Если я попрошу тебя остаться

В зеркале заднего вида видно, как его надломленная тонкая фигура источает пугающую силу. Джим чувствует во всем своем теле напряжение, вглядываясь в рваные движения на причале. Сумерки города не смягчают его черты, они выделяют его ярким пятном на фоне обычной слякоти. Он возрастает, с каждым шагом неминуемо падая в бездну, в то время как Джим чувствует уходящую из-под ног твердую почву закона и порядка, впитанного с детства. Его путь теперь не такой же ясный как прежде – это больше не путь законопослушного полицейского. Освальд завершил свою месть. Весьма своеобразным способом. Он стоял над телом поверженного врага там, а Джим мысленно заклинал время остановиться, дать ему разобраться во всем случившемся до того, как Пингвин вернется к машине и начнет снова изливать своим голосом яд. Видимо, даже будучи трупом, Тео продолжал будить в нем злобу. Джим нашел в себе решимости только лишь прекратить боль бывшего мэра Готэма, пустить в него избавительную пулю, но на большее сил не было. Он до сих пор сидит в машине и неотрывно, не моргая, до боли в глазах следит за каждым движением преступника на причале. Какая ирония. Багажник, причал. Но сейчас ночь, с этим сумраком, обволакивающим Гордона, и тишина в салоне. Что теперь? У них с Ли будет ребенок. Он будет жить мирной жизнью гражданского, если конечно его не упекут за решетку. Забудет ли он обо всем, что случилось сейчас, случалось в этом городе слишком часто? Что пошло не так? Кобблпот развернулся своим неуклюжим движением к машине. Его торжество, отразившееся в зеркале осколком льда, заставило Гордона закрыть глаза. Но перед полицейским до сих пор оставалось это выражение чужого лица, эта неестественно натянутая улыбка и раскрытые глаза, через которые, при желании, можно было увидеть его душу. О чем Джим только думал в тот день? Что стоило ему тогда его решение? Когда благо, спасение чужой жизни, обернулось такими последствиями? Почему что сейчас, что тогда он не способен противиться воле этого неполноценного, уродливого человека? Его голос вызывает резкое отвращение, один его вид, его присутствие отравляет дни, делает их тягучими и вязкими. Эта тяжкая ноша – существование на свете Освальда Кобблпота, но сколько бы не представлялось возможностей, Джим до сих пор не смог нажать на курок. В руке до сих пор безвольно лежал пистолет, прервавший жизнь Тео Галавана, холодные пальцы едва сдерживали его от падения. Дверца, скрипнув, открылась. Рваным движением на соседнее сидение рухнул преступник, его тяжелое дыхание наводило на Джима озноб. Что теперь? Почему он не уехал тогда, с Лесли, в будущее без очередного тяжелого воспоминания к спокойной жизни. Какой такой долг заставил его пойти на сделку с чудовищами этого мира, и ради чего? Кобблпот долго возился, взъерошенный и все еще сверкающий изнутри. Но вот он нашел удобное положение, замер, и в салоне быстро загустела тишина. Джим раскрыл глаза, ожидая, что вот-вот эту мучительную тишину прервет болезненный голос, но ничего не происходило. Пингвин молчал, причал сужался со всех сторон, отталкивая от них обоих остальной мир, а тишина звенела в ушах. Гордон не стерпел. - Что молчишь? Тебе что нечего сказать? Сбоку было какое-то движение, и Джим машинально сжал оружие в пальцах. Но преступник по-прежнему молчал. От него веяло холодом ночи, Джим ощущал его почти всем телом, и раздражение, накатывающее волнами, невозможно было остановить. - Ты добился своего, Тео Галаван мертв. Даже я втянут во все это дерьмо. Хотя это уже не важно. Гордон внезапно ощутил себя беспомощным, будто снова оказался в детстве. Он не понимал, зачем говорил с преступником, зачем нужны были эти слова. Но растущее внутри раздражение… - Я уеду завтра же, с Ли. Само собой, если меня не поймают до этого и не посадят за