Прикладная орнитология

      Савелий ещё раз окинул зал внимательным взглядом. Видимой опасности не наблюдалось. Да и вообще с видимостью были напряги: освещение в клубе своеобразное, а иначе сказать — плохо приспособленное к нормальному человеческому зрению. Да ещё во время выступления танцевальной группы устроители шоу подпустили эффектов, схожих по действию со свето-шумовой гранатой. И как эту какофонию шеф выдерживает, ведь их столик всего в полутора метрах от дрыгающихся танцоров в ярких одеяниях, напоминающих лохмотья из разноцветной фольги. Хотя Колечко, если судить по его улыбке от уха до уха, вполне доволен, а уж ради его удовольствия Фил и не на такие лишения готов идти.       Савелий вздохнул. По служебной обязанности секьюрити не должен допускать столь личного отношения к охраняемым объектам, но что делать: Филипп Филиппович никогда не корчил из себя крутого босса, при котором охрана не имела права нос из-за плинтуса высовывать, да и его бойфренд был созданием, к которому невозможно было сохранить безразличие. Так что за время их сотрудничества Савелий стал для этой парочки больше дуэньей, чем наёмным охранником.       Тем временем на подиуме возникла какая-то мулатка и начала басить в микрофон свои афроамериканские романсы, и Савелий решил, что пора навестить более полезные помещения клуба.       В туалете было не особо многолюдно: в одной из кабинок деловито журчала вода, сидящий на корточках у стены парень меланхолически курил что-то из недозволенного, а над раковиной низко склонилась фигура в уже знакомых раздражающе-пёстрых лохмотьях. Савелий тихо хмыкнул и зашёл в свободную кабинку. Когда он открыл кран у соседней раковины, пёстрая фигура всё ещё обвисала над фаянсовой чашей, на дне которой таяли розовые разводы. Савелий, пока мыл руки, всё косился вбок. Потом вытер руки одноразовой салфеткой, бросил её в урну. Надо было возвращаться, но он после недолгого колебания всё же спросил: — Эй, парень, с тобой всё нормально? — Угу, — гундосо раздалось из-под слипшихся тёмно-рыжих прядей, которые месяц назад пытались выдать за средне-каштановые, но вмешательство химии в природу явно провалилось. — Нормально… — Тебе что, по носу заехали? — Вот ещё! — парень медленно выпрямился, разглядывая в зеркале свою бледную, несмотря на яркий грим, физиономию. — Это называется вегето-сосудистая дистония.       Савелий отметил его малый рост и относительную хрупкость, и со знанием дела добавил: — Подростковая.       Пацан даже разозлился как-то вяло: — Да иди ты… Мне уже восемнадцать. Почти что. — А по виду не скажешь, — признался мужчина. Он ещё раз обшарил собеседника профессионально-невыразительным взглядом. Ничего так балерун, маленький, но стройный, тренированный. Узкие лямки цветного трико открывают вид на скульптурной безупречности плечи, тонкая ткань мокро облепила сглаженные холмики пресса и ладные мальчишеские ягодицы. На области, где у мужчин сосредоточены их основные достоинства, Савелий старался внимание особо не акцентировать. Танцор тоже осмотрел собеседника, не скрывая своего интереса к обширности представшего объекта, завистливо вздохнул и согласился: — Ага, мне хотя бы до ста семидесяти успеть дорасти.       Савелий подумал, что ещё на пару минут он может задержаться — в зале оставался опытный напарник. Спросил с искренним интересом: — В каком смысле — успеть дорасти? И почему именно такая цифра?       Молодой человек скривился и плеснул себе на лицо горсть воды. Потом нехотя объяснил, что успеть надо до того времени, как он закончит свою учёбу в некой школе-студии, после завершения которой надо искать себе постоянное место в каком-нибудь хореографическом коллективе. А во многих группах существуют такие требования, чтоб не ниже и не выше, а то и по конституции участников подбирают. Савелий сочувственно цыкнул: — Ай-яй-яй, сложности-то какие. Ну, желаю тебе подрасти, воробушек!       Парень оскорблённо раздул ноздри: — А ты… ты… ты вообще филин!       Савелий замер: откуда знает?.. Дело в том, что его имя многие сокращали до «Совы», а там и «Филин» пошёл прицепом. Но ведь он этому птенцу не представлялся! Парень понял его замешательство по-своему и издевательски протянул: — Вооот… Стоишь тут, глазами круглыми хлопаешь, в точности как филин!       Ну, всё, пташка, ты нарвался! Ведь не знает, с кем разговаривает, а расчирикался тут! — Филин, говоришь?.. — Савелий демонстративно оглядел ещё раз тонкую напряжённую фигурку в переливающемся художественном рванье. – Ну, тогда ты — попугай. Какаду. Нет, какадушка!       