Только ты

Вздохнув, я закрыла ноутбук. Даже по прошествии нескольких лет, я никак не могла привыкнуть к тому, что люди сходили с ума по моему сводному брату Гарри. После его прослушивания на Х-факторе все изменилось настолько быстро, что никто и моргнуть не успел. Раньше мы проводили вместе каждую секунду, потом перешли на звонки по скайпу раз в неделю, а затем и вовсе перестали разговаривать. Не знаю, что произошло, но мне его ужасно не хватало. Он очень сильно изменился: из моего неуклюжего сводного брата, с которым мы были не разлей вода, в эту загадочную популярную личность. Хотя, слово "популярный" его раздражало, и он злился, когда я называла его так. Фотография в семейном альбоме заставила меня рассеяно улыбнуться: шестнадцатилетний Гарри с буйно вьющимися волосами и четырнадцатилетняя я. Люди всегда думали, что мы встречаемся, но встречались не мы, а наши теперь женатые родители. Но сейчас у Гарри были новые друзья, новые люди, с которыми он делился переживаниями, с которыми появлялся на публике. А я ведь до сих пор помню, как вернувшись из своего первого тура, он целыми днями только и говорил о том, что все в группе способны отрастить бороду, кроме него, и как его это бесило. Отбросив альбом в сторону, я рухнула на свою огромную мягкую подушку. Я злилась на себя за то, что не проявляла инициативу, но и на Гарри тоже. Он обещал ни за что не предавать нашу дружбу, был тем, кто крепко обнимал меня перед тем, как уехать в свой первый тур, шепотом обещал звонить каждый день. Но он был и тем, кто отменял наши запланированные разговоры по скайпу, появляясь через пару часов на фотографиях из клубов, окруженным своими новыми друзьями. Именно он был тем из нас, кто не брал трубку и не перезванивал. Он, черт возьми, был тем, кто отписался от меня в социальных сетях, и самое главное тем, кто нарушил нашу клятву — вместе сделать одинаковые татуировки. Я узнала об этом, когда в ленте Твиттера было его фото с тату на руке. Понимать, что он не только сделал это, но и не сказал мне, было тяжело, и я тогда расплакалась. Во время нашего последнего разговора Гарри был очень раздражен и его напрягало, что я звоню слишком часто: "Слушай, хватит звонить мне каждый день". Он был немного пьян. "Ты выглядишь, как отчаявшаяся женушка". Я бросила тогда трубку, и вот уже четыре месяца, как мы не говорили. Маму это ужасно нервировало, и, хотя ей было меня жаль, она обвиняла нас обоих. Вещь, которую я больше всего ненавидела и меньше всего хотела признавать, так это то, что несмотря на то, что Гарри и был таким, слава сделала его в каком-то смысле хорошим человеком. И таким он стал без меня. Всегда вежливый и милый с поклонниками, честный со всеми вокруг. С тех пор, как он уехал, я осознала, что люблю его, как и миллионы других девушек. Вот что я действительно ненавидела больше всего: ну кто в здравом уме влюбляется в своего сводного брата?! Его слава изменила и меня. В начале я была наивной, верила людям, что в итоге обернулось мне потерей всех друзей: каждый просто хотел использовать меня, чтобы общаться с ним. Мама во всем поддерживала Гарри, но не смогла сдержать вздоха, глядя на его новую фотографию: — Почему он не подстрижет волосы? — спросила она, когда мы утром сидели вместе. — Ну, мне нравится его прическа, — мой ответ был слишком быстрым. И слишком громким. — Я не имею в виду, что ему нужно отстричь их все, просто укоротить на пару сантиметров, — она усмехнулась. Я пожала плечами: — Он кажется вполне довольным, и мне все равно, даже если он решит обрить половину головы. Не думаю, что стоит говорить ему, что делать, если его все утраивает. — И когда ты только успела стать такой сообразительной, солнышко? — папа погладил меня по плечу и я закатила глаза. Ох уж эта неприкрытая ирония в его голосе! — Кстати, Энн, не забудь положить нам что-нибудь из еды с собой, — папа поднялся из-за стола и поцеловал ее в лоб. — Куда вы собираетесь? — я нахмурилась. Никто не говорил мне о поездке. Из рук мамы выпал нож, а ее глаза широко распахнулись: — Бог мой, мы забыли тебе сказать! Как...