Иррациональная любовь

Аллистер.       Я разглядывал потолок. Он был белый. Чёрт, я ничего не могу понять! Мой сын, мой альфа. Но если он мой, то почему Риэль сразу не рассказал мне об этом? Ну ладно, это я могу понять. Но поверить, что мечта осуществилась, так сложно. Это почти не возможно. Я резко встал с кровати и заметался по комнате. Нужно как-то проверить это. Иначе я так и не смогу поверить, что этот малыш действительно мой. Меня пробрала внутренняя дрожь, я мог застрелить своего сына! А может и не своего, одёрнул я себя. Кто знает, на что способен омега, что бы защитить своего ребёнка?       Я вышел из комнаты и направился к Питеру. Постучав в дверь, я вошёл.       - Привет, – хмуро отозвался он.       - У меня есть просьба, – я опустил голову. – Помоги мне определить мой ли сын Доминик.       - Чего? – поперхнулся Питер.       - Риэль сказал, что Доминик мой сын. Я хочу это проверить, не хочу сомневаться, – я просительно заглянул в глаза.       - Для этого есть генетическая экспертиза. Мы возьмём твою кровь и кровь малыша, отдадим в лабораторию, и там быстро скажут результат, – чуть подумав, ответил он.       - Поможешь? – я почти умолял. Не могу сам этим заниматься. Боюсь.       - Хорошо. Я сейчас всё сделаю, и свяжусь с одной частной лабораторией, там всё будет быстрее и, точно конфиденциально, – он встал и пошёл к выходу. Я остановил его, положив руку на плечо.       - Спасибо.       - Это ничего не меняет, Аллистер.       Он ушёл. Я снова остался один. Осуждал ли я его за этот поступок? Нет. Я понимал его, сам бы наверно и половины не вытерпел. А Питер был рядом годами, я не мог не быть ему благодарен. Благодарен да, но это не значит, что я буду умолять его вернуться. Внутренности перевернулись от гадкого чувства внутри, я был противен сам себе. Меня разрывали противоречивые чувства. Я ничего не мог поделать со своим скотским поведением, помнится я когда-то решил, что я эгоистичная сволочь, но то, что я натворил теперь ни в какое сравнение не идёт с тем, что было. Что-то грохнуло, похоже, в комнате малыша, я выскочил из комнаты и бросился на звук. То, что я увидел там, заставило тело сжаться в пружину, как перед прыжком, из горла вырвался рык, и руки сжались в кулаки. Мой маленький хрупкий омежка прикрывал кроватку своим телом и гневно шипел на Питера, который пытался остановить кровь из ранки на лбу. На полу я приметил осколки, похоже когда-то бывшие вазой. Я ещё раз гневно рыкнул на всех и направился к Риэлю:       - Малыш, всё хорошо, – я протянул к нему руки, но едва успел отпрыгнуть в сторону, омега взмахнул ножом совсем рядом.       - Не подходи к моему сыну, тварь! Я знал, что ты ни перед чем не остановишься! Но обидеть его я тебе не позволю, – он злобно смотрел на меня.       - Я просто хочу удостовериться, что ребёнок мой, – признался я.       - Взгляни в его глаза, кретин! – зашипел омега. – Не знаю в курсе ли ты, но обычно ребёнку передаётся цвет глаз либо папы омеги, либо отца альфы, но этот малыш исключение! В нём смешались ты и я. И даже цвет глаз общий!       - Тогда позволь мне взглянуть, – умоляюще попросил я.       Риэль чуть подумав, снова направил на меня нож и позволил подойти. Я мельком взглянул на малыша, мне нужно было не это, я извернулся, выбил оружие из его рук и повалил на пол. Питер понял меня и быстро склонился над кроваткой, малыш мгновенно закричал, Риэль забился подо мной:       - Нет! Нет! Нет!       Мне ничего не оставалось, как закрыть его рот своими губами. Я мягко, почти ласково целовал его, отчего он окаменел подо мной, я запустил пальцы в его волосы и углубил поцелуй. Это было так волшебно, снова целовать его после столь долгого перерыва. Когда я оторвался, дыхание было сбито, и глаза блестели.       - Ненавижу, – сдавленно прошептал Риэль. – Ненавижу тебя.       Казалось, он сейчас начнёт задыхаться, но омега лишь сильно ударился затылком об пол. Я быстро встал, душа оборвалась от его слов. Питер кивнул мне и вышел, а я просто стоял и смотрел на Риэля. Он быстро поднялся с пола и уже укачивал малыша, напевая ему что-то. Он так органично смотрелся с ребёнком в руках, что я почти забыл обо всех проблемах. Хотелось просто обнять его, почувствовать, как омега прислоняется, доверчиво откидываясь на меня, но, когда я встретил полный ненависти взгляд, я понял, что этого не будет никогда. Очень тихо я вышел и снова направился к себе.       Я стал добровольным затворником в собственной комнате. Мне совершенно не хотелось выходить, потому что в голове полный сумбур. С одной стороны меня, несомненно, радовало, возможное появление наследника, но если он мой, значит Риэль скрывал его, и не сказал бы, если бы не оказался припёрт к стене. Я почти ненавидел его за это. Почти. Что-то билось в сердце, кричало, что глупо себе врать, я не смогу его возненавидеть, никогда. Именно поэтому я год как одержимый искал его, поэтому там, в машине не смог сдержаться, хотелось пометить его оставить свой запах, что бы никому даже в голову не пришло подходить к МОЕМУ омеге. Но это не отменяло саднящее чувство в груди, неужели он мог подумать, что я причиню вред своему сыну? Но ведь ему я тоже часто говорил о любви и после жестоко наказывал. Но ведь это не значит, что я не люблю его. Люблю и сильно! Тогда что же со мной? Почему меня так рвут на части ощущения?       