Пацан едва успел открыть рот для возмущения, а мужчина обидно щёлкнул его по курносенькому носу и исчез. Савелий умел передвигаться очень быстро. Гораздо быстрее любого танцора. ***       В этом автосервисе Савелия знали как постоянного клиента. Можно сказать, как ВИП-клиента, с автомобилем которого ни один мастер не рискнёт схалтурить. Да и с ним самим обращались очень уважительно. Не то, что с остальными. Вот как, например, с тем заморышем в поношенной куртке, который пытается всучить механику свой слегка покорёженный мотоцикл. Савелий прислушался… пригляделся… Ба, знакомые всё лица!       Почему-то встретить снова этого птенчика оказалось очень приятно. Мужчина расплылся в улыбке, предвкушая новый раунд, в котором эта птаха наверняка постарается снова его перечирикать. Ладно, но для этого придётся кое-что предпринять! Савелий незаметно прошёл к хозяину автомастерской. Свой заказ на смену масла и проверку аккумулятора он оформил быстро, а затем попросил: — И у того воробья примите его мотик в починку. За мой счёт.       А когда ему стали что-то говорить об отсутствии нужного мастера, Савелий лишь утяжелил взгляд и достал портмоне: — И как можно быстрее.       Расстроенного парня он легонько хлопнул по плечу, и только после этого «Танцулькин» обнаружил рядом с собой ещё чьё-то присутствие: — Ой! Ты чего, дядя… А, это ты, филин. — Да, попугаюшка, это я. Что, помял агрегат?       Парень душераздирающе вздохнул и кивнул: — Ага, скользко было, я и въехал… Блядь, что я Гарику скажу! — он вцепился себе в растрёпанную шевелюру, уже полностью тёмно-рыжую. Савелий только покачал головой — вот же неудачник, ещё и мотоцикл не его!       Обычно Савелию было глубоко по барабану наличие проблем у посторонних ему людей. Но неприятности этого конкретного птенчика почему-то вызывали душевный дискомфорт. Хотелось погладить по вихрастой голове и сказать — не переживай, всё наладится. Чтоб парень поверил и заулыбался в ответ. Наверняка у него потрясающая улыбка, поскольку другие эмоции на этой открытой мордочке можно читать не напрягаясь. Он солидно откашлялся и сказал: — Вот что. Давай-ка поставь свою железяку вон к той стеночке и пойдём отсюда, — парнишка уже рот открыл для возражений, но Савелий, внушительно глядя на механика, сказал: — Всё равно нужного тебе мастера сейчас нет, а пока он объявится, мы успеем пообедать.       Убедившись, что подошедший босс уже начал втолковывать автослесарю задачу, Савелий утянул слабо сопротивляющегося парня на улицу.       Обед они начали в унылом молчании. Видимо, пацан смирился со своими неприятностями мирового масштаба и впал в апатию. Он покорно согласился с выбором спутником места, где им предстояло питаться, да и в меню даже не заглянул. Только неприязненно сказал: — Учти, у меня денег мало, вряд ли на ремонт хватит… Так что за обед платишь ты, раз уж притащил. — Разумеется, — сухо согласился Савелий и заказал по своему вкусу. Кормили здесь очень даже неплохо, но аппетит у молодого растущего организма так и не проявился. Озабоченно наблюдая за тем, как танцор неохотно подбирает вилкой аппетитные куски с тарелки, Савелий вдруг подумал, что это очень неправильно — быть таким худым, даже заморенным. Да ещё при этом ест так, будто плохо знаком с этим процессом. — Слушай, а как тебя зовут? — вдруг спохватился Савелий. — Мы уже вроде как второй день общаемся, пора бы и по именам друг друга знать.       Парень фыркнул, слегка оживившись: — Ага, ты ещё предложи на брудершафт выпить! — и тут же обеспокоенно забегал глазами, сообразив, что сам дал намёк на возможное развитие событий. — Ммм… я вообще-то Степан.       Савелий сделал вид, что ничего не заметил: — Очень приятно, а я — Савелий, — пацан заинтересованно вскинул брови, явно что-то соображая о значении имени, но мужчина не дал ему возможности высказаться. - Нет, выпивка не планируется, мы же оба за рулём. Просто если я тебя опять попугаюшкой кликать буду — обидишься… Да и не тянешь ты на попугая, вон, клюёшь меньше, чем воробей. Можешь нормально поесть, как все мужики?       «Мужик» демонстративно закатил глаза: — Нормально… Да если я буду столько в себя упихивать, — он тоскливо посмотрел на содержимое большой тарелки, стоящей перед ним, — я через неделю точно буду выглядеть, как птица. Пингвин называется, знаешь такого?       