Выше! Выше! Я хочу достать до звёзд!

Пятница, 7ое февраля Первый день поездки Лев

За ужином всё-таки обсудили книгу. Чуток неловко было говорить Яку-сану про тронувший, запомнившийся яркий момент: об осознании героиней своего тела, как она его ощупывала, целое, здоровое, как ревела от нахлынувших чувств. В фильме, который когда-то видел Яку-сан всё было немного иначе, а ещё в него намешали детали других историй того же автора. — Про человека-амфибию, например. Я вспомнил, что её тоже читал! Это в ней был врач с экспериментами по скрещиванию разных животных. — "Амфибию" Куроо тоже принёс. Похоже, возьму их в больницу и буду погружаться в советскую фантастику. — Голова профессора это во Франции, а Амфибия — в Испании. Вам какая страна больше нравится? — Поедем в обе и сравним на месте, — легко решил Яку-сан. Лев посмеялся. Выведывал у него, где он успел побывать. Это было несложно узнать из его Инстаграма, но так хотелось услышать от него живых забавных историй, а заодно отойти от темы улучшения человеческого тела, поднятой в обеих книгах. Лев согласен на литературный кружок, но с какой-нибудь другой книжкой, которая ничем не будет напоминать семпаю про грозящие ему изменения с его больной ногой. Яку-сан из-за гор рядом и упоминаний европейских стран всё равно вернулся к романам, уже Ремарка, и вот это Льву было интереснее, потому что Яку-сан оживился и рассказывал о том, что читал сам и успел полюбить. После заката на кемпинг опустилась чёрная ночь, и в окне рядом с их столиком можно было видеть только отражение зала и жёлтые огни горящих над ними гирлянд из сердечек. Лев готов был клясться, что кусочек видео со случайным обрывком разговора за этим ужином станет самым романтичным моментом в их новом клипе. А тот, на горе — самым трогательным. Это вообще был самый-самый лучший день, самый долгий, яркий, какой он только проводил с Яку-саном вместе. Другие были не хуже, просто этот — особенным. Назад к своему домику они шли в синеве опустившейся ночи. Если и были облака, то стелились к горизонту, а в звенящей тишине над ними сияла полная луна, белым кругом повисшая в звёздном небе. — Вот почему вы хотели сюда! Яку-сан счастливо улыбнулся. Именно для этого. — Ты хотел увидеть звёзды не из города. Вот, смотри. Они все для тебя. Вместо того, чтобы задрать голову к небу, Лев уставился на него. — Все-все? Только мне? Яку-сан поцеловал его возле их домика с выключенным светом. Огни ресторана сверкали где-то далеко-далеко, и Льву показалось, будто они с Яку-саном были одни на земле, одни на многие мили вокруг. И все звёзды, раскинувшиеся над ними от края до края, принадлежали только им. Обнявшись, они прислонились к перилам веранды и долго смотрели вверх. Большую Медведицу Лев без труда нашёл сам. Приложение в телефоне Яку-сана помогло сориентироваться и найти созвездие Скорпиона, а потом Яку-сан показывал Льва. — Вон треугольничек... — Так. — И от этого угла почти ровно яркая звезда — Регул. Это всё Лев. — А Малый Лев где, Яку-сан? Яку-сан сверился с картой созвездий. — Ну, как раз между Медведицей и Львом. Смотри, — и он снова взметнул в небо палец, показывая, куда глядеть. Лев так его любил. — А в вашем приложении он не из двух звёздочек. Яку-сан показал ему кончик языка. Лев наклонился к нему, чтобы поцеловать. Нос у Яку-сана был холодным. В баре ресторана он купил бутылку глинтвейна. С ней они ненадолго зашли в домик, согрели вино в кастрюльке на маленькой кухне, разлили по чашкам и вышли на веранду снова. Это было куда круче сожалений об осеннем вечере на его кухне с вином, когда Лев не мог посадить Яку-сана к себе на коленки. Сейчас посадил, и не только потому, что подстилка на стул в их домике нашлась всего одна: так было