как такое могло произойти? — она запаниковала. — Милая, мы на неделю поедем к маме Энн. Я никогда не ездила к ней, потому что она не только не была моей бабушкой, но и вообще не особо знала, кто я, и с трудом вспоминала моего отца. — Ты ведь сможешь пожить здесь без нас несколько дней, моя хорошая? — мама взяла мои ладони в свои. — Мам, вы не раз оставляли меня одну, со мной все будет в порядке. Она улыбнулась и продолжила готовить обед в дорогу. Через несколько часов я уже махала им вслед. Родителей не было всего шесть часов, когда внезапно раздался звонок домашнего телефона, что заставило меня нахмуриться. Серьезно, разве кто-то еще пользуется им? Даже у моего дедушки есть мобильник! Я взяла трубку, не сказав, кто говорит. Мне ответил глубокий мужественный голос, голос, по которому я скучала больше всего на свете, и который слышала в стольких песнях. — Мам, это ты? Почему ты не отвечаешь на мобильный? — мое сердце затрепетало, но я прикусила язык. — Нет, это я. — Где мама? — голос был очень уставшим, и из трубки доносился чей-то разговор на заднем плане. — Они с папой уехали к бабушке около шести часов назад. Вернутся через неделю, а что? — я смогла расслышать едва слышное ворчание и ругань: он, видимо, убрал телефон от лица, — Гарри, у тебя все..., — вызов сброшен. Я со стуком сунула телефон на его место и упала на диван. У меня не получалось понять, что я сделала не так, даже вспомнив все наши звонки и сообщения, я не нашла причины его ненависти. Я могу не знать, каково это быть знаменитостью и иметь тысячи поклонников по всему миру. Я могу не быть такой же симпатичной, как все его подружки, но это не может быть причиной, чтобы внезапно возненавидеть меня. В глазах стояли слезы, и я стала моргать, чтобы они не испортили только что сделанный макияж. Мне не хотелось его смывать, несмотря на то, что я никуда сегодня не собиралась: эти обучающие видео на Ютубе просто прекрасны. В итоге я снова стала листать альбом, глядя только на себя. Мне тоже удалось измениться. Мои пушащиеся и ломкие волосы больше не были такими длинными, я обрезала их, и теперь они едва доставали до плеч. Больше не было этой подростковой пухлости, а моя кожа (наконец-то!) стала нормальной. Но с Гарри сравниться я, конечно, не могла: на его стороне была мать-природа и все боги подросткового периода. Вдруг в другом конце комнаты зазвонил мой мобильный. Со стоном поднявшись с дивана, я побрела к столу, гадая, кто же мог мне звонить. Где-то внутри я надеялась, что это был Гарри, но надежды испарились, когда я увидела, что звонила мама. — Уже скучаешь? — усмехнулась я. — Садись в машину и поезжай в аэропорт. — Зачем? — я вздохнула: мы жили не слишком далеко, но из-за пробок путь занимал в два раза больше времени. — Гарри приехал, чтобы устроить нам сюрприз, но, оказалось, что все таксисты вышли на забастовку, поэтому, пожалуйста, забери его. Я почувствовала, как мой живот скрутило. Почему он просто не позвонил мне? Почему он просто не попросил? — Почему он ничего не сказала, когда звонил домой? — с плохо скрываемым раздражением в голосе спросила я. — Милая, сейчас не время для споров, тебе нужно просто встретить его и провести с ним немного времени, пока мы в отъезде, хорошо? — Пока в отъезде? — мои глаза расширились, — То есть, вы не собираетесь вернуться? — я повысила голос. — Нет, моя хорошая, хотя я и очень хочу с ним увидеться, но мы запланировали поездку очень давно и не можем ее сейчас отменить. Я со стоном опустилась на кухонную стойку, закрывая глаза. Всю дорогу до аэропорта мое сердце бешено стучало, я нервничала, что придется провести с ним сорок минут в крошечном пространстве моей