Лазурь

Серый — прекрасный цвет. Шерлок это знал точно, за всю свою жизнь, научившись выделять тысячи оттенков серого, ценить густо-черный и отдавать должное чисто-белому. Это его судьба. Так уж сложилось. Странный. Фрик. Замкнутый. Гениальный. Одинокий. Он признавал свое поражение, но предпочитал называть исключительностью. Шерлок Холмс свыкся с мыслью о том, что так будет всегда, еще в юности, когда понял, что слишком непохож на окружающих. А значит… значит в этом мире нет человека, который помог бы ему раскрасить действительность. Подумаешь, цветной мир. Кому это нужно? Пф… Шерлок деланно-высокомерно поглядывал на влюбленные счастливые пары, нашедшие свою истинную любовь. Счастливцы, для которых действительность вырвалась за рамки серого, играла полной палитрой, такой, какой ее могут видеть только очень маленькие дети. Он помнил, как это было. Хранил цветные картинки в потайной комнате чертогов, там, где жил любимый Редберд. Шерлок помнил: всматриваясь в окружавший его, бывший когда-то чудесно-зеленым, парк; глядя на серое небо, которое давным-давно имело цвет нежнейшей лазури; разглядывая с высоты крыши распластанный внизу город, в детстве бывший удивительно пестрым и ярким. Он, на свою беду все это помнил, в отличии от простых, заурядных людей, и, поджимая губы, именовал  всех тех, кто был счастлив в любви, тех, кому удалось вернуть цветное мировосприятие — сентиментальными идиотами. Любовь — химический дефект. И пусть для него мир сер, зато других изъянов он определенно лишен. Тридцать два… Тридцать два года младший из семейства Холмс любовался на всевозможные оттенки серого, что совершенно не мешало ему слыть гением и виртуозно распутывать самые изощренные загадки преступного мира. Он не ждал перемен, давно убедив себя в том, что цвет это лишнее. И все бы ничего, если бы не проскальзывающая иногда в холодное сердце тоска. Тридцать два… Жизнь проходила, а он по-прежнему был один. Детектив не ждал ничего особенного, когда однажды утром поддерживая светскую болтовню Майка Стемфорда, рассуждавшего о дороговизне жилплощади в центре города, Шерлок, рассеянно глядя на пробирку темно-серого близкого к черноте цвета (кровь он узнавал безошибочно всегда — нутром ее чувствовал), рассеянно заметил, что согласен и еще, между делом, добавил, что очень непросто подыскать в долю соседа. Сказал и забыл, капая серую кровь на предметное стекло микроскопа. Дело не ждет, Майк, извини. А потому, когда после обеда Стемфорд вернулся, подталкивая перед собой незнакомого хромающего парня, Шерлок не придал этому никакого значения. Гению было не до того, он раскрыл дело. Оставалось только сообщить о результате Лестрейду. Шерлок глянул на экран своего мобильника. Индикатор сети на нуле. Проклятье! — Тут все изменилось… — заметил приятель Майка, останавливаясь напротив Холмса. — Даже не представляешь как, — усмехнулся Стемфорд устраиваясь на стуле. Сообщение не отправить. Шерлок поморщился. Обычно уверенный в лаборатории сигнал, отчего-то отсутствовал. Досадная мелочь, из-за которой убийца может скрыться. Черт! — Майк, можно твой сотовый? — Шерлок не счел нужным даже обернуться, продолжая гипнотизировать взглядом свой телефон. — Мой сигнал не ловит. — Городской тебя не устроит? — Предпочитаю смс, — детектив начал раздражаться, время уходит. — Извини, — преспокойно, со скрытым довольством в голосе, ответил Майк, — забыл свой в плаще. — Хотите мой? — Неожиданно вмешался в беседу незнакомец. Шерлок, наконец, удостоил пришедшего своим вниманием, наблюдая, как мужчина вынимает из кармана брюк новомодный мобильник. — Вот возьмите… — Хочу, — вызывающе отозвался детектив, скользнув взглядом по лицу столь любезного человека, оценивая и читая того, как раскрытую черно-белую книгу: серьезное лицо, короткая, без затей стрижка, не слишком молод, внимательные печальные глаза… Того, что в следующую секунду говорил Майк Стемфорд, Шерлок уже не слышал. Весь мир замер и… раскрасился в цвет лазури. В тот самый цвет, каким Холмс помнил далекое небо из своего детства и которого Шерлок не надеялся больше увидеть, никогда. Именно такого цвета были глаза у стоящего напротив человека: удивленные, распахнутые, полные взаимной надежды, не серые — цвета весеннего неба.