Савелий озадаченно уставился на него и перестал жевать. Мда, с этими балерунами нервы себе на раз испортишь: живут они как-то не по-человечески, рвут себе жилы непонятно зачем, ради прыжка какого-нибудь особо изящного. И ни тебе пожрать, ни выпить… Нет, к выпивке Савелий и сам был не склонен, но покушать любил, и не представлял, как можно добровольно отказаться от аппетитного куска дымящегося мяса. Зато теперь он, кажется, понял, почему босс постоянно названивает своему тощему любовнику с одним и тем же обязательным вопросом: «Ты поел? Перчатки взял?» Раньше Савелия раздражали эти разговоры, потом он привык, а понял лишь сейчас — Филипп Филиппович просто заботится о своём Колечке, за которым нужен глаз да глаз.       Забота. Защита. Тепло. Симпатия. А в итоге, наверное, действительно любовь. Хотя раньше Савелий был уверен, что такие чувства имеют право быть, если только рядом с мужчиной — хорошая женщина. У самого Савелия женщины были, но или не столь хорошие, как нужно для настоящей любви, или… Или вообще непонятно что. Поэтому Савелий предпочитал об этом не задумываться.       Когда они после обеда вышли на улицу и не спеша двинулись в сторону автосервиса, Савелий сказал, обеспокоенно разглядывая степанову курточку на рыбьем меху: — Тебе не кажется, что для мотоцикла надо бы чего-то поплотнее на себя надевать?       Пацан легкомысленно тряхнул чёлкой: — Сойдёт. Да и не очень холодно пока.       «Вот именно, пока», — мрачно подумал Савелий и постарался больше не смотреть в его сторону, чтобы не расстраиваться ещё больше. Ясно, что с одеждой у парня примерно та же ситуация, что и с питанием.       Получив на руки полностью целый мотоцикл, Стёпа задохнулся от радости. А узнав, что за ремонт ему ничего платить не надо, вообще онемел. Но, сложив два и два, покосился на невозмутимого Савелия и ощутимо напрягся. Забавно прикусив верхнюю губу, он нахмурил свои по-девичьи тонкие, разлётистые бровки и бесцветно поинтересовался: — Так сколько я вам должен?       Савелий отметил, что парень употребил обращение на «вы». Стало как-то неприятно, и мужчина поморщился, отмахиваясь: — Да ничего ты не должен. Считай, что на день рождения подарок.       Глядя исподлобья, Степан пробормотал: — Да он у меня только через неделю будет…       Как ни тихо он это произнёс, Савелий расслышал. Нацепив на лицо покровительственное выражение, типа «Спецназ ребёнка не обидит!», Савелий на прощание потрепал нового знакомца по плечу и пошёл к своему авто. И уже выезжая из бокса, бросил прощальный взгляд на Стёпу. Показалось или нет, что парень выглядел и ошарашенным, и разочарованным одновременно? ***       Уже через день у Савелия была полная информация на интересующего его человека. Пусть сам он с компьютером работал не столь виртуозно, но — имелись возможности, и связи нужные тоже наличествовали. Добрые люди пробили по базе, распечатали, с фотографией, анкетными данными и чуть ли не анализами из детской поликлиники, и преподнесли Савелию Максимовичу всё это добро на блюдечке с голубой каёмочкой (кхе-кхе). И тактично удалились, оставив получателя тихо охреневать от того факта, что Степан оказался носителем очень симпатичной фамилии — Савельев. Вот и чудненько, решил Савелий, будет чем в следующий раз поддеть этого гордо реющего буревестника.       Внимательно ознакомившись с документами, Савелий удовлетворённо кивнул сам себе: почти всё, что он предполагал об этой пташке, оказалось таковым в действительности. И насчёт дня рождения — тоже правда. Бесполезных подарков, вроде букетов, картин и билетов в филармонию, Савелий не признавал, поэтому при первой же возможности внимательно исследовал то, что являлось у Колечка верхней одеждой. Поскольку Фил очень придирчиво следил за гардеробом любовника, то данная информация была бы как нельзя кстати: — Колечко, послушай… а вот это пальтишко твоё вы в каком магазине брали?       Колечко вытянул губы дудочкой и с любопытством уставился на телохранителя, который никогда прежде не интересовался гардеробом своего подопечного. — А тебе зачем? Неужели созрел до уровня мировых модельеров?       