теплее и намного приятнее. Яку-сан держал свою чашку руками в перчатках без пальцев, улыбался в белом свете луны, не переставал говорить. Не только о звёздах. Обо всём на свете. Тихонько посмеивался, отпивал из чашки маленькими глоточками, грел над ней нос, смотрел на Льва, ожидая его ответов. Глаза у него блестели. Лев не чувствовал никакой усталости, будто не провёл целый день на воздухе после безумно раннего подъёма. Он держал своё сокровище, крепко прижимая его к себе обеими руками, и не было под звёздами ничего важнее этого. Они оставили возле себя обогреватель, но скоро решили, что лучше согреть им комнату перед сном. Ещё через две чашки глинтвейна вернулись в домик, чтобы растопить наконец камин. Лев помог ему переодеться, и Яку-сан нашёл на столе спички, перенёс к камину несколько поленьев и присел перед ним, разводя огонь. Огонёк занялся на поленьях не сразу, Лев успел переодеться и снова подогреть остатки вина. Теперь хотелось налить его в бокалы, но в кружках тоже было неплохо, уютно и сладко. Пушистой шкуры на полу перед камином тоже не было, конечно же, но Льву и не нужна была вылизанная красивая картинка, он любил то, что было, до сбивающегося дыхания и сжимающегося сердца, до звёздочек перед глазами любил. Как его не любить? Яку-сан всё может, умеет и знает. Невероятно красивый в отблесках занимающегося пламени. Уютный в великоватом свитере Льва и тёплых носочках. Свой. — Я тебя так люблю, — прижался к его плечу Лев. Яку-сан довольно прикрыл глаза и муркнул в ответ. Предложил: — Давай подвинем диван немного. Будет видно и камин и окно. И выключим свет. — Отлично. — Я такой пьяный, кажется... — Вовсе нет. С чего? — Лев поднялся с пола и протянул к нему руки, чтоб сел рядом с ним на диван тоже. — Не могу замолчать, — Яку-сан помотал головой, пошёл умыться. — Не смей засыпать, — улыбнулся Лев, когда он вернулся, и тоже оставил его ненадолго. В туалете было жутко холодно! Лев поскорее вернулся в комнату. Яку-сан, уютно сидящий на диванчике, умиротворённо глядел на огонь, грел протянутые к нему ладони, так что руки сами потянулись к телефону. Лев так хотел фотографировать и снимать каждый их шаг в этом волшебном месте, где не было никаких забот. Кроме постоянной надобности подзарядить телефоны, конечно. — Эй, — заметил его семпай. Улыбнулся, протянул руку, чтобы Лев присоединился к нему. — Глазами запоминай. — Я лучше сердцем, — Лев прихватил с кровати плед, который они совсем не зря привезли из дома. Нежиться под ним на диванчике у огня было так чудесно. Яку-сан совсем разомлел. — Не спи, — повторил Лев, — У меня шикарные планы на эту ночь. — Тогда раздевай меня. Хочу в постель, — посмеялся Яку-сан. И впрямь опьянел? От тепла, от места? От Льва рядом. И разве Лев сам не был опьянён его взглядами в этот вечер? — Ах. Ты с ума сошёл, — после долгих и сладких ласк, когда они оказались в постели совсем без одежды, Яку-сан улыбнулся и прикрыл глаза, опознав хруст упаковки презерватива, вложенной ему в руку Львом. — Ты можешь сегодня? — тот потёрся кончиком носа о его. Яку-сан не ответил прямо, лениво потянулся под ним: — Они кончатся, и у нас не будет соблазна? — Я ещё кое-что взял, — сказал ему Лев. — Тогда задвинь на окне штору, — попросил Яку-сан, толком не отвечая, готов ли нарушить их решение насчёт проникающего. — Там никого нет снаружи! Только ночь и звёзды. — Н-не хочу ночь, хочу одного тебя-я-я, — семпай снова лениво потянулся и сладко прижался к нему. Он жмурился, хихикал и уворачивался от поцелуев. Пришлось встать и зашторить окно. Отодвинуть с дороги диван, перенести плед на кровать, хотя давно уже не было холодно в комнате. — Ну и что это? — спросил Яку-сан о его задумке. Лев кивнул на оставленную за подушкой