Скажи что-нибудь, я перестаю верить в "нас". Я стану тем самым, если ты хочешь этого, Я бы последовал за тобой куда угодно. Скажи что-нибудь, я перестаю верить в "нас".
Он не мог смотреть им в глаза, ведь как он мог сказать самой знаменитой паре всея Сторибрука, что всего этого недостаточно. Недостаточно даже поцелуя истинной любви, ведь он не разбудит их дитя из этого состояния… ничего уже не поможет. Он должен просить принять решение… последнее решение. - Эмма… когда она впервые зарегистрировалась здесь… она не успела оформить бланки, которые свидетельствуют о том, что делать, если с ней произойдет, ну… что-то вроде этого. Они внимательно смотрели на него, не понимая, к чему он клонит. У них нет времени на весь этот бред, они должны вернуться к дочери, повернуть время вспять и разбудить свою дочь, показать ей, как они ждут её. - Это процедура в больнице, которая… по истечению определенного отрезка времени или же, если наступает смерть мозга… ну, это всё должно быть принято во внимание, а так как Эмма не подписала документ DNR, - увидев, что они не понимают, о чём он говорит, он попытался объяснить, - это документ «Не реанимировать», он свидетельствует о том, хочет ли человек, чтобы его реанимировали, если с ним что-то произойдет. - Нет, - выкрикнула Снежка, рукой прикрыв рот, понимая, к чему был весь этот разговор, - нет, вы не можете просить нас об этом. В знак сочувствия он покачал головой. Это потрясло весь город: цветы и письма, адресованные Спасителю, лежали на месте аварии; свечи были зажжены в монастыре в дань уважения; в память был создан стенд в закусочной, поскольку все молились за скорое пробуждение блондинки… Но уже прошло три месяца и никаких улучшений. Генри не мог так дальше, он не мог сделать это: не мог выйти из палаты без каких-либо признаков того, что его мама всё ещё там, что его лучший друг откроет глаза и подмигнёт ему. Он спрашивал Реджину о любых изменениях, когда она возвращалась домой, но с того самого дня, как всё случилось, кроме пустого взгляда, он больше ничего не видел. - Мне очень жаль, Ваше Величество, но… вам надо это рассмотреть. - Сколько у нас времени? - лицо Прекрасного было серьёзно, весь его оптимизм и веселье давно уже сошли на нет. - Столько, сколько вам потребуется, но по правилам, со дня происшествия должно пройти четыре месяца, это крайнее время, когда пациент может прийти в чувство, а если больше, то… это бывает крайне редко, - говорил Вейл, смотря на него. Они горевали, их надежды обратились в прах, и они не могли себе позволить думать о том, что Эмма умирает. Они кивнули, а затем пожали руку Вейлу и, поблагодарив его за неустанные усилия, вышли из кабинета врача. - Ты же знаешь, что это не нам… - выдохнула Снежка, - это не нам решать, это должно быть их решение, - они подошли к палате и, приоткрыв немного дверь, увидели там Генри с Реджиной, - они её семья, у них должен быть выбор. Прекрасный смотрел на неё, глаза наполнились слезами. - Она была у нас… недолго, а затем она вернулась к нам и сейчас… о, боже, - он рухнул на пол, обнимая себя за колени, - боже, моя девочка! – он позволил Снежке обнять себя; они обнимали друг друга, захлёбываясь собственными слезами. Медсестры и врачи проходили мимо пары, не в силах им помочь или успокоить; всё, что они могли, это проглотить комок в горле и идти дальше.***
Я чувствую себя таким ничтожным, Случившееся выше моего понимания, Я совсем ничего не понимаю... Я буду спотыкаться и падать, Ведь я ещё учусь любить - Только начинаю ползать.
