Пустой мир

Саске видел мир ослепительно белым, девственно чистым и невероятно… пустым. «Глупый, глупый отото». Разве что тело брата вносило в его пустой мир краски: насмешливый голубой, безумный фиолетовый, ломающий серый. И пускай эти цвета совсем не то, чего хотел Саске, это все же было лучше, чем чертова белизна. Саске все еще помнил тот прилив силы от проклятой метки Орочимару, то злое ликование победы над Наруто, тот бьющий по ушам звук Чидори, те брызги крови и то… печальное выражение лица. Почти убил. Почти предал. Почти уничтожил, но себя. Почти? - Саске? Саске, ттебайо! – Теплая, живая ладонь легла на глаза, скрыв, будто отрезав, от той цветущей в сердце пустоты и изъевших разум горьких воспоминаний. – Я рядом, слышишь? Ты ни в чем не виноват, Саске. Влажная дорожка одиноко скатилась по щеке. Это слеза или кровь? Саске не сомневался: мама любила отца. Она была с ним счастлива. И отец – он тоже дорожил ею. И они оба любили их с Итачи. Тогда зачем? Зачем они все разрушили? И почему Итачи не разделил с ним – с Саске – эту ношу? Потому что он слаб? Итачи видел это, да? - Знаешь, Саске, я тебе не говорил, но мне повезло встретиться с родителями, - Наруто приобнял друга за плечи и, как бы невзначай, подцепил за кольцо кунай в его руке. Саске позволил забрать нож. - У мамы, Кушины, мой характер… то есть, это у меня – ее, - рассмеялся над собственной оговоркой Наруто. – У нее длинные волосы, а еще она очень похожа на Сакуру-тян. А отец – герой. Мой отец – Йондайме, представляешь? - … Голос Наруто доносился до Саске словно издалека. Будто через толстый слой ваты. И самого Саске неумолимо засасывало в белую тьму – туда, где на самом дне разлагалось тело Итачи, превращаясь в насмешливый голубой, безумный фиолетовый, ломающий серый. Саске не хочет возвращаться в это страшное место, и из последних сил он выбрасывает руку вперед, к Наруто. И тот протягивает свою ладонь, так, как всегда это делал – с ослепительной, ободряющей улыбкой. - Так и знал, - констатировал Наруто, окидывая недовольным взглядом порезы на теле Саске. – Я же просил бабку Тсунаде не отпускать тебя одного на миссию. Саске неловко перебинтовывал торс. Наверно, все же зря он отказался от медпомощи в больнице. - Дай мне, - со вздохом попросил Наруто, но рассмотрев ближе рану на боку, покачал головой. – Ты ее даже не обеззаразил, тупица. Приспустив бинт, он нежно провел по краю пореза языком. Ласковые движения Наруто и весь он – сплошное солнце и свет – окутывали Саске, даря странное успокоение и неправильную, незаслуженную надежду. Это так опьяняло, что Саске, наплевав на гордость, заключил Наруто в объятия. Он вцепился в него, как в спасительный круг, жадно вдыхая его запах, впитывая его тепло, вслушиваясь в стук его сердца. - Саске, постой! Нет, Саске! Отпусти меня! Саске не хотел, не мог отпустить Наруто. Только не его. Не теперь. - Хватит, Саске! – Кричал Наруто, пытаясь вырваться. – Хватит! Наруто. Наруто. Наруто… - Саске, отпусти меня, - голос Наруто дрогнул. – Разве ты забыл? Я давно мертв, Саске. Саске чувствовал, как тело в его руках немеет, становится холодным и безвольным. - Наруто? И все те раны, что покрывали Саске, на самом деле принадлежали Наруто. Он вспомнил. Вспомнил, как своими руками убил Наруто. Мир снова стал ослепительно белым, девственно чистым и невероятно… пустым. «Глупый, глупый отото». Только тело брата вносило в этот мир краски: насмешливый голубой, безумный фиолетовый, ломающий серый. И пускай эти цвета совсем не то, чего хотел Саске, это все же было лучше, чем чертова белизна. А где-то там, за пределами иллюзии Шарингана, Учиха Мадара направился на поимку Джинчуурики Девятихвостого. И кто знает, возможно, он превратит иллюзию Саске в реальность. Что тогда будет с миром, а, Саске?