косметичку, откуда Яку-сан уже получил презервативы и смазку. — Так, — не глядя, вынул он оттуда одну уже знакомую ему пробку. Лев сел рядом, спрятал ноги под одеяло. Яку-сан достал ещё одну пробку, чуть побольше, с плоским стопором вместо колечка и глупой блестяшкой на нём. Маленький вибратор-колечко, который тут же опознал и включил, ухмыльнувшись тому, что тот заработал. — Это в аэропорту просветили внутри нашего чемодана, да? Лев закусил губу. — Оно разве не для девочек?.. Что там ещё? — Яку-сан приподнял косметичку, прощупывая её снаружи и почему-то не желая просто достать её из-за подушки и разом вытряхнуть всё содержимое на одеяло перед собой. Лев покачал головой. — Леди фингер? — Нет! — Большое и тяжёлое. Эту штуку доставать боюсь, — предупредил Яку-сан. — Это гель, чтобы мыть, — отмахнулся Лев. Ничего он не больше "пальчика". Яку-сан отпустил косметичку, засмеялся и обнял его обеими руками, затягивая обратно под одеяло. Такой хороший. Так кружили голову его поцелуи. Яку-сан целовал его, будто не было ничего в жизни ценнее. Лев тоже не собирался выпускать его из рук, только любить всю ночь. Всю жизнь беречь. Слишком дорого было то, что Лев увидел на вершине сегодня. Если б он мог, носил бы его слёзы у сердца. Ему в тот момент казалось, Яку-сан вот-вот расправит крылья и сорвётся в небо. Лев даже камеру на него случайно навёл, снимая вид вокруг, а потом, заметив это, порадовался совпадению: Яку-сан был в кадре. Лев ему улыбнулся и семпай не исчез, не улетел, шагнул ближе и прижался к груди, очень хотел остаться рядом. Лев всегда этого, только этого и хотел. Крепко прижимал его к себе у домика, пока он сидел на его коленях и без остановки говорил что-то, напевал небом забытую серенаду, шутил и сыпал подробностями про ту или иную звезду в небе над ними. Лев любовался им и сам не отставал, наслаждался моментом, о котором раньше мог только мечтать. Мысли об упущенных возможностях больше не грызли душу. Слишком много прекрасного ждало их впереди, чтобы Лев теперь оглядывался назад с сожалением. Яку-сан вылечится, и они вновь поднимутся на Асахи, и на любую другую гору, вот только и без этого, уже сейчас они могли сами взлететь хоть под самые звёзды. Яку-сан тоже это понимал, и Льву хотелось кричать от радости, так его распирало от счастья. При спуске с горы днём глупо сдерживал себя, пока на глаза не попались санки, а уж потом на снежном спуске он проорался вдоволь. А теперь лежащий под ним Яку-сан захихикал, млея от тепла и близости под одеялом. Получил нежную порцию коротких поцелуев, цепочкой опускавшихся на его шею, повернулся, заглянул в глаза. Хорошенький, сил нет. Ох, Льву стоило признать, что и он сам опьянел от глинтвейна, а постанывающий в его руках Яку-сан уж наверняка. Яку-сан ещё раз хихикнул и погрозил пальчиком: — Никаких презервативов. Дома. Ну вот. Лев выдохнул в его шею, без слов прося передумать. Сегодня, здесь — было бы так чудесно! — Ты забыл, что мы купили удобную подушечку? Я хочу её опробовать. А потом точно всё. Да, да, Лев сам предложил отменить. Но как же хотелось. Теперь с напоминанием о подушке хотелось в сто раз сильнее, но Яку-сан заинтриговал его. Да, можно было наплевать и потом купить ещё резинок. Вот только Яку-сан так и не сказал, что готов сегодня. Говорил всё, что приходило в голову, только не об этом. А потом сам попросил: — Заставь меня уже замолчать. Разве откажешь ему? Лев вынул из него влажные пальцы, устроил его спиной ближе к стене, в которую сам мог упереться обеими ладонями над его головой. Так давно этого хотелось. Яку-сан утопал в подушке, оторвался от него, только чтобы найти на постели смазку и надеть на его член колечко. Он включил вибратор, посмеялся, припомнив шуточку