Савелий слегка смутился, но потом, заулыбавшись, всё же признался: — Да я не себе. Мне тут надо одного зяблика потеплее одеть… Прикладная орнитология. Продвинутый курс — Гарик, ты не представляешь, что со мной произошло!.. — Савельев, взбудораженный больше обычного, ворвался в комнату без стука. Ладно, пока Лёха в командировке, такое можно и проигнорировать, но попозже воспитательную беседу на эту тему Гарик со Стёпкой обязательно проведёт. — Мотоцикл целый? — обмирая в душе, тут же осадил его Гарик. Он уже сто раз за время стёпкиного отсутствия успел проклясть свою мягкотелость, за счёт которой Савельев уломал дать ему «на часок» лёхин чоппер. Часок растянулся на полдня, и этого времени Гарику вполне хватило для того, чтобы припомнить, что в их компании у Савельева было прозвище «Тридцать три несчастья». С патологически неудачливым парнем могло произойти что угодно, вплоть до пресловутого кирпича с крыши. Окружающие с таким положением вещей примирились давно, и только сам Степан не терял веры в то, что когда-нибудь жизнь и к нему повернётся хотя бы профилем, а не надоевшей тыльной частью. — Целый, не беспокойся! Тут, понимаешь, такое дело вышло… — и Стёпа, возбуждённо жестикулируя, начал рассказывать историю знакомства с подозрительно добрым великаном, похожим на одного желтоглазого пернатого хищника.       Выслушав эту рождественскую сказочку, Гарик глубокомысленно обмерил взглядом Савельева. А тот не отводил от него своих горящих карих очей в ожидании вердикта. И чего, интересно, он ждёт от Гарика? На первый взгляд, никаких кардинальных изменений в Савельеве он не обнаружил, и с чего ему такой подарок фортуны выпал, тоже было непонятно. — Что, вот так прямо заплатил и даже за жопу не помацал? — уточнил Гарик. Стёпа покраснел и отрицательно помотал вихрастой рыжей головой: — Я же говорю - нет! Ему вроде даже неприятно стало, когда я про брудершафт ляпнул. — Странно… — удивился Гарик. — Ты у нас вроде не бракованный какой, приодеть-расчесать-погладить и будешь ещё та конфетка.       Стёпка даже не подумал обидеться на такой пассаж. В их полу-богемной среде не считалось столь уж зазорным платить лёгкой эротикой за небольшие услуги и необременительные благодеяния. А что такого? Заодно и самим сексуально разрядиться можно, что в их возрасте тоже немаловажно.       Гарик и Стёпа согрешили друг с другом только однажды, в начале знакомства, без всякой корысти, а просто в порыве пьяной симпатии. Наутро единодушно решили не брать во внимание такое независящее от них обстоятельство, как секс по пьяни, и с тех пор оставались меж собой просто добрыми друзьями, соседями и собратьями по Терпсихоре. Правда, если раньше они были соседями по комнате, то теперь стали соседями по общаге, поскольку несколько месяцев назад Гарик переехал жить к Лёхе Лымарю. Его отсутствие не оказало заметного влияния на уровень бедлама в двадцатиметровой комнате, населённой теперь лишь четырьмя постояльцами, а Стёпка продолжал бегать к нему на другой этаж со всякой мелочью. Многоэтажное здание, бывшее раньше чьим-то ведомственным общежитием, со временем превратилось в свой худший вариант этого слова. Самые различные организации, мелкие учебные заведения и даже отдельные частные лица арендовали в нём жилые площади для своих сотрудников, учащихся, командированных, проституток и прочих категорий «перекати-поле». На общей кухне можно было увидеть и вьетнамцев, гоношащих свою остро пахнущую экзотику, и перелётную бригаду каких-нибудь технарей в одинаковых спецкомбинезонах, которые клянчили у аборигенов кастрюлю для традиционных вечерних пельменей. Школа-студия, где имели честь обучаться Гарик Дубинин и Стёпа Савельев, для своих иногородних студентов снимала в этом «теремке» две комнаты — для мальчиков и для девочек соответственно. Но девичья светёлка почему-то оказалась несколькими этажами выше, отношения с сокурсницами вообще оставляли желать лучшего, и общения на «домашней» территории не получалось. Три надменные фифы, которые по коридорам не шли, а печатали шаг а-ля «нос кверху, носки развёрнуты на 90 градусов», никак не вписывались в атмосферу этого человеческого муравейника — изменчивую, шумную, кипучую, с лёгким налётом вынужденного конформизма.       А вот сплочённая пятёрка жизнелюбивых, грациозных, языкатых и чертовски обаятельных парней-танцоров пользовалась в общаге просто бешеной популярностью, причём у обоих полов. Жертвой этой неодолимой симпатии стал и Лёха Лымарь, белоголовый крепыш с круглогодичным профессиональным загаром, бригадир преуспевающей строительной компании.       