- Как думаешь, она слышит нас? – это первое, что спросил Генри за долгое время; Реджина наклонила голову, всматриваясь в такие любимые черты лица Эммы. Парень молча наблюдал за своей мамой, наслаждаясь временем, проведённым с семьей, и пытаясь убедить себя, что Эмма просто спит. И лишь звуковой сигнал её кардиомонитора напоминал ему о жестокой реальности, а болезненный цвет кожи лица говорил прекратить ему быть таким идиотом и посмотреть правде в глаза. - Думаю, что слышит, Генри, - наконец тихо ответила она. Реджина приходила к Эмме каждый день и сидела с ней так долго, насколько могла. Реджина больше не могла оставаться в своем доме надолго, ведь там больше не было искреннего смеха, горячих споров и прекрасного голоса блондинки. Генри переехал жить в лофт Прекрасных, а Руби сидела с малышом Нилом столько времени, сколько чета Прекрасных проводила у Эммы. Можно было сказать, что всё они оказались в какой-то рутине: Реджина покидала больницу лишь на перерыв на ланч(хоть ничего и не ела) и немного вздремнуть, в этот момент она менялась сменой с Прекрасными. - По крайней мере, Генри, я в это искренне верю. Большую часть времени брюнетка проводила в палате, держа Эмму за руку. Она также много времени просила прощения и сожалела о своём плохом настроении с самого утра. Они обе в тот день наговорили лишнего (хотя и вовсе не это имели в виду), что привело к тому, что Эмма психанула, села в машину и погнала. Была зима, прошли дожди… и в тот день ударил мороз… она не видела его… или она просто не смотрела на дорогу, или она всё ещё продолжала злиться… она не увидела его, она столкнулась с ним, и тогда мир для Эммы Свон почернел. Реджина была разбита горем; чувство вины разъедало её с каждой секундой, с каждым ударом её сердца, с каждым часом, когда Эмма не просыпалась, и с каждой псевдоулыбкой для сына, когда он нуждался в этом. Она была разбита, она не могла быть без блондинки, и всё это была её вина… другие говорили, что это не так, даже Снежка пыталась заверить её в этом, но всё это было бесполезно и пустой тратой времени. Она обвиняла себя, и всегда будет делать это, и никто и ничто уже не изменит этого.***
Скажи что-нибудь, я перестаю верить в "нас", Прости, что так и не смог достучаться до тебя. Я бы последовал за тобой куда угодно. Скажи что-нибудь, я перестаю верить в "нас".
Стук в дверь прервал их мысли, и они увидели чету Прекрасных с красными от слёз глазами и поддельными улыбками. - Мы должны… - глубоко вдохнула Снежка, она пыталась успокоиться и не заплакать снова, - мы должны о кое-чём поговорить с тобой… с вами обоими. Чета Прекрасных говорила тихо и мягко, пытаясь пересказать всё то, что им сказал Вейл. Реджина с Генри молчали, когда им объясняли, что необходимо будет сделать. Губы Генри задрожали, когда он услышал всю устрашающую правду; он почувствовал, как мама схватила его за руку, мама – которую он любит, но не мама, которая могла бы утешить его. Он хотел Эмму, он хотел, чтобы Эмма проснулась сейчас. - Как ты смеешь просить нас о таком? – дрожащим голосом сказала Реджина, понимая, какая ноша легла на неё и её двенадцатилетнего сына, - как ты можешь просить нас, чтобы мы решили: жить ли ей или умереть? В её голосе не было никакой борьбы, никакого яда, а лишь только отчаяние. - Мы можем быть её родителями, Реджина, но ты… вы с Генри; вы её семья, и вы единственные, кто вправе решать. Генри был слишком расстроен и опечален, чтобы оставаться в палате, его сердце было разбито. Он плакал так громко, что вся больница могла услышать рыдания мальчика. Снежка с Дэвидом пытались успокоить его. Они решили забрать мальчика домой и привезти его обратно в больницу утром: ведь ему нужно будет поговорить с Реджиной и принять окончательное решение… отключат они или нет Эмму от аппарата искусственной вентиляции легких.***
