После полуночи

- Нора, я оставлю чашку на столе, ладно? – кричит Френк, проходя на кухню, но не получает ответа. Парень не включает свет, поэтому спотыкается, не заметив меня, и тихо ругается. Я, как ни в чем не бывало, усаживаюсь перед ним, не давая пройти, и смотрю Френку в глаза. Тот, конечно не понимает, почему я это делаю, но слегка пугается: я знаю, что мои глаза сейчас устрашающе отражают свет, льющийся из комнаты Норы. - Нора! – вновь кричит Френк, с опаской пытаясь обойти меня, - твоя псина опять на меня странно смотрит! Я громко гавкаю, отчего парень чуть не роняет чашку, и виляю хвостом. Я делаю это не потому, что счастлив. Френк точно знает, что я его ненавижу. И дело не только в том, что он однажды выстриг с моего бока огромный кусок шерсти. И не в том, что съел все куриные ножки, не поделившись. Френк встречается с Норой, и, кажется, Нора совсем не счастлива. Вот моя причина ненависти. - Джим, - зовет Нора, и в темноте я вижу злорадную ухмылку Френка, - Иди ко мне, мальчик. Я, еще раз гавкнув на Френка, бегу к Норе в комнату, освещенную мягким желтым светом. Она сидит в кресле, поджав ноги, по телевизору без звука показывают, как катается на коньках какая-то пара. Если бы Френка ушел, я бы точно залип на эту программу. Люблю, когда что-то движется. Я подползаю к Норе на животе и бодаю её руку, требуя ласки. Она улыбается и гладит меня, а я от удовольствия и счастья свешиваю на бок язык. - Я пойду в общем, - из темного коридора выныривает Фрэнк. Он хочет приблизиться и поцеловать Нору, но я скалю зубы, и он отходит. Фрэнк мне не нравится, и я не буду с ним любезничать. - Пока, - отзывается Нора, глядя на Френка. У неё всегда такие большие глаза, когда она смотрит на него. Я не знаю почему. Он машет ей рукой и выходит из комнаты, через секунду мы слышим, как хлопает входная дверь. Я подпрыгиваю и кружусь волчком: я снова победил Френка! Надеюсь, так будет всегда. Смотрю в телевизор. По льду опять кто-то скользит. Мне нравятся эти движения. - Тебе нравится, Джим? – спрашивает Нора, обращая внимание на мой интерес, - Джеймсу тоже всегда нравилось фигурное катание. Я вздрагиваю. Она давно не говорила обо мне. О том мне, который сохранился в её памяти в образе человека. Брата. Молчу и не хочу, чтобы Нора вспоминала. Оборачиваюсь и вижу её огромные глаза, подернутые пеленою слез. Ей снова плохо. Джеймс умер три года назад, Джим появился через шесть месяцев. Я обещал, что всегда буду рядом, и я буду рядом. И пускай в образе собаки. - Дай, Джим, на счастье лапу мне*, - шепчет Нора. Я даю. Лишь бы не плакала. Ей уже 22. А мне бы было… - Давай поспим на веранде сегодня, - предлагает сестра. Я радостно лаю и кручусь волчком. Она улыбается, берет одеяло, подушку и плед, выходит из комнаты и гасит свет. Я следую за ней в полной темноте. Уже за полночь. Навевает воспоминания… Мы живем на отшибе мира. Сюда только на машине можно добраться, но здесь стоит жить хотя бы ради этого звездного неба. Мы выходим на веранду, и пока Нора разворачивает одеяло, я смотрю на россыпи звезд и черные верхушки деревьев. - Мы часто были здесь вместе с Джеймсом… - она замолкает. Я знаю почему. Здесь мы виделись последний раз. Ругались. Кажется, я был виноват. - Я кричала на него в тот вечер. Он снова разбросал свои вещи, а ко мне должен был прийти Френк. Я боялась, что не успею убраться. Идиотка… Ну вот, она опять плачет. Лежит на спине, смотрит на звезды и ревет. Ей же 22, она не должна быть такой ранимой. Я лег рядом с ней. Её губы дернулись, когда Нора почувствовала, как я лизнул её щеку, слизнув слезы. Ей не надо плакать, я сам виноват в том, что произошло, я сам ушел. И только моя вина в том, что я не вернулся. - Мы ругались часто… Ага. Здесь трудно не согласиться. Но могли ругаться ещё чаще, если бы я не старался исправить свои косяки. Помню, лет в 10 я как-то злился на Нору: она рассказала родителям, что это я случайно пролил чернила на мамину картину. Меня отлупили и поставили в угол, а еще запретили есть сладкое целый месяц. В отместку я сломал любимой кукле Норы голову и ногу. Я представил, как она будет плакать, и мне стало плохо. Я спросил у неё, сильно ли она расстроится, если кто-нибудь сломает её вещь. Нора сказала: «Очень». В ту ночь я не спал, а приклеивал голову и ногу кукле. Получилось ужасно, но Нора ничего не заметила. Или сделала вид. Много всего было. Однажды, когда мне было уже около 14, я спас Нору от хулиганов. Я шел в магазин, а она возвращалась из музыкальной школы. Я тогда попал в травмпункт, но был горд собой. И ещё мне сломали нос. С тех пор он стал с горбинкой. Нора убеждала меня, что мне так идет гораздо больше, я соглашался, хотя так не думал. Я смотрю на её лицо и стекающие слезы. Глаза обращены к звездам. Нора ищет меня там, в порывах ветра, в небе, во Вселенной… А я здесь. Я рядом. И я всегда буду рядом. И однажды она, взглянув в мои карие глаза, обо всем догадается. А пока я тоже посмотрю на звезды и буду ждать, пока Нора заснет, убаюканная стрекотом кузнечиков и шепотом ветра.