решетку. Тебе больше некем будет помыкать. - Джеймс… - Заткнись. Голос Гордона показался ему самому излишне громким и напряженным. Он ждал этого момента, ждал, что Пингвин что-то скажет, но это ожидание теперь только озлобило его. Почему он вообще позволяет себе такое фамильярное обращение? Кто они после всего друг другу? Друзья? Куда завела Джима вся эта дружба? Эта сила, что брала над ним верх, в чем именно она таилась? В которой из частей Кобблпота крылась пугающая связь между ними, совершенно разными людьми? После значительной паузы, в ходе которой полицейского все же взяла нервная дрожь, Освальд неуверенно заговорил снова: - Я просто не понимаю… Не вижу причин для такой ярой внутренней борьбы. Что ты мог сделать сегодня не так, Джеймс? Видя, как Гордон готов был уже возразить, Пингвин поднял в оборонительном жесте руки, недовольно кривя губы. Он уже сидел в пол оборота к полицейскому, с каждым словом будто становясь ближе. - Нет, нет, нет, я понимаю что ты как образец закона и порядка не мог позволить себе очередную сделку со мной. Но разве мы поступили неправильно? Разве я не прав? Галавана можно было только уничтожить, иначе ты бы его не остановил. Конечно, как коп, ты далек от личных мотивов, не то что я… Но ты помог мне, не раз, я этого не забуду… Не зная, как поступить, не в силах больше слушать, Гордон с силой ударил рукой, сжимающей пистолет, по дверце автомобиля. Освальд картинно закрыл рот и отвернулся, его уже начавшееся проявляться благосклонное выражение лица, которого Джеймс открыто стеснялся, тут же пропало. Этот человек не просто раздражал полицейского, он его смущал. Каждой повадкой, разнящейся с моральными устоями Гордона, Пингвин будил в нем раздражение. Если не разорвать все это сейчас, это не прекратится. На что еще он сможет уговорить Джима, если позволить ему продолжать? - Запомни раз и навсегда. Больше всего я жалею о том, что в тот самый день не пустил тебе пулю в мозг. Тогда я еще просто не знал тебя. С виду так и не скажешь, что ты больной на всю голову выродок, я тогда и думать не мог, какую ошибку совершаю. А теперь, когда мы незаконно убили Тео Галавана, мэра Готэма, без суда и следствия... Это точка. Я послушал тебя, я поступил неправильно, пускай это и был единственный шанс со всем покончить… - Джеймс… На его плечо легла чужая рука. Это движение Гордон уловить не успел, оно стало для него неожиданным, но отчего-то, на пике гнева, не побудило его ни к какому действию. Он только сжал губы и повернул голову в сторону преступника на соседнем сиденье. Пальцы едва заметно сжались. Наконец встретившись глазами, они оба застыли. Гордон мысленно заставлял себя сбросить чужую руку, но усталое тело не слушалось. Освальд не спешил, явно не зная чего ожидать от полицейского, но в его лице сумрак рисовал выражение тоски. - Он мертв. – Наконец выпустили тонкие губы. – Нет ни капли облегчения. Нет возмездия. Его смерть не отчистила и без того полный грязи и беспорядочности город. Его смерть не вернула мать. Это бессмысленное событие просто произошло, тут не в чем себя корить, Джим. Возмущение, что минуту назад пылало в Джеймсе, не оставило после себя ничего кроме горького осадка на дне пустого сознания. Он повел плечом в сторону, уходя из под чужой руки. Скользнула мысль о том, чтобы завести машину и поехать прочь с причала. А затем и о том, что пистолет все еще был в руке. Пора было решать главный вопрос. Пингвин судорожно вжался в дверцу автомобиля, за какой-то миг развернувшись к Джиму всем телом. Его лицо хоть и старалось выражать недоумение, выдавало его тревогу. Он не верил Джиму Гордону, он прекрасно знал его к себе отношение, но до конца надеялся на обыкновенный пресный финал без его крови на руках детектива. Джим держал пистолет твердой рукой, глядя в лицо своему давнему знакомому. Они