Девятнадцатилетние

Taeyeon — 스트레스 (Stress) Chan Hyunseung | ОЖП Он странный. Ведет себя по-детски, пропадает на несколько дней, если вдруг я чем-то ему не угодила. Любит приходить особенно ночью, между первым и третьим часом ночи, когда народу меньше всего на улицах. И только в мою смену. Остальные девочки-официантки никогда его не видели, и на мои вопросы всегда отвечали только одно: «Кто это? Твой тайный поклонник? К нам он не приходит». В глубине души на меня накатывает беспричинная злость. Я знаю его уже больше двухсот, отработанных мною, смен. Это начинается всегда одинаково: я заступаю на смену с одиннадцати вечера, когда моя сменщица Джесс уходит домой, чтобы хорошенько выспаться. Я работаю в основном ночью — днем меня ожидает учеба в колледже. Работаем сутки через трое; я не высыпаюсь всего одну-две ночи в неделю, в остальные же дни предпочитаю валяться бесцельно в постели, дремать и копаться в интернете в поисках очередной вышедшей дорамы. Бывает, он приходит ровно через полчаса после того, как я заступлю на смену. Как правило, мне требуется пара энергетиков за ночь, чтобы не завалиться спать на рабочем месте, если все совсем уныло; но в баре их не продают. Для этого мне даже не нужно идти в круглосуточный маркет напротив: уличный мальчик, как я сама его прозвала, приносит мне их сам. Он знает, какие я выбираю, хотя я ни разу не говорила ему об этом. Но я не прогоняю сталкера прочь и уже давно привыкла к нему. Привыкла так, что если он не появляется под конец моей смены, в семь утра, я иду его искать. Благо, сегодня этого делать не приходится. Он появляется ближе к двенадцати. На пухлых, темного вишневого цвета, губах играет нагловатая улыбка, отчего и у меня сначала появляется желание улыбнуться любимому постояльцу; а затем у уголка рта я замечаю запекшуюся кровь. Костяшки правой руки избиты и наспех перемотаны тонкой белой тканью, в левой руке две банки самого дешевого энергетика, которые я никогда не покупаю. Он не выходит у меня из головы всю смену, сидит в дальнем уголке за шторкой и выпивает один из принесенных мне энергетиков. Обычно он заказывает пиво, абсент или коньяк. Сегодня он проходит мимо, а на мои попытки поговорить с ним четко отрезает, что пришел не выпить, а лишь посмотреть. Мне приходится вернуться на свое место и продолжить обслуживать клиентов, но я строго намерена выяснить у него все. Его зовут Хенсын. Первое правило, которое я нарушаю, — позволяю ему сидеть за ВИП-столиком, огражденным шторами, бесплатно. Второе правило — я продаю ему алкогольные напитки, зная, что ему нет двадцати лет. Он не походит на школьника, да и в школьной форме я его ни разу не видела. Уличный красавец, который выше меня на полторы головы, обычно одевается в темную водолазку с капюшоном, что натягивает на свои выкрашенные серебристые волосы, и светлые джинсы, порванные на коленях, а сверху — темное пальто, которое никогда не застегивает. Все знакомые, которые когда-либо видели меня и его вместе, называют его плохишом. Зачем же я ведусь, как дура? Конечно, у него своя правда. Откуда мне знать его, если я говорю гораздо чаще, чем он? Рассказываю ему о своем распорядке дня, о том, как надоело не высыпаться дважды в неделю. О том, что зачеты горят синим пламенем и я не спешу их сдавать, достаточно опаздывая для того, чтобы меня исключили. Люблю, как и он, красить волосы: особенно в белый цвет. Даже сейчас мы с ним контрастируем — я с убранными в хвост светло-русыми волосами и он с небрежной на глазах темной челкой, подпаленной темно-красным цветом. Я начала курить из-за него - у меня стресс, и он знает это. Нагло смеется, но сегодня упрямо молчит. У нас нет ничего, даже приятелями трудно назвать. У меня нет его номера телефона, я не знаю, учится он или работает, или все вместе или ничего. Его имя и его привычки в алкоголе – все, что я о нем знаю, и это заводит меня еще больше, чем если бы я знала о нем все. Обычно он не задерживается дольше трех часов, но сегодня высиживает всю мою смену. Когда я снимаю фартук и распускаю непослушные волосы волнами по плечам, он медленно поднимается с места и шагает к барной стойке; за окном еще ни просвета, потому что я закончила на час раньше — выходной — и на улице осень: время года, когда светлеет поздно, а темнеет рано. Он выжидает, пока я накину свое темное пальто, захвачу сумочку, кину туда телефон и кошелек, закину ее на плечо, и протягивает мне вторую банку энергетика. Меня действительно клонит в сон, и сегодня я не собираюсь жаловаться по поводу того, что не пью такой. Но он меня опережает. — Это все, на что мне хватило денег, — хрипловато шепчет он, будто извиняясь за то, что не смог купить мне что-то получше, хотя и вовсе не обязан это делать. И почему-то нежность растекается по всему моему