Обещание

      В лужах осенней слякоти отражались уличные фонари, будто провожая парня до дома, внемля ему об опасности. Накинув пониже капюшон и ускорив шаг, он быстро вышел на улицу, вдоль которой высокими рядами располагались высотки спального района. 31 октября никогда не нравилось Чонгуку своей фальшью: одетые в «зловещие» костюмы дети, улыбающиеся взрослые, протягивающие этим попрошайкам будущий кариес, вызывали только истеричный хохот и отливающий мхом старых сказок страх. Сегодня, как уже почти 5 лет подряд, снова случится нервный срыв. Пытаясь потушить панику, Чон заливает ноющую душу крепким алкоголем, что стоил ему половину стипендии. Всего одну ночь, каких-то 5-6 часов, и он снова будет свободен ровно на год, если верить ему. Воспоминания горьким перегаром застревают в горле, будто забирая последние попытки дыхания, и Чон с гулким кашлем разрушает радость «праздника». Ему от этого ни горячо, ни холодно, но дети смотрят на него, как на экспонат в музее, а их родители недоверчиво осматривают парня на предмет опасности. Пронзая их злым, чуть хмельным взглядом, он проходит мимо них, будто он здесь царь и закон, будто не он хочет убежать как можно дальше от собственного дома, хоть на один день.       Но нет, сегодня, впрочем, как и всегда, он возвращается в однушку, снимаемую на почти все заработанные кровные в ближайшем кафе, голодая при этом по-страшному. Раньше Чонгук мог похвастаться крутыми рельефными мышцами, кубиками и прекрасными накаченными бедрами, но наивный молодой бунт против семьи и наглая упрямая уверенность в себе заставили съехать его с насиженного места в поисках приключений на свою аппетитную. Может, это и прибавило баллов в его самостоятельность, но минусов было куда больше. Он бы смог вернуться, извиниться, снова повесить ошейник и послушно учиться в том универе, в котором видят его любимые родители. Но было одно НО: он, тот прекрасный лучик света, что ярко освещал пространство вокруг, тот, кто даже в голодные и холодные дни прижимал к себе напуганного и желающего вернуться домой мальчишку (он прекрасно понимал, что это минутная слабость, которая вследствие превращалась в кучу извинений и наивных тыканий носом/губами в шею).       Пустота темного коридора и размеренные шаги барабанами отдавались в голове Чонгука, заставляя сжаться. Страх новой гигантской волной накатывает на парня, когда сквозь запах собственного седьмого пота он ощущает аромат тонких вишневых сигарет, а кожа при этом покрывается мелкими мурашками. Это запах он чувствует каждый Хэллоуин уже почти 5 лет. Странная традиция для влюбленных.       - Куки, ты же не стал за год последователем движения за здоровье и жизнь, или как там, мм? — размеренно выпуская седой дым из своего милого рта, Тэ сидел на подоконнике в спальне, смотря печальными, словно в дымке этих самых сигарет, глазами на проходящих под окнами веселых оборотней, вампиров и ведьм. — Ты позеленел, когда зашел. С тобой всё хорошо? Нет. С Чонгуком уже давно не всё хорошо. Примерно 5 лет уже как всё плохо. Он помнит тот день до болезненного точно, словно это было вчера.       - Да, со мной всё в порядке, — нагло врёт, что не ускользает от дымчатого взгляда раскосых глаз, всегда искусно подведенных черной подводкой. Но спорить Техён не собирается, ведь он сам и есть причина его беглого взгляда и лихорадочно поверхностного дыхания, словно у астматика.       Тэ и сам не хотел бы приходить так, словно у него есть на это право, но его влечет, словно канатом, привязанным к поезду. За эти несколько лет Чонгук рос как на дрожжах, даже и не скажешь, что дома шаром покати, а Тэ так и остался на вид как в свои 20: худощавый, бледный, без намека на выраженную мускулатуру, всё такой же блондин, что так привлек внимание младшего (хотя теперь Куки постарше будет). Он был готов ко всему, даже к девушке в кровати, которая так нравилась им в минуты нежности или страсти. Но не к безжизненному взгляду напротив и темной ауре вокруг.       - Я не могу жить, пока чувствую твое присутствие рядом, — тихо прошептал Чон, а в голове Техёна словно в колокол ударили. Этих слов он ожидал и одновременно боялся больше всего на свете. Его удача, его проклятье. По щекам стремительно катится соленая жидкость.       - Гукки, не говори так, ты же умничка, ты справишься! — дешевая, лживая, но такая родная квадратная улыбка в обрамлении дорожек из слёз просила прощения, а получила только тяжелый выдох. — Гукки, просто отпусти меня, если тебе так больно, подумай хоть раз о себе, дурак!       