Не думай о приличиях

— Ты бы был поскромнее, Алан. — Билл ждал его у черного входа. Он глубоко затянулся, хлопнул друга по плечу. — Только слепой, ну, или Стивен, не заметит, как ты с ним флиртуешь. Алан поджал губы, засунул глубже руки в карманы темно-зеленой куртки. Глубоко вдохнул. Февральский Лондон пах дождем и холодом. Алану было зябко. — Алан, ты же не хочешь, чтоб он все понял, правда? Или хочешь? — голос Билла, верного старого друга Билла, звучал по-настоящему обеспокоенно. — А он и не поймет, — глубоких вдох сквозь зубы. Алан обернулся и посмотрел Биллу прямо в глаза грустным и потерянным взглядом. — Он думает, что это все шутка. А что я могу? Слушать его, задавать вопросы, пытаться не выглядеть идиотом… Билл усмехнулся. — … ну ладно, ладно, это плохо получается. — Дэйвис тоже слегка улыбнулся, — все будет в порядке. Билл всегда за него беспокоился. Именно он был первым — и единственным, — кому Алан рассказал о своей такой неожиданной и безответной влюбленности в светоч британского телевидения Стивена Фрая. Стивен большой и умный, курит трубку, начитанный до такой степени, что аж жуть берет. А что Алан? Алан веселый, Алан кривляется и всеми силами пытается обратить на себя внимание Стива. Когда же это все началось? Как произошло? Уж точно раньше того ноябрьского вечера, когда они со Стивеном несколько часов сидели и болтали в гримерке телецентра после очередных съемок. Они выпивали, Стив с горячностью рассказывал что-то об атеизме, недобрым словом поминал своего дядюшку и школьные годы. Алан смеялся так же громко и сильно как и всегда рядом с ним, вот только в груди почему-то перехватывало; хотелось вечность смотреть в эти умные глаза, улыбаться и получать теплую улыбку в ответ. А потом пришло время прощаться. Было долгое рукопожатие, горячая рука Стивена, держащая ладонь Алана, пронизывающий до костей взгляд. Алан тогда смутился, отдернул руку, сбежал к машине, чувствуя, как Стивен смотрел ему вслед. А через неделю, когда старый глупый Дэйвис все понял, было уже поздно. Стивен не особенно старался сблизиться, вел себя как раньше, будто и не было этого вечера. А внутри у Алана все сжималось. Он привалился к стене и закурил. Огонь зажигалки ожег замерзшие пальцы, глубокий вдох, — и вот столь желанный Аланом дым попадает прямо в легкие, на губах появляется довольная улыбка. Алан успокаивается. У него есть 15 минут, чтобы прийти в себя, а дальше — Стивен, бой с самим собой и новая попытка не оказаться в дураках. Вдали, на лестнице слышится мягкий рокочущий голос Фрая. Билл хлопает Алана по плечу и уходит. Алан глубоко дышит и закрывает глаза. — Хей, вот ты где! — Стивен каждый раз приходит внезапно для Дэйвиса, утонувшего в попытках самоуспокоения. Тот вздрагивает и удивленно смотрит на Фрая, появившегося будто из ниоткуда. Спустя пару томительных секунд настигает понимание: они наедине впервые с того самого дня. — Давненько мы с тобой не говорили, а, Алан? — Стив возвышается над Аланом горой, его чертовой личной неизбежностью, его крестом и смыслом. Он стоит прямо под лучами тусклой лампы, засунув руки в карманы, пыхтит своей огромной, как у его любимого Шерлока Холмса, трубкой и хитро косит глазом. Кровь Алана бежит быстрее, в ней будто лопаются мириады пузырьков, да и кровь его — больше не кровь, а лучшее в мире игристое вино. Алану вдруг становится неожиданно радостно, он запрокидывает голову и счастливо и громко смеется, легонько толкает Стива в бок. Тот улыбается. — И вправду, давненько. — Как твои дела, Алан? Узнал что-нибудь интересное? — Стивен тепло улыбается, прямо как тогда, в начале ноября. — Весьма интересное! И ты даже не представляешь, сколько! — Алан закуривает еще одну; начинает что-то рассказывать, сильно жестикулируя и кривляясь; смеется; шутливо бьет Стивена по предплечью; хватается за его рукав; задирает голову, глядя прямо в глаза и говорит, говорит, говорит… … а потом понимает, что происходит. Алан стоит вплотную к предмету своего воздыхания, лицом к лицу, руками вцепился в теплую твердую ткань его куртки, ладонь Стивена у него на лопатке, а сам он смотрит прямо в глаза. Взгляд у Фрая уверенный и серьезный, и Алан слегка дергается, хватает ртом воздух, скачет глазами от глаз Стива к губам, к груди и обратно, пытается что-то сказать, но к горлу подкатывает паника. И когда уже слова извинения вот-вот слетят с его губ, он слышит тихий, но властный голос: — Алан, тишина. Смотри на меня. Смотри, не думай. Стивен медленно убирает трубку изо рта, крепче фиксирует огромной медвежьей рукой спину Алана и так же медленно, но неотвратимо наклоняется. У Алана сердце замирает, он не может ни думать, ни дышать, смотрит в чужие глаза как загипнотизированный. Паника затапливает с головой. Алан хочет вырваться и остаться; хочет почувствовать поцелуй, но мечтает, чтоб этого никогда не случалось; его сердце болит так сильно, что еще чуть-чуть, думает он, и придет смерть. Голубые глаза приближаются так быстро и одновременно так медленно, что, не желая более это видеть, Алан закрывает глаза. Не проходит и мгновения, как чужие губы настойчиво и мягко прикасаются к его собственным. Алан приоткрывает рот, вдыхает и жизнь обрушивается на него: он чувствует большие теплые губы Фрая, привкус чая и табака, запах какого-то терпкого одеколона, слышит шум автомобилей на улице, приглушенные разговоры на лестнице. Он чувствует, как из сердца пропадает тупая игла, как воодушевление его опять переполняет, и вот он сам уже крепче прижимается к чужим губам, проводит по ним языком, резко отстраняется, и снова целует, пальцами сильнее цепляется в руки, так что Стивен шипит от боли. Алан смотрит шальным взглядом, улыбается, прикасается губами, крепко прижимаемый к большому телу, смеется счастливо. Фрай тепло улыбается в ответ. — Ты слишком много думаешь о приличиях, Алан, — голубые глаза блестят хитро. — Ну что ж, больше не буду о приличиях. Думаешь, стоит о чем-то неприличном? Стивен закатывает глаза.