машины, я гадала, как он будет себя вести, после того, как мы столько не общались. (Не считая этого "где мама"-звонка). Мне не пришлось спрашивать, где он, я просто поехала следом за папарацци, которых тут было больше, чем очень много. Я просигналила, чтобы Гарри меня заметил, и через пару секунд два широкоплечих мужчины в костюмах растолкали людей с камерами, чтобы он смог пройти. Огромная сумка на плече, кудрявые волосы, длиннее, чем мои, на лице — темные очки. Высокий и худой, из-за чего джинсы смотрелись на нем, как нарисованные, и эти его знаменитые ботинки Челси. Его большие руки, все покрытые татуировками, пальцы и запястья украшают браслеты и массивные кольца. Гарри выглядел раздраженным, рывком распахнув дверцу, бросив сумку назад и снова хлопнув дверцей. Он дотянулся до ремня безопасности, бросив: "поезжай" бесцветным и жестоким голосом. Я вздрогнула, но подчинилась и выехала. Мне не стоило надевать куртку, я чувствовала себя в ней так, словно задыхалась, словно мне не хватало пространства. Несколько минут мы оба молчали, и даже музыка не разряжала обстановку. — Что ж, — начала я, пытаясь заговорить с ним, — Как у тебя дела? — я бросила на него взгляд, однако он повернулся лицом к окну и все еще был в темных очках, хотя на улице, как и всегда в Англии, было облачно. — Хорошо. Я постучала пальцами по рулю и закусила губу, чтобы не закричать во весь голос. "Хорошо" — это все, что я получаю после месяцев молчания? Просто "хорошо"? — У меня тоже все хорошо, спасибо, что спросил, — резким, полным ярости голосом сказала я. Он ничего на это не ответил, только продолжал смотреть в окно. Затем Гарри вытащил из своих супер узких джинсов телефон и уставился в него. До конца поездки он не сказал ни слова, и когда мы приехали, выбежал из машины еще до того, как я успела вытащить ключ зажигания. Он ждал возле двери, скрестив руки и топая ногой. Я не смотрела на него, потому что не могла видеть его глаз. Я вообще ненавидела, когда люди были в темных очках — никогда нельзя понять на что они смотрят. Едва дверь открылась, как Гарри влетел в дом, устремляясь вверх по лестнице, и захлопнул дверь своей спальни. Моя куртка пролетела через всю комнату, а я принялась пинать диван, громко крича внутри. Надолго меня не хватило, и я перестала бить мебель. Из глаз полились слезы. Меня затрясло и в горле стояли громкие рыдания. Ноги подкосились, спина проехалась по стене, и я опустилась на пол. Пришлось зажать рот рукой, чтобы заглушить звуки рыданий. Сердце в груди билось бешено быстро. Я услышала, как в комнате Гарри открылась дверь: она всегда скрипела, когда ее открывали. В панике я сорвалась с места и убежала в ближайшую ванную, заперевшись внутри. Прижавшись спиной к двери, я вытерла щеки полотенцем и глубоко вдохнула, прикрыв на секунду глаза. Я оторвалась от двери, чтобы посмотреть в зеркало, и, подправив макияж, повернулась обратно к двери. Моя ладонь взялась за ручку, но я не могла заставить себя ее повернуть, сначала мне хотелось удостовериться, что Гарри был в комнате, но я не слышала ничего кроме стука своего сердца, отдававшегося прямо в уши. Собравшись с мыслями, я повернула ручку и, выходя, врезалась во что-то твердое. Я почувствовала, что падаю, но, прежде чем я успела что-то предпринять, две сильные руки подхватили меня и поставили на ноги. Гарри по-прежнему был в своих очках. — Спасибо, — пробормотала я, глядя в пол, и поспешила в кухню. Я собиралась приготовить ужин, несмотря на то, что не была голодна, в отличие, как я подозревала, от Гарри. Когда я вытащила сковородку, он вошел в кухню; его шаги отдавались стуком по деревянному полу. — Я делаю спагетти с сыром, и я знаю, что ты любишь мамину еду больше, но это все же лучше, чем ничего, — тихо проговорила я, ругая себя за проявление эмоций. Когда Гарри не ответил, я развернулась: он смотрел куда-то в мою