никто друг другу, что стоит человеку, убившему мэра, решить участь жалкого тщедушного интригана? Но палец, лежавший на курке, несмотря на всю напряженность, не спешил ставить точку. Освальд протягивал к нему руку, отчего Джеймс только повел головой вбок, но по-прежнему не решался. Холодные пальцы преступника в спекшейся крови мэра легли на его запястье, и рука, поддаваясь, опустилась вниз, сводя угрозу на нет. Джеймс Гордон проиграл. - Я рехнулся. - Едва шевеля губами выдал Джим, не смея больше пошевелиться от накрывшего его стыда и облегчения. Ни голос, ни глаза его не выражали того, что он говорил. – Все – ты. Я ненавижу тебя. Преступник напротив не улыбался так же торжественно, как в минуты своей мести, не кривил лицо в победном торжестве. Он, ничего не выражая, тянул его запястье в свою сторону. Джим, абсолютно бездумно подался вперед, не сводя с чужого лица подозрительного взгляда. Тишина теперь не была густой, она убаюкивала своим больным содержанием происходящее, усыпляла шаткую мораль полицейского. Когда двигаться дальше не позволил здравый смысл, Гордон застыл, нависая над все еще вдавленным в угол худым телом Освальда. Он ждал, что Освальд скажет что-то, но тот молчал. Гордон, будто просыпаясь, хотел было сесть обратно, завести наконец чертову машину и покончить со всем этим. Но хватка пальцев вмиг стала цепкой и неожиданно сильной. Освальд подался вперед, прячась от взгляда Гордона. Его шепот был словно заклинанием. - Если ты покинешь город, что с ним станет тогда? Ты здесь единственный, кому Готэм так важен, ты знаешь? Это место погрязнет в крови и безумии, а ты спокойно будешь растить ребенка с докторшей? Гордон дернулся, снова чувствуя злость, но упрямый Кобблпот и не думал выпускать его руку, дрогнув всем телом, но удержав полицейского. - Что если… Если это и есть твоя судьба? Если я попрошу тебя остаться? О, не пытайся возражать сейчас! Если потребуется, я последую за тобой, я докажу тебе, Джеймс, что ты неотъемлемая часть этого места. - Думаешь если я не смог убить тебя ни тогда, ни сейчас, то так же поступлю и в будущем? Вторая рука опустилась Джиму на затылок, когда он уткнул дуло пистолета в чужой живот. Освальд действовал на свой страх и риск, по-прежнему не достав из кармана нож, надеясь на слабость полицейского. - Ты никогда не сможешь убить меня, Джим… Голос преступника стал болезненным, жалостливым и упрямым. Таким Гордон его не слышал никогда. Его передернуло волной стыда. Эта была опасная близость. Словно он мог замараться безумием от еще одного движения. Пальцы Освальда резкими движениями скользили по его затылку, шее, будто неуклюже гладили… Его сбитое дыхание щекотало щеку, волосы над ухом, звучало в тишине неприлично громко. Колено Джима до сих пор упиралось в сидение между чужих ног. И все эти детали становились заметными только сейчас и обретали больные оттенки. - Что ты пытаешься сделать? Что тебе нужно от меня? Собственный голос походил на рычание. Он приподнял голову, боясь заглядывать в чужое лицо, но и чувствуя в этом потребность, будто это должно было прояснить ситуацию. Освальд был бледным как полотно, не убирая рук. Глаза его неизвестно отчего были полны страха и блестели, губы до боли сжаты. Он тоже чувствовал эту странную связь между ними, и эта связь так же приносила ему боль. - Я один, Джеймс, - он протянул его имя, словно зовя, - И это не сила, это… Боль. Останься здесь. Если не городу, то ты нужен здесь. Гордон отпрял, приложив последние силы для возвращения на свое место. Хватка рук исчезла, моментально тепло чужих прикосновений обернулось льдом. Тень укрыла чужое лицо, в глазах у Гордона помутнело. Что эти слова могли значить, кроме того, что навязывало им обостренное больное воображение детектива. - Ты спятил. Джеймс быстрым движением спрятал пистолет