На Гарика он запал сразу, с первого взгляда. Правда, взгляд этот был слегка похмельным, но различать подробности Лёха был в состоянии. Какая нелёгкая занесла его в то знаменательное утро не на свой этаж, осталось неизвестным, но вид томно курящего брюнета в изношенном чёрном трико пригвоздил бригадира к полу. Даже на более подготовленных жителей их этажа эта картина действовала парализующе: дымящаяся сигарета в одной, небрежно откинутой в сторону руке; вторая же рука между тем обвивает стройную ногу курильщика, указующую строго в зенит оттянутым до предела носочком. Что и говорить, вертикальная растяжка у Гарика была его персональной фишкой, не оставляющей никого равнодушным. Вот и Лёха не устоял. Бурно развивающийся роман в итоге ознаменовался переездом Гарика, который тоже не устоял перед возможностью поселиться в комнате общажной аристократии, к коей принадлежал Лымарь. На двадцати прекрасно отремонтированных метрах он жил один, а главное — пользовался практически отдельным санузлом, хитро отгороженным от общего пользования. К этим благам цивилизации в виде индивидуального душа изредка прибегал и Савельев, особенно когда бригадир был в очередной командировке.       Но вернёмся к первоначальной сцене. Немного подумав, Гарик продолжил допрос: — Ты ему свой телефон дал? — Он не спросил, — пожал плечами рыжик и тут же увёл взгляд в сторону.       Дубинин ухмыльнулся: — А ты и расстроился, да? Он тебе понравился, что ли? — Вот ещё! — чересчур резко отреагировал Савельев. — Да он такой… во и во!       Широко расставленными руками Стёпа обозначил размеры объекта в высоту и ширину. — И глаза, как два окуляра от прицела. Филин натуральный, бу-бу-бу! — передразнил он своего неправильного благодетеля. — А раз не понравился, чего ты тогда кипишуешь? — резонно полюбопытствовал друг. — Радоваться должен, что от Лёхи за мотик по шее не получишь, да ещё и пообедал на халяву.       Стёпка тут же притих и, кривясь, признался: таки да, в этом приключении больше плюсов, чем минусов. ***       В следующий раз Стёпа к Гарику уже стучался. И даже как-то неуверенно, наверняка предчувствуя выволочку за то, что опять пропал после занятий, не предупредив. А телефон, как всегда, у него окажется разряжен! Правда, оставалась надежда, что друг исчез в связи с необходимостью затариться выпивкой в свете предстоявшего совершеннолетия, но заниматься этим они планировали вместе. Да и не было у Стёпки денег, Гарик об этом знал доподлинно.       На робкий стук в дверь Гарик отозвался ожесточённым «Да, войдите!» и чуть не прибил с разгулявшихся нервов объявившуюся наконец заблуду. — Тебя где черти носят, олень ты безрогий?       Стёпа похлопал немного затуманенными глазками и расплылся в неуместной улыбке: — Нее… Я не олень. Я — зяблик…       Гарик от неожиданности на время лишился дара речи. И, только сейчас обратив внимание на пухлый пакет, который Савельев прижимал к груди обеими руками, он заинтересовался: — Это что у тебя такое?       Стёпа с готовностью вытащил и развернул перед Гариком симпатичный тёмно-красный пуховичок, с капюшоном, отороченным натуральным на первый взгляд мехом. — Вот, подарок… — Мне? — восхитился Гарик, уже протягивая руки к приятной и на ощупь вещи. — Да щаз!.. — возмутился Степан и шлёпнул по загребущим ручонкам. — Это мне подарок! На день рождения!       Гарик всегда отличался умом и сообразительностью. Многозначительно прищурившись, он протянул: — Агааа… Опять этот… как его… филин, да?       Стёпа потупился и чуть заметно кивнул. — И? — продолжил давить на него Гарик. – Что, опять даже не намекнул на свидание?       Савельев поднял голову и обеспокоенно воззрился на друга: — Намекнул… Спросил, где я день рождения собираюсь праздновать.       Дубинин не выдержал и рявкнул: — Ну?! Чего ты тормозишь на каждом слове? Куда он тебя звал?       Стёпка пошёл и уселся на пустующую лёхину кровать, продолжая всё так же прижимать к себе обновку. Посмотрел несчастно и забурчал: — Никуда не звал. Я сказал, что в общаге собираемся. А он только кивнул, и всё. Кто его знает, может, он ещё и сюда припрётся? Он же наглый, как танк, и по размерам примерно такой же… Чо ты думаешь, я с ним идти хотел по этим магазинам? Так он меня просто под мышку взял и понёс. Не орать же на всю улицу? — А если он тебя в следующий раз действительно похитит? Наиграется и на органы потом разделает? — разозлился Дубинин. Стёпа задумчиво закрыл нижней губой верхнюю и начал её жевать. — Не похоже… Он вроде не такой.       Гарик потерял терпение: — Можно подумать, ты знаешь, какие они бывают, маньяки эти! Прямо классификацию на собственном опыте провёл!       Но Стёпа упёрся и твердил, как заведённый: — Филин не такой! — и неосознанно гладил ладошкой ткань своего пуховичка, со всеми мыслимыми пропитками — от воды, ветра и чуть ли не радиации.       