сторону, но из-за этих дурацких очков невозможно было понять, куда именно. Я закатила глаза и стащила с себя свитер, бросив его на один из кухонных стульев. — Ты..., — он выдохнул. Я повернулась, проглотив грубый комментарий. Мне не хотелось его отпугнуть, и я вопросительно подняла бровь, — Ты сделала татуировку? — Вообще-то, несколько, — я пожала плечами и повернулась обратно к плите, — У меня есть на правом запястье, под левой рукой, сзади на левом предплечье, на шее и на спине, — я удивилась, что он заговорил со мной, но постаралась сделать голос как можно более равнодушным. Гарри больше не был для меня прежним, словно я общалась с незнакомцем. — И волосы отрезала, — в его голосе послышалась грусть, которую я не упустила, — ты не сказала мне, — прозвучало, как обвинение. Так, будто я обидела его тем, что не сообщила, и так, будто только я была виновата в том, что мы не общались. — Ну, Гарри, тяжело сказать что-то человеку, который не желает с тобой говорить, разве нет? — огрызнулась я, повернувшись к нему и скрестив руки на груди. — Ты перестала мне звонить, — возразил он. Моя челюсть едва не коснулась пола. — Что, прости? — громко спросила я, — Я, черт возьми, звонила тебе, и ты сказал, что я выгляжу жалко, или ты и этого не помнишь? Он запустил руку в волосы и прикусил губу. — Я звонила тебе каждый вечер, вставала посреди ночи из-за разных часовых поясов, пропускала школу, когда тебе нужно было с кем-то поговорить, потому что тебе было плохо. Я была готова на все для тебя, но тебе это было не нужно, Гарри, ты все равно меня оттолкнул! — Ну, знаешь ли, я был занят! Ты понятия не имеешь, каково это — выступать каждый вечер, записывать альбомы в гостиничных номерах. Ты просто этого не представляешь! Мне хотелось дать ему пощечину, избить, хоть как-нибудь заставить его понять, но он не понял. — Ты был слишком занят, чтобы позвонить мне за три чертовых года? Или тогда, два года назад, когда ты приехал и не сказал мне, но вместо этого встретился со всеми школьными друзьями? Я должна была быть твоим другом! Ты мог бы сказать, Гарри! Я всегда помогала тебе, но я тебе не нужна! Я никому не нужна! — У меня появились другие друзья! — как удар по лицу. Вся моя ярость испарилась. Мне показалось, будто меня бросили в ванну, наполненную льдом, или, что сотни ножей вонзились в мое тело. Так, словно на меня долго кричали, а потом мир встретил меня сверхъестественной тишиной. На глаза навернулись слезы, и я отвернулась, потому что не хотела, чтобы Гарри видел, как сильно меня задели его слова. Я сделала глубокий вдох. — Ну что ж, Гарри, это очень здорово, что ты смог найти себе друзей получше, — внутри себя я надеялась, что он прервет меня и скажет, что я не права, но он просто промолчал. Несколько слезинок упало на плиту; я выключила ее и развернулась, не глядя на Гарри. — Я не голодна, поэтому можешь приготовить себе что-нибудь сам, ну, или попросить своих друзей, — он вздохнул и ничего не сказал, — и сними уже эти чертовы очки, мы в помещении! — закричала я, убегая наверх и закрываясь в комнате. Упав на ковер рядом с кроватью, я разрыдалась, прижимая колени к груди. Мне и раньше было это известно, но, оказывается, было ужасно больно осознавать, что ты ничей друг. Я положила голову на руки, пытаясь успокоиться. После, казалось, целой вечности послышался стук в дверь, который я едва заметила. Гарри вошел в комнату, я не подняла головы, потому что не хотела, чтобы он видела меня в таком состоянии, хотела, чтобы он думал, что со мной все в порядке. Гарри сел рядом со мной, его рука соприкоснулась с моей, отчего кожу будто бы укололо. Он ничего не говорил, просто сидел рядом, как делал раньше, если мне было плохо. Мне не нравилось обсуждать свои чувства, поэтому он сидел здесь, просто как напоминание о том, что он рядом. — Что произошло с Ханной и Эмили? — наконец спросил