Райан

Поезд содрогался железным телом-гусеницей, уносясь вперед по рельсам, мерным стуком колес выбивая мысли из головы. То, что нужно – не думать, просто существовать, наедине с этим непонятным миром, сдавленным рамками железных стен и душного вытянутого кишкой пространства вагона. Кажется, за окнами, забранными решеткой, проносился лес, выбритый местами ветрами, тускло-зеленый, с карликовыми деревьями. Единственный лес, которого заслуживает этот мир. Он смотрел в окно – сгорбившийся, потерянный. Сальные черные волосы падали на лицо, оттеняя слишком бледную кожу и глубокие заломы его черт, делая похожим на монстра из страшных сказок. Для Райана он был страшнее монстра. Солдат сидел напротив, нацелив автомат прямо в грудь. «Дернется - стрелять на поражение!» Только толку с выстрелов, когда этот пережил взрыв, пусть и выполз окровавленным, с волочащимися по земле внутренностями, но выжил. Выжил, черти его дери, регенерировал, и вновь стал похожим на человека. До взрыва станции в жизни Райна все было иначе. Есть он, человек обыкновенный, с правами, обязанностями, целями и смыслом жизни. Есть его город, в котором живут такие же люди как он, по тем же правилам. Есть те, кто стремиться правила нарушать, и он, Райан, карает таких, переводя закон в действие. А еще есть Бог, где-то на небесах, взирает со звездных далей в телескоп на этот бренный мир. Ты его никогда не увидишь, потому что Бог – как воздух. Он есть, но глазу недоступен, просто не можешь без него. Мир четок и прост, со своими границами, законами и правилами. Либо ты живешь, как сказано – либо никак. Люди со стойкими убеждениями быстро ломаются, стоит вынуть их из коробки, которая символизирует для них весь мир. И Райан сломался. Все его нерушимые законы мира, составляющие догматы личности, рухнули пять часов назад, у гидроэлектростанции, когда один ничем непримечательный работник техподдержки сошел с ума. Очевидцы рассказывали многое. Например, что он вырвал с корнем позвоночник своему сослуживцу. Райан бы поправил, ведь то был всего лишь язык. Вырванный язык еще не так страшно. А вот когда цель без брони и какой-либо видимой защиты не падает после прямого попадания в сердце – вот что действительно жутко. Отряд быстрого реагирования прибыл на место через 10 минут после полученного вызова. Станция занимала огромную площадь, не таясь за высокими ограждениями, врастала в реку хребтом плотины и снабжала электричеством несколько районов города. На тот момент громадина уже начала рушиться, складываясь как карточный домик, осыпаясь в бурлящую реку. Что-то сметало опорные конструкции и внутренние стены, вызывая масштабные разрушения и взрывы. Конечно, во всем обвинят террористов, запугают граждан, дав им пищу для размышлений, болтовни и пустых страхов. Правительству даже выгодно подобное. Нигде не будет сказано, что «террорист» был один, абсолютно безоружный. Он всегда был сам не свой, зашуганный, вздрагивающий от любого шороха, сторонившийся людей, с запавшими отчаянными глазами. Никому не было дела до того, что происходит в голове у парня. Порой он подходил к кому-то, шепотом пытался поговорить, но его не слушали. К нему обращались только с «просьбами» выйти на смену, чтобы отработать лишние часы в праздники или ночью. Он никогда не отказывал. Но пять часов назад он голыми руками разодрал оптоволоконный кабель, обесточивая добрую половину помещения и пропуская через себя такое количество энергии, что можно осветить парочку заводов, не меньше. В панике всем было начхать на его обугленные останки – про него вспомнили, лишь когда он встал. Нет, он не пытался кого-то убить – он пытался умереть сам. Вот только никто этого не понял, а тело было слишком обожжено, чтобы разговаривать или просить о помощи. Началась массовая эвакуация. В спешке забыли закрыть шлюзы и вода напирала на плотину в надежде снести эту досадную преграду на своем пути, а он бился со всей силы головой в стену, размазывая мозги, пока не пробил дыру и не нашел очередную порцию электричества, замурованного в проводах. Но и это его не убило. Тогда он стал метаться, обрушивая свое отчаяние и боль на все, что попадалось под руку, круша аппаратуру, безумно долбясь в преграды, стремясь стереть себя в прах. Человека он убил только одного. Это был заместитель шефа, не в меру упитанный скряга, что попытался столкнуть с лестницы молоденькую секретаршу, которая имела наглость отказаться раздвигать ноги по первому его требованию, и теперь, под прикрытием хаоса, он хотел расквитаться с ней. Именно эта секретарша потом взахлеб рассказывала про позвоночники, кишки и прочую ересь, забыв упомянуть о спасении её жизни. Отряд Райана вошел внутрь, когда там остался он один. «Ни с места, не двигаться!» Вышли на позиции и крикнули прежде, чем разглядели цель. Там почти не было кожи, да и мышц, в общем-то, не хватало. Органы вывались через просвечивающие в мясе кости. Живыми казались только глаза, полные отчаяния. Он развернулся, поднимая руки, и Райан выстрелил в трепещущее сердце. Несколько капель темной крови брызнули на пол, а фигура судорожно пошатнулась, но он остался стоять. Они всадили в него все обоймы, хотя приказ не двигаться он выполнял. До их прихода он