В тот раз они с Гариком разругались вдрызг. Помириться пришлось, когда Савельев позвал друга на помощь — надо было поднять на этаж привезённые службой доставки коробки. — Что это? — Гарик присел на корточки возле одного из картонных ящиков, обмотанных скотчем с фирменным логотипом компании. От толчка в ящике глухо булькнуло. Стёпа не ответил: он читал надпись, сделанную красным маркером на другом ящике, и глупо улыбался. Гарик бесцеремонно повернул коробку к себе и прочёл вслух: — «С днём рождения, чижик!» Тааак, — он поднялся и окинул груз тяжёлым взглядом. Таким же наградил и самого Савельева. — Это твой Филин постарался, я так понимаю?       Степан застенчиво пожал плечами: — Ну, кроме него, вроде больше некому… Потащили?       По общаговским меркам пойло было изысканным, закуска — деликатесной, и подобревший к концу гулянки Гарик уже более благосклонно отнёсся к факту телефонных переговоров виновника торжества с подозрительным спонсором сего празднества. Раскрасневшийся Стёпа оттащил его в коридор, где не так била по ушам музыка из одолженных у кого-то сабвуферов. — Гарик! Он меня приглашает отметить мою днюху в каком-нибудь ресторане! Что делать-то? — расстраивался Стёпа. — Боишься? — понимающе кивнул Дубинин. — Это понятно… Ничего, я с тобой пойду, прослежу, куда вы поедете. — Тьфу ты! — ещё больше разнервничался именинник. — Я не в том смысле! Мне же в ресторан надеть нечего!       Гарик не выдержал и заржал аки жеребец: — Ну ты прям как девица на выданье! Надеть ему нечего… Да подберём чего-нибудь у пацанов, что ты волнуешься.       Стёпка только рукой махнул: — Да у кого ты подберёшь? Я ж ниже всех… К вьетнамцам, что ли, идти собрался? Ладно, пойду в чём есть, всё равно он сразу после занятий приедет. ***       Нет, Гарик не забыл о своём обещании проследить, куда возможный лиходей повезёт Стёпку. Но этот… чижик, блин!.. нет, птичка-наивняк (гнездится на иве, живёт недолго) сам виноват: только увидел в фойе громадину в чёрном костюме и при галстуке, так и порхнул к нему, даже на Гарика не оглянулся.       Дубинин, пока пытался разглядеть подробности для словесного портрета (не дайбох, конечно!), тоже упустил время. Только и запомнил впечатляющие внешние данные мужика и его «президентскую» стрижку — нечто среднее между «полубокс» и «под ноль». А потом ему прощально мигнули задние габариты дорогой иномарки, в которой увезли Стёпу. Авто за секунды набрало скорость, которая лымаревскому чопперу и не снилась, и исчезло за поворотом. Гарик плюнул и достал телефон: — Савельев! Если ты и сегодня отключишься, я тебя сам прибью!       Савельев пообещал быть на связи, и… уже через два часа и пять SMS-ок перестал брать трубку. Сначала он сообщил, что Савелий привёз его в Крокус Сити, но до ресторана они ещё не добрались. Потом отзвонился из какого-то очередного бутика и паническим шёпотом сказал, что его раздевают чуть не в шесть рук. Гарик сначала заволновался, но, узнав, что руки принадлежат красоткам-продавщицам, поржал и посоветовал не теряться.       Последнее сообщение было о том, что им принесли какое-то охуенное жаркое, и спонсор пообещал скормить его Стёпке принудительно. После этого агент, заброшенный во вражеский буржуйский тыл, перестал выходить на связь.       Гарик сначала мерил шагами комнату, поминутно хватаясь за телефон, потом не выдержал и спустился вниз. Зябко кутаясь в куртку, он курил на крыльце общаги и провожал глазами каждый проезжающий по дороге автомобиль, надеясь, что тот свернёт на местную парковку. И дождался-таки: уже знакомый чёрный бизнес-седан уверенно подрулил к самому подъезду. Держа себя в руках, Дубинин дождался, когда после минутной задержки открылась правая передняя дверь, и наружу выбрался его непутёвый дружок. И надо сказать, как-то он это неуклюже сделал… Обеспокоенный Гарик тут же сбежал с крыльца: — Эй, всё нормально?       Стёпка развернулся ему навстречу, не успев убрать с лица сияющее выражение: — Ой, привет… Да, всё путём! Пошли к тебе, щас всё расскажу… — он обернулся и помахал рукой вслед тихо тронувшемуся с места автомобилю. — Гарик, это было что-то! — Не сомневаюсь, — проворчал немного успокоившийся Дубинин. — С тобой вечно то «что-то», то «нечто» происходит! Ты правда целый? Он тебя не… того? — Чего — того? — тут же понизился градус позитива у Савельева. — Ты Филина не знаешь, вот и не угадывай! — А ты его уже насквозь знаешь? — подковырнул Гарик, ожесточённо растирая замёрзшие за время ожидания уши. — Да уж получше тебя! — огрызнулся Стёпка.       