В ту ночь, впервые после аварии, Реджина легла на кровать Эммы и, положив голову ей на грудь и взяв за руку, уснула. Она оглянулась: она лежала в своей кровати в особняке. Когда она повернулась на бок, её сердце почти остановилось, когда она заметила зелёные глаза, пристально наблюдавшие за ней. - Эмма… - Эй, милая, - она увидела улыбку, которую так долго ждала, и не могла сдержать себя: протянула руку и дотронулась до губ Эммы. - Ты скучала по мне? - поинтересовалась блондинка. А затем Реджина расплакалась, и блондинка приобняла её. Она шептала ей, пытаясь успокоить, и нежно гладила брюнетку, позволяя ей выпустить наружу все эмоции. - Мне т-так жаль, Эм, - задыхалась она, её голова лежала на груди блондинки, и она слышала такое же сильное сердцебиение, которое эхом отбивалось звуком кардиомонитора за последние три с половиной месяца, - мне так жаль… - Слушай меня внимательно, Реджина Миллс, - строго сказала Эмма, смотря ей в глаза, - я сыта по горло тем, что ты обвиняешь себя, это было моей дурацкой ошибкой сесть за руль. Ты миллион раз просила меня ехать медленно, починить тормоза и поменять шины, и разве я послушалась тебя? Нет, - начала она, и Реджина покачала головой, - я в любом случае села бы в машину, милая, это не твоя вина, - она поцеловала брюнетку в лоб. - Послушай меня внимательно, ладно? - сказала Эмма, и брюнетка кивнула, - ты должна отпустить меня, Реджина. - Что? Нет! – выкрикнула она, отстраняясь от Эммы, - как ты можешь просить меня об этом? – брюнетка из последних сил сдерживалась, чтобы не заплакать, - я не могу, я не хочу! Эмма заправила выбившуюся прядь волос Реджины, а затем погладила её по щеке. - Мне в жизни так повезло, - блондинка говорила тихо, подвинувшись к Реджине ближе настолько, что их носы соприкасались. Реджина упивалась каждым горячим выдохом, что щекотал её кожу, каждым признаком жизни блондинки; брюнетка всё ещё сжимала майку Эммы, - я так счастлива, что вы есть у меня с Генри… я была одинока долгое время, я была в ужасном месте, но затем появился парень и перевернул весь мой мир… и я была переполнена такой любовью, что думала, что больше никого так не полюблю в своей жизни, как его… а затем появилась ты, - она гладила Реджину по волосам, - я встретила тебя и почувствовала тысячи бабочек у себя в животе… я нуждалась в тебе, с самого начала я нуждалась в тебе и не осознавала этого, - блондинка начала плакать, - когда ты поцеловала меня, я, наконец, ожила, наконец смогла дышать полной грудью… я стала зависимой от тебя, каждый раз, когда ты улыбалась мне, моё сердце трепетало, я живу благодаря тебе, потому что цепляюсь за каждое твоё слово. Моё сердце в твоём. - Тогда вернись ко мне, - умоляла Реджина, слова Эммы разбивали ей сердце, прощание Эммы разбивало ей сердце, - вернись ко мне, пожалуйста! Блондинка грустно покачала головой, нежно поцеловав брюнетку в губы. - Я не могу, малышка, я не могу вернуться… - она рыдала, понимая, что стерва вселенная отнимает её у Реджины и Генри, - я просто хочу ещё немного времени… Они обе плакали, обнимая друг друга сильно и крепко, почти до боли, но в тот момент им было плевать на это. Они горевали о потерянном времени, о делах, что они хотели сделать, но этого уже никогда не произойдёт. - Я не могу жить без тебя, я не могу дышать без тебя, Эмма.Я переступлю через свою гордость, Ты - единственная любовь всей моей жизни, И я говорю: "Прощай". Скажи что-нибудь, я перестаю верить в "нас", Прости, что так и не смог достучаться до тебя. Я бы последовал за тобой куда угодно. Ох… скажи что-нибудь, я перестаю верить в "нас"