про его зубную щётку. Лев лениво, почти небрежно повёл раскрытой ладонью по его шее верх, по щеке, чтобы молчал. Смотрел сверху, как от его покачивающихся движений член с колечком у основания входит и выходит из его рта, и как Яку-сан сам движется ему навстречу, а по щекам у него мечутся всполохи света от огня в камине. Горячо. Лев запрокинул голову назад, отдаваясь ощущениям. Очень старался не ускоряться, но ничего не смог с собою поделать, когда Яку-сан ввёл в него сзади пальцы. Кажется, сразу два — водил ими, прижимая к гладкой коже, и от этого Лев видел перед собой только смазанные пятна, зажмурился. Яку-сан его не выпустил, мягко придержал, присосался к головке. Лев застонал, сгибаясь над ним, а когда снова двинулся навстречу, протискиваясь глубже в рот, просто рассыпался на миллиарды искорок от ослепляющих ощущений: Яку-сан ввёл в него пробку и крепко сжал ягодицы обеими ладонями, сосал, не собираясь отступаться. Задыхаясь, Лев всхлипнул — старался не стонать, и ничего у него не получалось. И не толкаться глубже в горло — тоже. Он не хотел, чтобы Яку-сан поперхнулся, только не сейчас, когда было так хорошо. Лишь бы не останавливался. Шумно выдохнув, Лев опёрся о стену предплечьем одной руки, вторую снова опустил вниз, чтобы сжать свой собственный член. Так вибрирующая часть ладонью прижималась к мошонке, вызывая приятную дрожь в теле. Да и Яку-сану был упор, чтобы не взять глубже того, как ему было комфортно, чем он с охотой и пользовался теперь. Лев провалился в пучину приятных ощущений, снова ловя перед глазами пятна, но скоро опомнился. Стащил кольцо и оно потерялось где-то на постели, продолжая вибрировать. — Я вообще-то для тебя это всё привёз, — охнув, громко прошептал Лев. — Да что ты, — Яку-сан снова попытался взять в рот его член, сделал вид, что собрался кусать. Лев отстранился и едва не ничком рухнул рядом с ним на постель. Руки дрожали. — Эй, осторожнее, — Яку-сан тревожно коснулся его плеча, он, в отличие от Льва, про пробку в нём не забыл. Больно от неё не было, только немного странно. Ах, даже завидно было, что у Яку-сана на пробку реакция была ярче. Не отвечая, Лев обхватил его рукой и придвинулся к его боку, сладко зацеловал подвернувшееся бедро, попытался подлезть под его ногу снизу, чтобы укусить за ягодицу, и Яку-сан, смеясь, отпихнул его. И будто тут же передумав, прижал ладонь к шее, притянул обратно. Лев целовал его и покусывал там, где на боку выступала косточка, а потом выше, очень щекотно под рёбрами. Яку-сан пискнул, а потом прикрыл глаза и замычал, когда Лев присосался к его соску, а другой сжал пальцами. Лев вдруг зашипел сам, прижавшись: пока он не видел, Яку-сан сумел найти на постели колечко и приложил вибратор к головке его члена. — Зачем снял? — Нельзя долго, — ответил Лев и отвёл от себя его руку. Не до игрушки стало, хотелось, чтобы теперь он сбился с дыхания. — Да? Не знал, — Яку-сан чмокнул его в нос, и Лев снова пустился его целовать везде-везде, вылизывать и крепко прижиматься лицом к его животу и бокам. — Эй, ты сегодня собрался кусаться? — Я тебя съем. Совсем съем, — ответил ему Лев. — Оставь хоть немножко на завтра, — попросил Яку-сан, сладко улыбнулся ему и обвил его шею руками. Так просто и ласково притянул к себе. Лев шарил руками по его телу, огладил бедро, протянул руку к коленке. Под ней нашёлся тюбик смазки. Яку-сан сказал: — Не там ищешь, — и улыбнулся, дразнясь. — Под подушкой, — немедленно догадался Лев. — М-м, возможно, — уклончиво ответил он. Неужели, он уже?.. Не может быть! Он не мог успеть... Лев осторожно просунул руку меж его ног, и Яку-сан довольно хихикнул. Пальцы провели по его анусу. Второй пробки в нём не было. Так, похоже, и не её надо было искать, а