разнес своими останками не одно помещение, пытаясь обрести покой или просто исчезнуть. Начался пожар. Пламя радостно дышало, пожирая все, до чего могло дотянуться. Его безумная пляска в каменном здании, что служило для укрощения водной стихии, казалась яркой иронией. Командир приказал отступать, когда пожарная сигнализация уже оглушила победным воем, а огонь подобрался вплотную. Тело оставили лежать там, где упало, фаршированное свинцовой начинкой. И никто, никто не хотел думать, что за хрень произошла в этот день. Спустя полтора часа и череду взрывов, пожарные начали справляться с огнем. Плотина выдержала бой с природой, дав людям вздохнуть спокойно. Большинство работников уже увезли, остались только ответственные лица. Тогда он выполз наружу. Райан так и не решился посмотреть. Ему хватило командира, что блевал, держась за дверцу машины. Прибежали врачи, вызвали кого-то, начали суетиться. Появился полупрозрачный купол из полиэтилена, люди в защитных костюмах и масках. Когда его погрузили в машину, на нем уже появилась кожа. Все, чего может хотеться в такие моменты, это прибор для стирания памяти, или хотя бы бутылку крепкого пойла. Вот только приказ не включал ни того, ни другого. «Доставить на базу.» И координаты. Для Райана прошла целая вечность с момента их прибытия и только сейчас, сидя в поезде, напротив него, он осознал, что его мир, с простыми четкими законами и уютной коробкой, рухнул, и похож на смятый клочок бумаги. - Это ощущение похоже на невесомость, которая разъедает тебя изнутри. И все мысли лопаются как пузырьки, стоит им появиться. – Он заговорил так внезапно, спустя долгое время, и голос его напоминал нечто шершавое и очень потертое. Райан дернулся, взводя автомат. Ужас и отвращение захлестнули его. Главное, чтобы этот выродок молчал, потому что каждое слово, да одного его существование, разрушает все вокруг, ломает их мир и делает все чужим. - Прошу, не надо. – Тихо сказал он, не отрываясь от окна. – Автоматная очередь это больно, чтобы ты знал. Мне сегодня хватило боли. Райан чувствует, как по носу течет капля пота, а сердце пропускает удар. Он вдруг осознал, что вагон битком набит солдатами, что наставили свои автоматы на этого мерзавца, но все они почему-то не реагируют на его реплики. - О, они не слышат нас. Не знаю, как так получается. Я хотел поговорить именно с тобой и так вышло. Прости, совсем не хотел тебя пугать. – Его тонкие губы были почти синими, бескровными. Райан сжимает автомат до боли и совершенно не знает, как быть. - Мне нужно уйти. – Он все еще смотрел в окно, едва раскрывая рот, и слова рождались из горла, царапая слух. – Прости, что говорю это тебе, но я так давно не разговаривал с людьми. Они меня почему-то не слушали. А твой мир, он встанет на место. Ты забудешь об этом случае. Все постепенно сотрется из памяти. Останутся факты, щекочущие подкорку, но сознание забьет их куда более важными мелочами. У тебя все будет хорошо. А потом ты умрешь. - Кто ты? – Пальцы уже нестерпимо болят, а сердце устало ломать грудную клетку и начало успокаиваться, давая возможность вдохнуть поглубже. - Не знаю. – Он едва заметно повел плечами, наконец отворачиваясь от окна. – Человек, должно быть. По крайней мере, был им. - И что с тобой стало? – Райан не хотел думать, вопросы рождались где-то вне мыслей - самые банальные, которые можно задать сверхсуществу, что сидит напротив. - Тоже, что и с тобой. Мой мир рухнул, истлел. Только причиной этому стали те, кого больше никто не видит. Они приходили ко мне, изо дня в день, и я полагал, что если поговорю с кем-то кроме них, они исчезнут. Но не вышло. Тогда я решил умереть. И это тоже не вышло. -Ты… видишь призраков? – Райан опустил автомат. Какой же он жалкий, худой, сжавшийся напротив него, сутулый, невероятный. Он только горько улыбнулся. Пряди грязных волос скрывали верхнюю часть лица. - Я вижу богов. Один сидит справа и ухмыляется. Я право не совсем понимаю как, ведь у него нет рта. Но совершенно точно ухмыляется, даже подмигивает. Если это, конечно, глаза… Автомат со стуком выпал из рук. Райан смотрит, запрокинув голову, как он встает, пошатывается, и робко гладит себя по плечу. - Просто очень больно столько раз умирать. – Виновато говорит он, делая шаг вперед. Их по-прежнему все игнорируют. - Ты притворись, что я оглушил тебя. А то еще выговор сделают. – Он медленно идет к выходу, сгорбившись и старательно обходя солдат, замерших с каменными лицами. Райану все равно, куда он движется, лишь бы исчез из их жизни и больше никогда не появлялся. - А бога ты забрал с собой? – Тихо шепчет Райан, надеясь, что упомянутое нечто не слышит его. Он остановился у двери вагона и неловко оперся на автомат ближайшего к нему вояки. - Они везде и нигде. Их нельзя забрать или прогнать. И спрятаться нельзя. Ты главное не думай о них. Людей они редко трогают напрямую. Предпочитают действовать через природу, судьбу и прочие такие штуки. Он уходит, а Райан тупо смотрит перед собой. Руки лежат на коленях, и он чувствует, как судорогой сводит пальцы. Сослуживцы приходят в себя, в панике обыскивают помещение, трясут Райана за плечо, а в голове у солдат только одна мысль, и Райан знает какая. «Слава Богу, он ушел.»