в карман и потянул руку к ключам. Большего он знать не хотел. Этого было достаточно. Завтра в нем проснется отвращение к Освальду Кобблпоту и этого хватит с лихвой чтобы стыд поглотил его имя в памяти полицейского. Но Освальд не сдавался никогда, как и в любой другой раз, когда задумывал заполучить что-либо. Он не встретил сопротивления – Джим не ожидал от него больше никаких действий. Одного грубого движения хватило, чтобы развернуть детектива вновь к себе лицом, не составило труда и сократить расстояние. То, что проскочило догадкой в сознании Джима, воплотилось в явь. Их связь, тиски порочной зависимости, словно после клятвы закрепил последний из жестов, способных разрушить в Гордоне остатки внутреннего стержня, твердой опоры. Освальд, не умея делать нечто подобное, сбил детектива с толку своей грубостью и напором. Это прикосновение губ трудно было назвать поцелуем. Но это был именно поцелуй. Небо обрушилось на крышу машины дождем. Спертый воздух душил запахом врага. Их единственным свидетелем был труп Тео Галавана. Причал составлял весь мир никчемной декорацией. Гордон не сводил взгляда с чужих зажмуренных глаз, осознавая события в замедленной съемке. Подобно клещу, Кобблпот цеплялся за ворот его рубашки, не собираясь отступать, потеряв всякий страх. Джим отцепил его с трудом, несмотря на превосходство в силе. Но лишь за тем, чтобы сгореть от стыда. Каждый нерв в теле детектива загорелся совсем иным раздражением, недели совсем недавно. То, что раньше было необъяснимым, только что обнажило себя у него на глазах. Чувствуя себя мальчишкой, Джим ощущал, как горят его щеки, как старательно он избегает настойчивых взглядов преступника рядом, как до сих пор не отпустил чужие руки. Джим подается вперед, чтобы доказать открывшуюся правду самому себе. Об этом никто и никогда не узнает. Если он готов нести бремя тяжелых воспоминаний, подобных убийству, такого рода воспоминание, что закреплялось в его уме сейчас – пылинка. Его движение неявно, но Освальд моментально ловит его, снова рывком поддаваясь вперед. На сей раз Джим контролирует происходящее, если это возможно назвать контролем. Лед горит в его руках, безумец соприкасается с ним губами в детском, почти невинном жесте. Его упрямость и настойчивость подобна признанию ребенка. Он не умеет выражать свои чувства как взрослый человек. Его сознание все-таки поражено болезнью, не годится для таких поступков, на которые он пытается посягнуть. Когда очередной стыдящий Гордона жест прерывается, он находит в себе силы нарушить тишину: - Ты хоть когда-нибудь…? - Никогда прежде… - тут же раздается хриплый ответ. Он вылетает из раскрытых губ излишне порочным жестом, с каждой секундой Джиму становится трудней терпеть себя. Вопрос только добавил недосказанности. Как понять все то, что происходит? Как дать этому определения и внести в рамки здравого смысла? Что это такое, что происходи сейчас между ними? - Джим… Снова тот тон, что стал известен детективу только сегодня, снова его причудливо растянутое имя. - Если хочешь я стану тебе слугой, я буду исполнять твою волю. Хочешь, и я буду выкладывать тебе все подробности грязной изнанки этого города. Я знаю больше всех остальных, информация поможет тебе отчистить Готэм, ты станешь тем, кем хочешь стать, кем всегда хотел… Хочешь, я выдам тебе всех преступников одного за другим. Все, что ты только можешь вообразить… Никогда не поздно стать ближе… - Ты сам – грязь этого города, Освальд. Что если я хочу, чтобы ты уничтожил сам себя? Лицо Кобблпота обмерло. Он дрогнул от звука своего имени и тут же обмер. Это «нет». Когда же он уже собирался податься назад, чтобы сесть в свое сиденье и оборвать странную сцену, Гордон задержал его, схватив твердо за плечо, опустил голову, заставляя смотреть не себя. - Забудь. Не важно зачем. Я останусь.