Последнее было буквально выкинуто в лицо брюнета. Чонгук поднял внимательный взгляд на предмет своего безграничного обожания, не находя и намека на случившееся. Все так же одет в широкую не по размерам майку и темные шорты. Красные конверсы Чон заметил ещё у порога дома, но не придал особого внимания. Всё так же, как и 5 лет назад, в тот Хэллоуин. Воспоминания пулей проносятся в сознании парня: он снова идет впереди Тэ-Тэ, спиной к прохожим, зато лицом к хену, что так соблазнительно поедает сладкую вату. Они разговаривают, словно рядом никого нет, счастливо улыбаются и передают друг другу вату посредством губ, нежно касаясь полными губами. Он помнит, как резко изменился взгляд его хена и как неожиданно резко и сильно он отбросил его в сторону зазевавшегося прохожего. Уже через секунду под свист несправившейся с управлением машины младший видит, как безвольно отбрасывается тело Техёна в сторону стеклянной остановки, разбивая её стену. С немым криком и лихорадочно неровным дыханием, что до сих пор не отпускает его, он бежит в сторону уже мертвого Тэ. Любимое лицо уже почти неузнаваемо из глубоких порезов, руки и ноги неестественно выгнуты. Теплый не для такого времени года день окрасил в красный блондинистые волосы, которые Чон любил зажимать в свой кулак, а после нежно пропускать сквозь пальцы.       - Чонгукки, не вспоминай… — дрожащая просьба вырывает его из океана пролитых слез. Он смотрит в те глаза, что стали словно в дымке в тот первый Хэллоуин, который прошел словно в тумане для потерявшего стремление к жизни младшего. Тогда, уже 1 ноября, он нашел на столе записку, где аккуратным, но большим подчерком Тэ было написано про его смерть. Нервный смех и просьба так не шутить. Но в ответ глухая тишина.       - Можно мне уйти с тобой? Пожалуйста…- его затыкают на половине фразы горьким от слез поцелуем, и Чон до сих пор думает, что в его понятиях призрак не плачет и не целует так нежно.       Бледное лицо одаривается десятками поцелуяев, а тело двигают в сторону их вечно сломанной полуторки, ведь так было теплее спать. Горячие руки обхватывают тонкую талию блондина, и он слабо стонет в губы напротив.       Ведь можно забыться, хоть иногда? Забыть сломанный позвоночник в нескольких местах, что сейчас так остро выгибается навстречу ласкам. Забыть тысячу шрамов, вылизывая длинную шею и прикусывая кадык. Забыть зеленый оттенок потерявшего несколько литров крови тела, оставляя на ключицах ярко красные засосы и следы от зубов. Чонгук же может, да?       Приятно поскрипывая, кровать раскрыла свои объятия для двух тел. Привычно устраиваясь сверху, Чон на минутку заглядывает в блестящие желанием глаза напротив и не видит того пугающего дыма. Такой домашний, хныкающий от бездействия Тэ вызывает дрожь, но впервые Чонгук думает, что именно это неправильно, что он давно уже смирился со смертью самого дорогого для себя человека, но как и в 17, он не хотел признавать этого, мучая как себя, так и Техёна. Заставлял его возвращаться в самый страшный для обоих день, словно мазохист. Он им и является.       - Гукки, я всегда буду тебя любить, обожать, хотеть, боготворить. Но я никогда не прощу тебя, если ты уйдешь из жизни. Ты же знаешь, я ненавижу самоубийц, — заметив заторможенность младшего, Техён обхватил его щеки тонкими пальцами, мягко поглаживая острые скулы и улыбаясь одними губами.       - Я не уйду, — требовательный поцелуй и снова сдавленный стон. Продолжая держать в руках чужое лицо, Тэ начинает изящно двигать бедрами, словно намекая о скоротечности времени. А Чонгук будто и без слов понимает, легко снимает с себя и возлюбленного хлопковые майки и сильными руками поднимает изнеженного Тэ и буквально срывает эти чертовы шорты с нижним бельем. Блондин путается в пуговицах, молниях и пальцах и не сразу может снять джинсы с Чона, но тот и сам справляется. Оба будто чувствуют, что это последняя их встреча, срываясь друг на друге, оставляя засосы, укусы и шрамы на спине. На растяжку забивают, и Чонгук со сдавленным рыком входит сразу и на всю длину. В ответ громкий крик, смешанный со стоном, заветная точка пульсирует наслаждением. Переплетения рук, ног, запах любимого тела и счастливые улыбки во взглядах — хотелось бы поменять то ужасное воспоминание на это, чтобы был смысл жить. С широко распахнутыми глазами, почти крича любимое имя, Техён бурно кончает, даже не прикоснувшись к себе. Узкие стенки и такой неестественный изгиб шеи, и Чон кончает следом, падая на разгоряченное тело под собой и утыкаясь носом в изгиб шеи.       Длинные пальцы нежно перебирают волосы брюнета, заставляя провалиться в полусон. Он чувствует, как его аккуратно скидывают на кровать, а Тэ, шмыгая носом, быстро надевает свою разбросанную по комнате одежду, утирая «тайком» быстро скользящие по щекам слезные дорожки и давя в себе всхлипы.       - Тэ, — блондин нервно поворачивает в сторону звука и испуганно смотрит на улыбающегося брюнета. — Если я проживу достойную жизнь, ты дождешься меня?       - Глупый Куки, — весь страх словно водой смыло, ведь Техён до сих пор боялся, что парень не передумает и захочет уйти с ним. — Конечно, дождусь, даже не думай об этом. Он мягкой поступью приблизился к милому Куки, словно и правда был призраком, и невесомо поцеловал того в широкий лоб, устраиваясь в протянутых руках. У них оставалось примерно полчаса для близких объятий и частых касаний губ с лицом. А после Тэ растворится с первыми лучами солнца, оставляя после себя тонкий запах вишневых сигарет и убитых бабочек в груди Чона. Но он обещал, а значит выполнит обещанное, и университет впервые увидит яркие глаза Чонгука и его милую улыбку кролика.