Колыбель для монстра

Усыпи меня колыбелью, Спой мне песню веков. Заточи меня в тюрьме небесной И на веки запри на замок. Я не такой, как все боссы, Я слишком могущественен и силен. За мной пойдут все мафиози, Поэтому поскорей запри меня на замок. Запри и не отрывай ты двери, Что ведут в усыпальню мою. Запрись и сам в своем кабинете, Моли о прощенье Богов. Ты совершил преступление, А, может, одолжение — Ничего уж тут не разберешь. Главное, что ты все еще на троне, А монстра запер под замок.

      Тимотео ненавидел себя. В этот прекрасный вечер, когда по Сицилии гулял легкий ветерок, а солнце постепенно сменялось луной, Девятый как никогда ненавидел себя. Он уже давно привык к миру мафии, которому принадлежал с рождения. Девятый босс Вонголы привык к предательству, постоянным убийствам и неприятному осадку на душе после того, как отдавал приказы на уничтожения той или иной семьи, а порой даже просто одного человека. Он привык к этому и уже давно перестал обращать на все это внимание.       И поэтому Тимотео не особо понимал, почему совесть и чувство вины проснулись так неожиданно. Он сделал правильную вещь, он защищал Вонголу, он... Он погрузил в сон старшего сына внешнего советника.       Савада Тсунаеши — пятилетнее чудо с карамельными глазами и короткими волосами цвета топленого шоколада. Этот подвижный и позитивный ребенок по мнению Тимотео был слишком опасен. Возможно, многие посчитали бы его сумасшедшим стариком, услышав умозаключение Вонголы Ноно, однако, это ни сколько не смущало его. Тсуна был действительно слишком опасен. Невероятно силен для своего возраста. Несмотря на то, что в трехлетнем возрасте Тсуне и его брату Мамору поставили блоки пламени, каким-то чудесным образом старший брат смог сломить барьеры. Кольцо Неба, которое всегда украшало указательный палец Девятого, в буквальном смысле чуть не взорвалось лишь от одного присутствия Тсунаеши. Казалось, что четырехсотлетнее украшение, передаваемое от одного босса другому, готово было сломать палец Тимотео, содрать кожу вместе с мясом, но попасть в руки мальчика. Воля Вонголы кричала в присутствии юного Савады. Кольцо уже сейчас было готово принять мальчика, и отчего-то Девятому казалось, что и сам мальчик не против завладеть не только им, но и всей Вонголой в целом.       И именно из-за этого непонятного блеска где-то в глубине глаз Тсунаеши Тимотео решил, что мальчик не имеет право на жизнь. Ему не надо было ни просить, ни умолять Емитсу, чтобы тот отдал ему своего сына. Вонгола Ноно всего лишь приказал, и спустя пару дней Тсуна уже был в Италии, в его особняке. Стоит упомянуть, что мальчика особо не напрягала дорогая и вычурная обстановка комнаты, в которой он ждал «дедушку». Когда Тимотео вошел, мальчишка даже не пошевелился, чтобы поприветствовать его. Он спокойно сидел на большом кожаном диване, болтал ногами и смотрел на портрет Первого, который висел над камином. Вонгола Ноно тогда поинтересовался, знаком ли малыш с человеком на портрете, и был несказанно удивлен, когда малыш кивнул.       – Это старший братик. Он мне часто снится, – пояснил Тсуна. – Он обещал всегда меня защищать.       Спустя два с половиной года Савада Тсунаеши был усыплен Колыбелью. Огромный кусок льда, переливающийся оранжевым цветом, был установлен в подземелье особняка напротив еще одного, точно такого же. Девятый часто навещал эти глыбы и всегда печально улыбался, глядя на них. В одной из колыбелей покоился его, хоть и не родной, но все же сын — Занзас. Наглый, гордый, жестокий и непримиримый — Тимотео любил своего приемного сына и всегда винил себя за то, что был с ним так мягок. Он позволял ему все, никогда не наказывая, и всегда приободрял, подталкивал к большему и ни разу не опроверг идею того, что именно Занзас — следующий босс Вонголы. Во всех своих поступках Вонгола Ноно видел лишь корысть. Да, он был часто занят, а нанятые учителя и няньки просто не справлялись с бешеным характером Занзаса, но он видел, во что превращался его сын. Видел, но ничего не делал. Можно даже сказать, что именно с его позволения подросток превращался в монстра, который неплохо управлял Варией и в будущем мог стать прекрасным испытанием для истинного Десятого.       Горестно вздохнув, Тимотео налил себе еще немного виски. Кубики льда издали едва слышный треск, но этого хватило, чтобы глава сильнейшей Европейской Семьи вздрогнул. Сколько бы лет не прошло с заточения старшего сына Внешнего Советника, Ноно все еще боялся. Каждый раз, находясь в одиночестве, он вздрагивал от каждого треска и звука капающей воды, раздающихся в тишине. Дон Вонголы боялся до дрожи в пальцах и скрежета зубов, что второй пленник Колыбели вырвется на свободу. Казалось бы — это невозможно. Прорыв Точки Нуля Первого невозможно уничтожить изнутри, но все равно было страшно. Страшно, что, в отличии от Занзаса, мальчик не был замурован в лед. Он продолжал расти — собственное пламя Тсунаеши в последнюю секунду защитило его, окутав в кокон. Тимотео видел, как он дышит, видел, как растут его волосы и тело. Он, словно обезумевший, следил за Тсуной каждый день. Острый глаз подмечал каждую деталь, каждую выпуклость или впадину во льду. И, когда казалось, что в идеальной тюрьме появлялась трещина, Дон Тимотео вновь использовал технику Первого, раз за разом покрывая Тсунаеши новым слоем льда. Вонгола Ноно стал одержим и с каждым днем он все больше и больше убеждался в том, что Савада Тсунаеши — монстр, от которого он защитил свою Семью.