Пока они препирались, успели дойти до лымаревских апартаментов. Гарик плюхнулся на кровать и сумрачно уведомил: — Лёха утром возвращается, так что спать к себе пойдёшь. А теперь давай рассказывай в темпе, как погулял.       Стёпкин рассказ Гарика впечатлил. Да ещё и снабжённый иллюстрациями в виде потрясающих шмоток, в которые оказался облачён Савельев. — Он что, и трусы тебе купил? — потрясённо спросил Дубинин, пытаясь оттянуть пояс туго облегающих джинсов, чтобы заглянуть внутрь. — Абсолютно всё, даже носки! Ой, а пакет-то с моими старыми вещами у него в машине остался, — спохватился Савельев. – А, ладно, в другой раз заберу. — В другой раз… Понятно, — покивал Гарик, поджимая губы. — То есть ты уже не сомневаешься в этом другом разе, да? И в Филине этом стопроцентно уверен?       Степан немного помолчал и непривычно твёрдо выдал: — Нет, стопроцентно не уверен. Но пусть даже и ошибусь, но сомневаться в нём я не хочу. Он такой… такой… Обо мне сроду так никто не переживал, как он — и что ем мало, и что мёрзну, и даже про учёбу выспросил, не обижают ли преподаватели, а то он такое якобы слышал про хореографов! — Савельев смешливо фыркнул в ладошки. Потом спохватился и полез в карман. – А! Я же главное ещё не рассказал!       Из кармана он вытащил телефон, потыкал в кнопочки, потряс его и вздохнул: – Ну, так я и думал — сдох… Короче, я там, в ресторане этом, пошёл отлить. Еле разобрался с ихней сантехникой навороченной, а потом ко мне какой-то урод пристал…       Гарик даже как-то расслабился: так привычно было снова услышать про всегдашние заморочки Савельева, так укладывались эти события в стойкую картину савельевского мира, что окончание истории прямо-таки выбивалось из рамок: — Я уже всё, попрощался с новенькой одёжкой — так меня этот бугай схватил, что всё трещать на мне стало… «Что шкура трещать начнёт или задница, что-то не обеспокоился», — мелькнула у Дубинина подлая мыслишка. — И синяки будут, стопудово, — удручённо потёр Стёпка пострадавшие места. — Вот… Я уже готовлюсь вцепиться в него зубами, куда придётся, и тут влетает Филин! «Естественно, влетает, — у парня невольно растянулись в улыбке губы. – Чай, птица, не земноводное какое!» — Как он его месил, Гарик… Я даже не представляю, какой силы у него удар, что сто кило летело до ближайшей стенки как… как птичка. И потом так ме-е-едленно по ней сползло… Вот это было зрелище! — расплылся в плотоядной улыбке рыжик. — Жаль, после такого пришлось уйти побыстрее. Филин мне всю дорогу в уши дул, какой я магнит для всяких извращенцев, и что теперь он сам будет меня приёмам самообороны обучать. — Заботится он, значит… Переживает о тебе, — ядовито вклинился опять помрачневший Гарик. — Между прочим, я о тебе тоже неслабо так переживаю. Что ты о нём узнал? Чем он занимается? Охранником у богатого дяденьки? А ты не думаешь, что он специально для тебя этот спектакль устроил, чтоб ты ему полностью доверять начал? А потом он тебя своему хозяину и доставит тёпленького, в подарочной упаковке!       Но на Стёпу его ор не произвёл ни малейшего впечатления. Парень упрямо стоял на своём: — Нет! Неправда! Я его глаза видел! Нельзя так притворяться, чтоб аж губы тряслись и сам весь белый… Савелий не такой… — Кто?! — поразился Гарик. — Его так зовут… Савелий Максимович. Фамилию он назвал, только я забыл, — и Стёпа с вызовом уставился на друга, готовый защищать своего Филина до конца.       Но имя предполагаемого душегуба почему-то оказало на Дубинина такое впечатление, что он только обессиленно отмахнулся: — А ну тебя, делай как знаешь, только потом не жалуйся. ***       Но Стёпка жаловался всё равно. Ябедничал на тотальный контроль со стороны Филина, ругался, когда не мог разобраться во всех примочках навороченного эппловского смартфона, что купил ему Савелий, ныл, что нет сил отказаться от вкусностей, которыми его закармливают, и при этом старательно прятал хитро-довольные кошачьи глаза. Но взаправду раздражительным Степан стал, когда начались в полную силу обещанные тренировки по самообороне. Напрасно Гарик пытался вдолбить приятелю, что в жизни такие умения стоят гораздо дороже лишних пары-тройки синяков, но Савельев упорно продолжать шипеть и плеваться ядом. Потом он резко сбавил обороты, хотя синяков на теле у него вроде бы не убавилось. Сначала Дубинин озадачился таким удивительным смирением приятеля, который раньше после занятий со своим персональным наставником ходил взъерошенный и нахохлившийся, как воробушек. И начал внимательнее приглядываться к плеяде стёпкиных синяков, надеясь уловить тот момент, когда среди них появится отметина другого происхождения. Однако засосы что-то задерживались, и Гарик заподозревал, что именно их отсутствие вызывает недовольное бухтение Савельева. Поэтому в ответ на очередное неубедительное нытьё только широко лыбился и тонко подкалывал мающегося от неудовлетворённости друга. Окончательно ситуация прояснилась в тот день, когда Стёпка выдал свою дятловую дробь в дверь лёхиной-гариковой комнаты и, торопливо поздоровавшись с открывшим ему Лымарем, замахал другу, выманивая в коридор: — Гарик, дело на миллион!       