращая кровь в жидкий металл. Остановка – гибель, и резкие тычки копья напоминают об этом. И снова ослепительные искры летят на залитый кровью и вином пол. Изредка в Песню стальных чертогов вплетается зычный бас Тулкаса. Он зовет выйти, сразиться с мятежником Мэлько, утихомирить какой-то народец… Но к чему воевать с Мэлько, когда тот тоже – знает? Когда вне этих стен все стремится к разрушительному покою небытия? Давно, давно прошли те времена, когда они пытались разъяснить айнур истину, открывшуюся им в хоре. Только Тулкас продолжает приходить, вплетая свой голос в звон оружия и повествуя о том, как Манвэ в стремлении к миру увлекает Арду к гибели. Сквозь грохот щитов Макар слышит: они изгнали Мэлько. – Что значит покой, сестра? – вопрошает он, отбивая летящее к укрытой шлемом голове копье. Мэассэ ухмыляется, пиная упавшего воина – «не быть». – Так может, попробуем? Золотые волосы рассыпаются по закованным в броню плечам воительницы прежде, чем она делает первый шаг. Ее поцелуй – терпкий и соленый, словно стекающее по окровавленным губам вино, жадный, словно взбунтовавшееся пламя, неумолимый, словно ее копье. И, кажется, весь смысл бытия – растворяться друг в друге, познавая неведомую доселе близость и упиваться этим счастьем. И их не стало.