Я подошёл к окну, на улице прогуливались несколько моих омег. Меня с головой накрыло сожаление, я так много пропустил, мой мальчик, наверное, был прекрасен во время беременности. Я попытался представить его округлившимся, румяным довольным. Не получилось… Я не знаю, каково это, быть причиной его радости. Может, находясь здесь, он и не смог бы нормально выносить ребёнка. Но, учитывая то, что он пережил групповое изнасилование, будучи беременным, и не только не сошёл с ума, но и смог произвести на свет нормального малыша, говорил о многом. Мне так захотелось положить руки на его большой живот и почувствовать, как наш сын толкается. Я никогда не смогу это почувствовать. Никогда!       В голове помутилось от бешенства. А может это и не мой ребёнок! Мало ли перед кем он раздвигал ноги, наверно, этот полицейский не был первым! Этот течный засранец только строил из себя невинного и оскорблённого, а на самом деле наверно ловил кайф от всего этого! Я же предлагал ему всё, а он сбежал, ещё и унося с собой моего ребёнка! Я изо всех сил ударил кулаком по стене, но это не принесло желаемого облегчения. Я знал что принесёт, сжать пальцы на хрупкой шее этого маленького ублюдка! Или не на шее, может раздеть его и ласкать, бесконечно выпытывая, чей это сын. Но ничего этого я не сделал, я просто опустился в кресло и закурил, не знаю в какой раз. В душе бушевал ураган. Но потом я вспомнил полный слёз, и от этого похожие на хрусталь, синие глаза, которые с мольбой смотрели в душу, за секунду до выстрела, и меня пронзило жгучее чувство стыда.       Я втянул голову в плечи и закрыл глаза. Перед внутренним взором возникло лицо того альфы, никто не знал что он прошептал мне в последний миг. Беззвучно, одними губами, но я понял, и именно за это всадил в него пулю. Может, промолчи он и ничего не случилось бы, но он сказал: «Мой!». Этого я стерпеть не мог, но всё равно волны стыда накрывали меня одна за другой и ничего поделать я не мог. И хотя я понимал, что у меня был один единственный маленький шанс наладить с ним отношения, но и тот давно упущен. Теперь я обречён. Обречён смотреть на него и понимать, что вызываю у него только ненависть. Я открыл глаза и посмотрел в потолок. Голова пухла от размышлений, но что мне ещё делать? В дверь постучали, и вошёл Питер.       - Я договорился, результаты будут через две недели, – сказал он, смотря куда угодно только не на меня.       - А раньше никак? – голос дрожит, но ждать две недели для меня это смерть, я изведу себя мыслями и подозрениями.       - Тебе ведь нужен точный результат? – пожал плечами бывший друг.       - Спасибо Питер, – я поднялся и подошёл к окну.       - Не за что. Я сказал, что мои обязанности не пострадают. И своему слову я верен.       Прежде чем я успел ответить, дверь захлопнулась. Я снова задумался. С чего же всё началось? Не мог же я влюбиться в него с первого взгляда. Но тогда когда? Не знаю, я просто вдруг понял, что нуждаюсь в нём. Странно, что именно этот нескладный подросток сломил мою оборону. Я ведь оградил себя от всех чувств и считал что любовь это выдумки, а вот теперь и сам попал в её сети. Я прикрыл глаза, вспоминая.       Мне было пятнадцать, когда моего отца подстрелили. Это был сильный властный альфа, и он воспитывал меня как своего приемника, даже вопроса не стояло, чем я буду заниматься, моему папе же это всегда было не по душе. И вот произошло то, что произошло. Отец в тяжелейшем состоянии в больнице и папа рядом с ним умоляющий, что бы тот не бросал его. Но отец его не услышал, больше никогда не услышал. Он умер, не приходя в сознание. И тогда мой папа, всегда такой добрый и любящий просто потух. Из него как будто тоже ушла вся жизнь. Он отказывался, есть, спать, дышать без любимого мужа. А потом однажды утром я просто обнаружил его таким. Он окончательно потерял себя в этой боли, а я остался один на один с этим миром. Мне приходилось играть во взрослые игры, разгадывать тайные мысли противников, спасать свою жизнь, и мне это удалось. После этого я потерял все чувства к папе. Он не подумал обо мне! Не захотел выжить ради сына, он бросил меня! Я, конечно, не выгнал его, но только в память об отце. Он бы не простил мне такого.       Я открыл глаза. Именно поэтому я так боялся любви. Я видел не самое лучшее её проявление и боялся полюбить по-настоящему, слишком это большая ответственность. Слишком тяжелы последствия. Но теперь я стоял перед окном своего особняка и понимал, что если что-то случится с этим нескладным омегой или нашим ребёнком я последую за ним даже в ад. Просто не смогу иначе. И поздно что-то менять. Я прислонился лбом к холодному стеклу, никто не видел моей слабости, а по щеке скатилась одна единственная слезинка…