Гарри. — Они хотели получить твой новый номер, как и все остальные, — проговорила я, не убирая рук, — От меня отвернулись все. — Прости, — его голос был полон несказанных слов. — Да ладно, ты ведь не знал, что так получилось, — я подняла голову и вытерла слезы. Гарри все-таки снял свои очки. — Не только за это, — начал он. Его рука ласково гладила меня по спине, посылая по телу электрические разряды, — прости, что я не звонил, не отвечал на сообщения. Прости, что меня не было рядом, когда я был нужен. И за то, что сегодня я вел себя так грубо, я... Просто извини за все, что я сделал. Хотя я и понимаю, что этих слов недостаточно, я постараюсь быть хорошим другом. Ладно? Я обещаю. Я покачала головой. Его рука потянулась к моим волосам и убрала несколько прядок с лица. — Твои волосы теперь короче моих, — Гарри ухмыльнулся, на что я только грустно улыбнулась, — Иди сюда, — он потянул меня за собой на постель, взял мою руку в свою и уставился в потолок. — Гарри, мы не сможем быть такими же, какими были до того, как все изменилось, — прошептала я, — слишком много всего произошло, — я вздохнула, — ни я не осталась прежней, ни, тем более, ты, — я повернула голову и наши взгляды встретились. — Да, я понимаю, — шепнул он и приподнял мою руку, осторожно дотронувшись до татуировки, словно, пробуя ее. Я улыбнулась. Гарри начал рассказывать о том, как проходил тур, о местах, где они успели побывать, о новых людях. Я же рассказала, что произошло со мной: о потере всех друзей, небольшом путешествии по Европе, неудачных отношениях и о взрослении, в целом. Меня все не покидало чувство, будто мы незнакомцы и видимся впервые. — Прости, что я нарушил наше обещание, — сказал Гарри, когда мои пальцы обводили его тату. Я не подняла головы, пристально глядя на его разрисованные руки, — Я знаю, как для тебя было важно сделать нашу первую татуировку вместе, и мне очень жаль, что меня не было рядом. Я кивнула, положив голову ему на плечо, и продолжая нежно вырисовывать контуры татуировок. Гарри прикрыл глаза, удобнее устраиваясь на одной из моих подушек. — Знаешь, мама так разозлилась, когда... — Она не твоя мама, — быстро оборвал он. Я закатила глаза и пожала плечами. Можно подумать то, что Энн не была моей родной мамой, могло заставить меня перестать испытывать отвращение к самой себе из-за того, что я влюбилась в своего сводного брата. — Хорошо, твоя мама была очень недовольна, когда узнала, что я сделала тату, не сказав ей, — я грустно улыбнулась воспоминаниям, — а потом разозлилась я, потому что она не придала никакого значения, когда их стало несколько. — А почему у тебя ничего не вышло с парнем? — тихо спросил Гарри. — Ну, как-то ни с кем из них не получилось, не знаю почему, — конечно, я знала: никто из них не был таким, как Гарри. Они не могли рассмешить меня, не могли помочь чувствовать себя лучше. Они просто не были им, но я не собиралась признаваться ему в этом. — Ни с кем из них? — Гарри нахмурился. — Да, после Мейсона у меня было еще двое, но ничего не вышло. — Ты никогда о них не говорила, — он приподнялся на одном локте. Я слегка толкнула его. — Ну, ты тоже не говорил о Тейлор и остальных, так что замолчи. Гарри примирительно улыбнулся и лег обратно, возвращая мою ладонь к прежнему занятию. У него заурчало в животе. Я почувствовала себя виноватой в том, что так и не приготовила ему ужин, и поднялась с кровати. Гарри надул губы, но все же пошел следом. Он оттолкнул меня, сбегая по лестнице первым. Я засмеялась: мы делали так в детстве. И, как в старые времена, будучи уже почти внизу, я поскользнулась, но Гарри поймал меня прежде, чем я встретилась с деревянным полом. Мое тело затрепетало от его близости, а сердце пропустило удар. Он мгновенно отпустил меня, и я сделала вид, что не заметила, как порозовели его щеки. Тишина в кухне была почти невыносимой, когда я заговорила: — Гарри, можно задать тебе вопрос? — он кивнул. Я сделала глубокий вдох, — Почему ты больше не звонил? Почему вел себя так странно по дороге из аэропорта и почему не снимал свои очки? — Ну, это больше, чем один вопрос, — он засмеялся и вздохнул, потерев глаза ладонями, и бормоча что-то вроде "в этом нет ничего такого", прежде чем выпрямился и встретился взглядом со мной, а затем опустил взгляд. Он нервно потеребил кольца, сделал глубокий вдох и выпалил, — я знаю, что я буду тебе противен, но ты должна знать правду. Хотя мы и должны быть просто братом и сестрой, ты всегда нравилась мне больше. Я понимаю, что это ужасно, но после того, как я уехал и видел в сети твои фотографии, я понимал, что ты изменилась и стала очень красивой, и я не могу не думать об этом. При взгляде на тебе в моей голове появлялись только неприличные мысли и это кошмарно, потому что мы брат и сестра, — он перевел дыхание, обхватив руками голову, — я не снимал очки, потому что не хотел, чтобы ты видела, что я не могу оторвать от тебя взгляд. Ты выглядишь совсем по-другому, в хорошем смысле, и мне это нравится, нравишься ты, и мне очень жаль, что все это происходит, — он готов был заплакать, когда направился к выходу из кухни. Меня словно пригвоздило к полу. Глаза расширились от удивления. Мне хотелось закричать, чтобы он не уходил, что я чувствую то же самое, но я не могла. Однако в отличие от мозга, у меня работали руки. Я схватила Гарри за запястье и потянула назад. Он остановился, глядя в пол. Его трясло. Я положила руки ему на плечи, осторожно разворачивая, но он продолжал избегать зрительного контакта. Я повернула его лицо к себе, заставляя посмотреть на меня. В его глазах было столько стыда и боли, что мое сердце заныло. Я крепко обняла Гарри, но он не ответил. Приподнявшись на носочках, я прильнула совсем близко, уперевшись лицом в его шею, обхватив руками плечи, и он, наконец, отреагировал, касаясь щекой моей щеки, обвивая руками талию и прижимая меня к себе вплотную. Я сделала глубокий вдох перед тем, как прошептать ему в шею: — Гарри, я чувствовала то же самое с тех пор, как ты уехал. Мой голос был едва слышным, но на секунд Гарри усилил хватку, его пальцы сжали мою талию, прежде, чем отпустить меня. Он развернулся, опять избегая контакта, и выключил плиту. Пока он снова подходил ко мне, его глаза просканировали меня с ног до головы, задержавшись на губах. — Ты уверена? — проговорил он, взяв мое лицо в ладони и гладя по щекам. Я притянула его за шею, наши губы встретились и я мгновенно расслабилась. Пару секунд мы не шевелились, просто стояли, соединив губы и тяжело дыша, прежде, чем он начал целовать меня медленно и нежно. Мои ладони путались в длинных волосах Гарри, притягивая ближе. Из его груди вырвался стон. Вскоре я обнаружила, что сижу на кухонной стойке, ноги были скрещены у Гарри за спиной; мы были максимально близко. Я чувствовала его возбуждение, горячее дыхание сбивалось, а губы ласкали мою шею, оставляя следы. Гарри на секунду оторвался, изучая мое лицо, дьявольски улыбнулся, стащил меня со стойки и закинул себе на плечо. У него был заразительный смех, и я тоже смеялась, пока мы не оказались в моей комнате. Он уложил меня на кровать и навис сверху, невесомо целуя шею и ключицы. Мне было немного щекотно, и я снова засмеялась. Он прервался. — Закрой глаза, — прошептал Гарри. Я улыбнулась, повинуясь, — Не подглядывай. Было слышно, как открылась дверь, потом какое-то шуршание и вновь скрип двери. Какое-то время в комнате слышались щелкающие звуки, и, когда моих губ снова коснулись губы Гарри, испугалась, заставив его хихикнуть. — Открывай. Распахнув глаза, я увидела, что по всей комнате стояли зажженные свечи. Я улыбнулась: ему всегда нравилось так. Я притянула Гарри к себе и глубоко поцеловала, не сопротивляясь, когда его язык проник сквозь мои губы и из меня вырвался стон. Я