- Да, ты можешь, Реджина, ты можешь и сделаешь это! А знаешь почему? – она пыталась не плакать, - из-за этого же мальчика, который привёл меня к тебе! Он не может потерять обеих своих мам, он нуждается в тебе, так же, как и я нуждаюсь в тебе. Мне нужно, чтобы ты и дальше воспитывала его так же, как ты это делала всегда… с любовью в сердце и гордостью за него. Я не могу просить и лучшей мамы для моего сына. Реджина дрожала: как она сможет пройти через всё это без Эммы? - Просто пообещай мне кое-что… - брюнетка смотрела в тёмно-зелёные глаза и кивнула, - не дай ему забыть меня. - Ох, Эмма, это невозможно! – они снова крепко обняли друг друга и плакали, не сдерживая слёз и эмоций. Это не происходило долго, пока сцена не начала терять своей чёткой картинки. Они поцеловали друг друга, обе прекрасно понимая, что конец близок. Реджина должна была проснуться и принять решение. Они целовались медленно, чувственно, вкладывая в поцелуй всю свою любовь и заботу. Они обе наслаждались, зная, что это последний раз, когда они могут испытать и насладиться всем этим. Они медленно оторвались друг от друга, прикоснувшись лбами, пока их глаза были закрыты, а пальцы их рук сами собой переплелись. - Я люблю тебя, малышка, так сильно люблю… - нежно говорила Эмма. - Я тоже тебя люблю, всегда и навсегда…***
Когда она стала просыпаться, то обнаружила, что всё ещё была рядом с Эммой. Она не могла и пошевелиться, да и не хотела этого. Посмотрев на свою руку, она увидела, что их пальцы были переплетены, вероятно, она и проспала так. Она улыбнулась горьковато-сладкой улыбкой, а затем, присев, погладила нежную кожу лица блондинки и наклонилась, чтобы в последний раз поцеловать не движущиеся губы. Не произошло никакого магического облака, никакое проклятие не пало, чтобы разбудить её, ведь, собственно говоря, проклятия то и не было. ЭТО БЫЛ КОНЕЦ! - Мам? – она посмотрела на сына, вошедшего в палату. Она видела, как он посмотрел на Эмму, а затем на неё и прошептал, - она хочет, чтобы мы отпустили её… Её лицо исказилось горем, а затем, подойдя к нему, она обняла его, горько плача вместе с ним. - Я знаю, мой дорогой… я знаю.***
Это случилось ночью. Реджина с Генри провели день, разговаривая с Эммой в последний раз, говоря о том, насколько сильно они любят её и будут скучать по ней, и что никогда не забудут. Затем они вышли из палаты, давая Снежке и Дэвиду время для того, чтобы попрощаться с дочерью. Новость разлетелась моментально, и все в Сторибруке вышли из своих домов на улицу; каждый житель держал зажжённую свечу в память о женщине, которая изменила их жизни, а сейчас прощалась с собственной. Не было ничего впечатляющего, не было вспышки света видения, где бы Эмма сказала, что она в порядке, и они могут жить счастливо… не было ничего… только отсутствие пульса её кардиомонитора; доктор оставил их, давая им возможность оплакать потерю Эммы Свон, их Спасительницы. Время было двигаться дальше: на её похороны пришли все жители городка, ведь все понимали, сколько жизней затронула блондинка, сколько людей восхищались и уважали женщину, даже не зная, насколько особенной она была. Вдова Лукас сделала мемориальную доску и установила её в закусочной, где часто бывала Эмма. Она хотела, чтобы все помнили о том, что сделала для всех блондинка. Генри с Реджиной никогда не бывали там, поскольку у них были собственные воспоминания, у них был собственный способ и место помнить о ней. Это был один из тех дней, когда она улице было тепло, и пригревало солнце, когда Генри с Реджиной вышли на задний двор и сели под одной яблоней, где они с Эммой согласились, что отношения между ними изменились, и тогда начался их роман. Реджина с сыном рассказывали истории друг другу и смеялись над тем, какой была неуклюжей и забавной Эмма. Они верили в то, что слышали её громкий смех, ветер разносил его по ветру и укутывал их словно одеяло. Она всё ещё была здесь и всё ещё была с ними. Их Эмма.Ты - единственная любовь всей моей жизни, И я говорю: "Прощай"
.