телу от его беззащитного вида. Я ведь старше его на четыре года и вообще терпеть не могу связываться с парнями младше меня, особенно несовершеннолетними, но этот парень рушит все стереотипы. И сегодня, вопреки обычности, мне хочется его защитить. Сегодняшней ночью в мыслях о нем, когда мир погрузится во тьму, я подарю ему свою нежность. Он голодный. Это видно по его глазам. Через десять минут из круглосуточного маркета напротив я выхожу с купленным большим сэндвичем. Он хватается за еду, усаживается прямо на тротуар, и лопает с большим аппетитом, словно не ел последние несколько дней. Я в уголке наблюдаю за ним между двух домов, тянусь в карман пальто за очередной сигаретой. Он натягивает капюшон чуть ли не на глаза и на котяру теперь похож еще больше. Я терпеливо жду, пока он прожует свой скромный ужин (или завтрак?), куря в сторонке. Как я так легко купилась на его красоту? Красавчик, который жует сэндвич и запивает моим же вторым энергетиком, точно не входит в число тех потенциальных парней, которых бы одобрила мама. Она и не знает, что ночью я подрабатываю официанткой, а в колледже меня вот-вот выпрут. Наверное, мы с ним все же больше подходим друг другу, чем я ожидала. Ускоренное сердцебиение, невероятное притяжение — мне слишком сложно противостоять этому. Теперь от него пахнет курицей, и меня это заводит еще больше. — Нуна, — хрипло обращается он ко мне, — ты хочешь меня о чем-то спросить. Я вижу по твоим глазам. — Да, была парочка вопросов… Например, почему ты сталкеришь меня или почему твоя губа и рука избиты в кровь? — Кто сталкерит? — невинно хлопает он глазами и прячется от ветра. — Я всего лишь прихожу в твою смену. Может, мне приятнее смотреть именно на тебя? Вот хитрец! Я, значит, уже построила у себя в голове логическую цепочку, в ходе которой успела влюбиться в тайного поклонника, а он увиливает! Может, мне просто хотелось влюбиться… И у меня это получилось. Но у меня не входило в планы совращать несовершеннолетнего. И мне кажется, что только он один не догадывается о моих чувствах. — Ах, неважно… Я валюсь с ног, так что я собираюсь пойти домой спать… — Уже? — встряхивает он головой. — Но я ведь еще не успел ответить на второй вопрос. — Это неважно… — Тогда может ответить мне на один-единственный? Он, крадучись, подходит и становится рядышком; выуживает сигарету из моих зубов и кидает ее на землю. — Нуна, почему ты начала курить? И прежде, чем я успеваю ответить, он вжимает меня в кирпичную стену здания бара, забирается горячими, согретыми в карманах, руками под футболку расстегнутого пальто и впивается сочным поцелуем в губы. Я ощущаю на языке привкус курицы; он прикусывает нижнюю губу и спускается к шее, затем снова вверх и в губы. Я чувствую, что именно этого ждала все чертовы двести смен с того момента, как он впервые появился на пороге бара. Губы горят - он не собирается выпускать меня и резко прижимает к себе, блуждая руками по голой спине. Потом он смотрит на меня с той же наглой искоркой, но уже не так, как это было в первые встречи. Как будто сначала он заигрывал, а теперь, когда действовал, чувствовал, что я имею над ним превосходство. — Ты вкусная, нуна. — У тебя все сводится к еде? — Нет, ты первая, кого я пробую с истинным наслаждением. Как хороший коньяк, который ты продавала мне и за нарушение чего тебя могут посадить, если я захочу пойти в полицию. — Ты издеваешься? — усмехаюсь я. — Конечно, я этого не сделаю, — задумчиво произносит он, медленно оттягивая резинку моих джинсов на себя. — Кто тогда в этом баре станет подкармливать меня? — Значит, ты собираешься приходить дальше? — А что? Ты же не хочешь, чтобы все так прекратилось? Я касаюсь его щеки холодной рукой, и он вздрагивает. — И потом, кто-то должен провожать тебя домой в такое время. Всякие маньяки встречаются. А кроме тебя меня в бар больше никто не пустит. — Будем считать это за признание, — я сбрасываю его руки с себя и тяну за собой за капюшон. — Пошли, уличный мальчик, я так понимаю, ночевать тебе тоже негде… — Ты берешь меня с собой? — Ну, сегодня я добрая, а там дальше посмотрим… — Еще поцелуй, нуна. И тогда я точно весь твой, продамся за любую еду и жилье. Рассказать, что я умею? Стирать, гладить, могу весь дом убирать… — Поняла я, поняла… — Но мы же не собираемся просто так терять время этого утра? Есть занятия поважнее, чем спать… — Молчи, ребенок! Что еще ты удумал? — смеюсь я. — Нуна приличная девушка, так что спать ты будешь на полу… — И нуна со мной… — Эй! Почему я снова это чувствую? Я заполняю тебя без остатка, но мне хочется еще и еще. Сегодняшней ночью, в мыслях о тебе, когда мир погрузится в темноту, я подарю тебе свое трепещущее сердце. Ты моя неизбежность.

You got me smoking cigarettes, i'm in stress, baby, I certainly lost my mind ©