опустила голову и начала ласкать кожу на его шее, заставляя его заскулить. Мои пальцы вырисовывали узоры на его груди, я расстегнула оставшиеся пуговицы рубашки Гарри и сняла ее с плеч. Теперь я сидела у него на коленях, чувствуя его возбуждение. Я заерзала, и Гарри запрокинул голову, закрыв глаза и толкаясь бедрами в мои. — Ты много занимался, — прошептала я, касаясь губами его груди, на что он пробормотал нечто вроде "да", после чего его руки взялись за мою майку, быстро и нетерпеливо стянув ее. Я по прежнему сидела у него на коленях, ноги по обе стороны от него. Гарри посмотрел на мою грудь и аккуратно положил на нее ладони. — Они подросли. — Гарри, мне давно не пятнадцать, запомни, — мы оба засмеялись. Он провел пальцами по татуировке в паре сантиметров от моего пупка, и я ахнула, когда он подался в перед и сделал то же самое языком. — Мне нравится, — прошептал он, — ты вкусная, — Гарри выдохнул мне в живот, его волосы слегка щекотно касались моей груди. Он осторожно приподнял меня, чтобы снять мои джинсы, что удалось ему, кстати, без особых трудностей. Но его штаны были настолько узкими, что я не смогла справиться с ними, и он, засмеявшись, стянул их сам, оставляя нас обоих в одном нижнем белье. Мы несколько секунд смотрели друг на друга, прежде чем буквально наброситься, сплетая конечности, цепляясь друг за друга, как за саму жизнь. Гарри уложил меня на постель, покрывая поцелуями тело, его руки отбросили в сторону мой бюстгальтер и задержались на груди, заставляя меня нетерпеливо заизвиваться. Зубами он стянул с меня последнюю деталь одежды, я, приподнявшись, сдернула его боксеры и мои глаза расширились. Он был таким большим и длинным. Щеки Гарри порозовели и он нервно усмехнулся. — Не то, что ты ожидала? — Ну, я подозревала, что он не маленький, — я хихикнула. Гарри засмеялся, но его глаза потемнели и он повалил меня вниз, прижав спиной к постели, и навис сверху, целуя еще сильнее и требовательнее, чем до этого. Я громко простонала, обхватив его член. Гарри судорожно выдохнул и толкнулся в мою ладонь. Теряя терпение, он провел рукой по моему телу и спустился к промежности, от чего из моей груди вырвался очередной стон, я запрокинула голову и сжала его сильнее. Гарри что-то прорычал мне в шею, прикусив кожу. Его пальцы быстро вошли в меня, двигаясь внутри в том же ритме, что и моя рука. Его вторая ладонь опустилась мне на грудь, сменившись вскоре языком, и в моих глазах заплясали звездочки. Гарри прошептал мое имя в тот же момент, когда я прокричала его. Какое-то время он просто лежал рядом, легкими прикосновениями пальцев вырисовывая что-то на коже. Я чувствовала, что снова становлюсь влажной, так же, как и он вновь возбуждался. Наши ноги были сплетены, моя голова покоилась у него на груди. Я посмотрела на Гарри. — Ты уверена, что хочешь этого? Я пойму, если нет. То есть, я имею в виду, что это все неправильно, это..., — я прервала его, коснувшись его губ своими. — Гарри, мы ненастоящие родственники. Мы имеем разных родителей. Если бы мой папа не встретил твою маму, это бы не было так "странно", — прошептала я. Он выдохнул и со стоном прикусил мою нижнюю губу, легонько оттягивая. Мое дыхание сбилось. — У меня, хм..., — он запнулся, нервничая, — у меня нет защиты. — У меня тоже, — ответила я. Гарри опустил глаза. — Ну, я...