Воровато оглядевшись по сторонам, он промямлил, рассматривая что-то на полу: — Слушай, тут такая байда… — недорасслышавший Гарик принял последнее слово за «беда» и сокрушённо схватился за голову. — Господи, а я-то уже решил, что ты со своей невезучестью расправился! Ну, что опять стряслось?       Савельев оторопело захлопал рыжими ресницами: — Да почему сразу стряслось-то?.. Слушай, а ведь и правда — со мной уже давно ничего такого не происходило, даже ногу ни разу на репетиции не потянул, — озарилось радостью лицо вечного неудачника. — Но я к тебе не за этим пришёл! То есть за этим, но… Короче, я сейчас иду на тренировку к Савелию. Вот. Это… У тебя есть?.. — Рожай быстрее, Зорька! — не выдержал Гарик. — Чего тебе надо? Презервативы? Смазку?       Стёпа мгновенно зарделся до кумачового цвета и начал заикаться пуще прежнего: — А… а т-ты как… То есть, откуда ты… — Тоже мне, тайны мадридского двора, — пренебрежительно фыркнул Дубинин. — Ты уже вторую неделю как курочка нетоптаная носишься. И в глазах такая обида: как же так — я весь такой красивый и до сих пор не трахнули!       Стёпа действительно обиделся, даже слезинки в уголках глаз засверкали: — Дурак ты, Дубинин. Дуб и есть… Ты что, до сих пор не понял, что Савелий меня никогда не трахнет? Он… он не такой, я уже устал тебе повторять! — Ну, извини, — Гарик неловко тронул за плечо отвернувшегося приятеля. — Я не в обиду, так просто вырвалось… Так что, там всё безнадёжно, что ли?       Стёпа утёр рукавом глаза и вздохнул: — Не знаю. Иногда мне кажется, что он меня хочет… Очень хочет. Даже из последних тренировок стал исключать полный контакт, ну, чтоб лишний раз не соприкасаться… Вот я и подумал, — он поднял голову и посмотрел на притихшего Гарика, — надо мне это дело в свои руки брать. А то он так и промолчит, чисто из великодушия, чтоб я себя, значит, ничем ему обязанным не считал. — А ты что, не из благодарности, что ли? — с опаской уточнил Гарик, и сразу спохватился. – Ох, извини, я…       Но Савельев не обиделся. На его симпатичной, золотисто-веснушчатой физиономии пробивалась такая гордая радость, смешанная с непривычной спокойной уверенностью в себе, что Гарик невольно им залюбовался. — Ну ты и правда дурак, Дуб… Ты думаешь, раз он меня вертит, как хочет, на тех же тренировках, так он и в постели такой же уверенный? Или то, что наряжает меня, как любимую куклу, значит, что я для него девочка? Нет, Гарик, я для него не кукла, не девчонка и тем более не боксёрская груша. И я буду последний на свете лох, если просру такого человека, как Филин.       Он перевёл дыхание и хищно сощурился, раздувая ноздри: — А ещё я буду трижды последний лох, если не уложу в постель такого мужика, как он. Ты бы видел, Гарик, какое у него тело, ммм… — и Стёпка мечтательно закатил глаза. Потом опять озабоченно уставился на Гарика. — Так ты дашь мне смазку или вы с Лёхой всю извели?       Гарик прикинул, как и чем придётся выкручиваться, если Лёхе приспичит. Получалось не ахти как, и он проворчал: — А самому в аптеку прогуляться не судьба? Лёха, сам знаешь, товарищ сексуально непредсказуемый. — Да не успеваю я! Филин минут через десять за мной приедет, когда мне по аптекам бегать? Обещаю, если сегодня всё выгорит, отдам в тройном размере.       Гарик не выдержал и захохотал: — Рыжик! Если у тебя всё выгорит, тебе самому эти запасы понадобятся! — и пошёл за ними в комнату. Лёха оторвался от телевизора и спросил: — Чего там у Стёпки за секреты, что даже в комнату не зашёл?       Гарик таинственно улыбнулся, запуская руку в ящик стола, где они держали расходный материал для секса: — О, Лёшенька, секреты просто сказочные! Например, как один гадкий утёнок превратился в прекрасного лебедя… Или как чижик-рыжик собрался изнасиловать одного здорового филина…       Правда, последнюю фразу улыбающийся Гарик предусмотрительно пробубнил себе под нос.