то, что доставило бы Яку-сану удовольствие. Лев ввёл в него пальцы, и ещё влажный вход запульсировал, колечко мышц сжалось. Рука Яку-сана царапнула его шею и едва заметно надавила на затылок — Лев наклонился к его члену, обхватил головку блестящими от слюны губами. Это будет долгая ночь. Яку-сан насаживался на его пальцы, тянул руки вверх и царапал деревянную стену. Лев с удовольствием слушал его тихие стоны. А потом он почему-то вывернулся из рук, пробормотал, что так больше не может, и после, повинуясь его рукам, Лев вдруг оказался прижатым к стене, стоя на коленках на их постели. Он чувствовал, как Яку-сан требовательно надавил на его плечо, и выгнулся, подставляя ему задницу. Яку-сан водил рукой по его члену, крепко сжимая, как Лев любил — давно изучил все его слабости. И медленно, невыносимо медленно тянул из него пробку, и пошла она к чёрту, когда выскочила, Яку-сан ввёл в него влажные, скользкие пальцы, доводил до несдержанных стонов, и Лев вжимался ладонями и щекой в шершавую древесину. Ощущения накатывали волнами, яркими пятнами перед глазами, и ему самому уже хотелось завыть, что так — больше не сможет. Яку-сан коротко придержал его второй рукой за бедро, сжал ягодицу, но сразу убрал руку. Лев ощутил разницу, облизнулся — Яку-сан вместо пальцев теперь притирался ко входу головкой члена. Лев знал, что он это любил, и пытался обернуться, чтобы видеть его лицо. Задохнулся, опустил голову. — Я хочу, — выдохнул он, прося. — А нельзя, — ухмыльнулся Яку-сан. Лев с обидой зарычал, подался назад, но всё равно ничего не получил — Яку-сан ловко выпустил его и он просто сел, растерянно пискнув. Посмеявшись, Яку-сан немедленно его обнял, притёрся носом к шее и, облизнув, присосался к мочке уха. — Ах... Лев в его глазах не видел сегодня никакой паники или стеснения. Яку-сан наслаждался, даря ему новые и новые волны удовольствия, топил в нежности. Несомненно, чувствовал себя в своей стихии. С пробкой это был первый раз, когда он вставил в него что-то кроме языка или пальцев, и Лев думал, что он будет стесняться, но он действовал уверенно. Мешающие мысли о том, что он не мог себя вести со Львом, как привык с девушками, отступили. Навсегда? Лев надеялся на это. Он хотел подчиняться его рукам. Эта его растерянность поначалу казалась трогательной, заставляла взять себя в руки и сосредоточиться на том, чтобы заставить его расслабиться. Теперь Яку-сан с удовольствием ласкал его, больше не боясь сделать неверный шаг. Льву совсем не казалось, что ему с ним неудобно. Они оба могли расслабиться, полностью отдаваясь наслаждению. И сейчас Яку-сан не убирал от него рук, заставляя отключаться от действительности и хвататься за стенку — был жутко доволен собой, за что был повален на постель и зацелован до потемнения в глазах. Яку-сан смеялся в ответ на его рычание и укусы, заставил его перевернуться, а потом потянул за собой, не разрывая поцелуй, и Лев даже не сразу понял, зачем ему ещё одна подушка за спиной, а Яку-сан уже устроился у него на коленках. — Тебе не больно? — одновременно спросили они, и Яку-сан захихикал. Лев погладил его правое бедро: — Я же без пробки. А тебе? — Мне — нет, — придерживался ладонями за его плечи Яку-сан. — Видишь, я не давлю на правую ногу. Совсем. — Устанешь так, — теперь Лев огладил его левую ногу, на которую Яку-сан перенёс весь вес, всё ещё не садясь, хотя мог бы опуститься на его ноги. — Устану — слезу, — Яку-сан поцеловал его и спросил: — Ты мне обещал грандиозное. — Ты всё применил на меня, — обиженно выпятил губу Лев. — О, да, — довольно сверкнул улыбкой семпай. — Ты гран-н-ндиозно сладкий, не оторваться. Но ты же всё равно справишься? Разве ничего не осталось, м-м? Он наклонился вперёд, поцеловал Льва, а