я здоров, — пробормотал он. — Я пью противозачаточные — в ответ на мой шепот, его зрачки расширились. Он закрыл потемневшие глаза и поцеловал меня. Его руки проскользили по моему телу, и, слегка разведя мои ноги, он устроился между ними. Гарри разорвал поцелуй и, оперевшись на локти, вошел мучительно медленно, не разрывая зрительного контакта, заставляя желать большего. У меня перехватило дыхание. Сначала было немного больно, но неприятные ощущения почти сразу сменились удовольствием. Войдя до конца, он остановился, в поисках дискомфорта в моих глазах, которого, в прочем, не нашел. Гарри двигался медленно, входя и выходя почти полностью, заставляя меня извиваться под собой, просить двигаться быстрее и сильнее. — Гарри, — умоляюще простонала я, на что он усмехнулся и вопросительно изогнул бровь. Опустившись, он прижался губами к моему уху. — Хочешь сильнее, детка? — еле слышно прошептал он. Я вздрогнула и кивнула, сильнее хватаясь за него. Его и без того потемневшие глаза стали совсем черными, он полностью вышел, прежде чем с силой впечатать бедра в мои. Я вскрикнула и он резко остановился с широко раскрытыми глазами. — Детка, все хорошо? Это было слишком сильно? Я не хотел, я... — Гарри, черт возьми, не останавливайся! — умоляющее простонала я. Он расслабился и стал буквально вдалбливаться в меня, с каждым толчком заставляя дрожать, просить большего, задыхаться от происходящего. Я цеплялась за плечи и спину Гарри, наверняка оставляя следы от ногтей. Он закатил глаза, толчки становились все более небрежными и резкими, а стоны громкими и глубокими. — Ты близко? — рвано прошептал Гарри, наклонившись к моему лицу. Его длинные волосы щекотали мою шею. Я со стоном кивнула, не в силах ответить, теряясь в ощущениях, — Черт, — едва различимо проговорил он и, опустив руку к центру моего возбуждения, стал помогать мне дойти до конца. Я металась под ним, когда мое тело накрыл оргазм. Я слышала, как Гарри простонал мое имя, пряча лицо в изгибе моей шеи. Его пальцы с силой сжали мои бедра и, толкнувшись в последний раз, он остановился и аккуратно вышел, заставляя меня недовольно зашипеть от ощущения пустоты. Потом мы приняли горячую пенную ванну, с множеством свечей, вина и еды, которую мы все же решили заказать. Два дня мы проводили вместе каждую секунду, болтали, смотрели сериалы, целовались, готовили еду и занимались любовью. Но время пролетело слишком быстро, и я отвезла его в аэропорт, прорыдав всю обратную дорогу. С момента его отъезда мы постоянно созванивались и переписывались, что не могло не радовать родителей, которые считали, что мы опять стали друзьями и не могли дождаться его возвращения. И вот, спустя пять месяцев, я нервно постукивала ногой по полу, пока мы с родителями ждали в приватной зоне аэропорта, чтобы забрать Гарри и избежать внимания журналистов. Самолет уже приземлился, но, казалось, чтобы дойти до нас, Гарри требовалась целая вечность. Я переживала за то, как нам сохранить отношения в секрете, за то, как могут отреагировать родители, которые рано или поздно все равно узнают. Но, когда я увидела знакомый высокий и худой силуэт, приближавшийся к нам, то забыла обо всем. Гарри широко улыбнулся. Его губы манили, волосы отросли еще сильнее, глаза были уставшими. Он даже не взглянул на родителей, сразу же подбежал ко мне и подхватил, закружив в объятиях. Я засмеялась и спрятала лицо в его шее. Поставив меня на пол, он опустил сумку и коснулся губами моих. Я с готовностью ответила на поцелуй, прежде чем осознала, что на нас смотрят люди. И не просто люди. Гарри тоже замер и разорвал поцелуй, широко раскрыв глаза. Я тяжело вздохнула, прижавшись к его груди, и развернулась. Мама выглядела удивленной и радостной, но отец был просто взбешен. — Что за чертовщина? Вы брат и сестра! Я запрещаю! — Дорогой, они ведь не кровные родственники, — Энн осторожно потянула его за руку, — посмотри, как они счастливы! Как счастлива была твоя дочь все эти месяцы! Но настроение отца не изменилось. Он молчал всю дорогу до дома. — Вы спите в разных комнатах, ясно? Мне все равно, чем вы занимаетесь, если это действительно делает вас счастливыми, но не заставляйте меня смотреть на это. Не сейчас, — гневно проговорил он, направляясь в кухню. Мама грустно улыбнулась и пошла следом. Я повернулась к Гарри и легко коснулась губами его плеча. Он улыбнулся и поцеловал меня в лоб. Мы найдем выход. Все будет хорошо.