потом снова посмотрел на него в ожидании. На кончике пальца у него держалась маленькая пробка. Лев забрал её, прикусив зубами, и Яку-сан опустил руки вниз, сжал оба их члена. Не торопясь, словно в отместку, Лев облизнул пробку и намазал смазкой из тюбика. Медленно повертел в руках, пока с неё не сорвалась капля на его грудь. Яку-сан нетерпеливо наклонился вперёд. Разыгрывая свою провокацию, Лев не отрывал взгляда от его глаз, и опять не заметил, как тот нашёл кольцо — только вздрогнул, почувствовав, что Яку-сан его на него надел. — Так лучше? — шёпотом спросил семпай, — Или мне включить? Лев протянул ему обе ладони под ягодицы: — Если угадаешь, в какой руке. Яку-сан засмеялся, пробке давно пора было оказаться вовсе не в руках. Ох, он едва дышал, придерживаясь за стену, пока Лев вводил её в него, и скованно опустился на его бёдра. Едва привыкнув, широко облизнулся и подался вперёд за поцелуем. Лев сжал его задницу, впиваясь в губы и перехватывая его стон. Приоткрытые глаза Яку-сана блестели, требуя яркого завершения ночи, он вжался ладонями в грудь Льва и упёрся лбом в его лоб, шумно задышал через нос, когда Лев продел в колечко пробки палец, чтобы проталкивать её. И будто мало было ему, что Лев сжал другой рукой оба их члена вместе, он опустил одну ладонь вниз, включил вибратор и сам сдавленно закричал. Когда он, дрожа без сил, через пару минут сполз со Льва на постель, тот стащил с себя мешающееся теперь кольцо и в два резких движения спустил в собственный кулак. Яку-сан слабо царапнул его по бедру, но не нашёл сил что-то сказать. Лев отбросил перепачканный плед, накрыл Яку-сана одеялом и зацеловал его макушку. Тот прижался крепче к его груди, с шумом выдохнул и затих. Лев тоже закрыл глаза, силясь отдышаться. Хихикнул: нельзя Яку-сану вибраторы. Если только у них не будет цели максимально ускориться. Яку-сан с закрытыми глазами обнял его под одеялом и продолжил молчать, только через несколько минут попросил пить. Чёрт. Нужно было оставить бутылки не на столе, а ближе к кровати... Лев вернулся к нему с водой, а Яку-сан осторожно освободил себя от пробки и только после этого аккуратно сел. Он пил, стуча зубами о пластиковое горлышко, и Лев старался не придерживать бутылку, и вообще сдержать все свои порывы слишком заботливой сиделки, так удачно проснувшейся в нём в декабре. Тогда за окном тоже был снег и Яку-сан, как и теперь, пытался найти рядом его ладонь, чтобы никогда не отпускать. Лев поцеловал его, получив обратно бутылку, и отпил сам. Милый, милый Яку-сан. — Ты такой красивый, — сказал ему Лев. Лохматый и обессиленный Яку-сан довольно улыбнулся, пожал голыми плечами и наклонил голову на бок: — Стараюсь соответствовать. Отдохнув, он поднялся и подкинул в камин ещё полено, сказал, будет немного жарко, но потом станет нормально. Из туалета вышел, не ёжась, там тоже стало тепло. После него Лев умылся и привёл в порядок весь их набор игрушек, получил от Яку-сана поцелуй в щёку, когда вышел. Они постояли у камина, глядя на огонь и обнимая друг друга, совсем раздетые, и Яку-сан что-то напел, тихонько мыча под нос. Лев подхватил знакомую песню, взял его за руки. — Нет, лучше включи в телефоне, — попросил Яку-сан. Лев выполнил просьбу: — Что, правда? Я думал, спать будем. — Будем танцевать и буянить, я всё ещё пьяный, — потребовал Яку-сан. Лев его обнял и закружил под зазвучавшую мелодию. Ничего он не пьяный, просто разгорячённый, как обжигающее солнце. Льву всегда будет с ним тепло и хорошо, особенно, когда он так счастливо смеётся. И подпевает словам — Лев почти не слышал этого от него, и это бережно отправлялось в копилочку чудесных и волшебных вещей, постоянно происходивших между ним и Яку-саном в эту самую тёплую зиму.