В уплату долга

      Солнечные лучи играли в цветных оконных витражах, оставляя на каменном полу причудливые блики. Воздух храма гудел, отзываясь на трепетание струн рояля. Громкие, торжественные звуки взвивались под самый потолок и разбивались о тысячелетние камни, заставляя покрытые барельефами стены дрожать и вибрировать в такт музыке. Сквозняк, гулявший из-за распахнутых от жары окон, более не был просто ветром. Он казался надрывным дыханием древнего полубожественного существа, набирающего воздух перед тем, как грянуть новым аккордом.       Я проходил меж дубовых скамей с отполированными тысячами прихожан резными спинками черного дерева. Сейчас сидения были пусты. Люди стояли рядом с ними и смотрели на меня с молчаливым одобрением, провожая взглядом холодных, цепких глаз. От этого становилось не по себе, постоянно хотелось обернуться, но впереди уже ждали такие же безмолвные фигуры с такими же жестокими и внимательными угольками в тёмных провалах глазниц и поворачиваться к ним затылком никак не хотелось. Я был распят на копьях этих взглядов, обнажен перед их всепроникающим вниманием. Рукавом пиджака слишком дорогого, чтобы быть моим, я стряхнул со лба пот и повернул голову к своей спутнице. Она была невероятно хороша в своём изумрудном платье, переливающемся сотнями драгоценных камней. Передвигалась женщина так плавно и грациозно, как способна только прирожденная аристократка, нисколько не смущаясь своего двадцатикилограммового одеяния. Бледное ее лицо, словно вылепленное руками опытного мастера из самого дорогого фарфора, приветливо улыбалось каждому. Но такое, казалось бы, простое выражение чувств, было будто чуждо ему – губы складывались неестественно, напоминая усмешку, а глаза светились словно не радостью, а особой аристократической гордостью, умеренной и между тем выставленной напоказ.       Вышитый золотой нитью по алому бархату ковер кончился, и мы остановились. Обрюзгший священник, похожий на бродячего артиста в своих беспорядочно украшенных драгоценностями одеждах, начал что-то читать нараспев, но я его не слушал. В голове, заглушая все прочие звуки, стучалась одна мысль: «Что я отвечу?» Несмотря на стоявшую духоту, мне сделалось холодно, однако пот продолжал литься градом, так, что противный шелковый платок очень скоро стал совершенно мокрым и уже никуда не годился. В какой-то момент я уже был готов отказаться от прежнего плана, плюнуть на всё и смириться с участью, но не успела эта мысль окончательно сформироваться, как торжественные звуки рояля достигли своей высшей точки. — Господин Петр Душадцки, согласны ли Вы взять в жены наследницу достопочтенного торгового дома Аль`Тостомаху, дочь многоуважаемого магистра Алона Аль`Тостомаху, Эленуэлу Бельнейзе Аль`Тостомаху? Воцарилась неловкая тишина, даже эхо звуков рояля затерялось где-то в сводах храма, слышно было только, как бьется мое сердце, будто пытаясь вырваться из груди своего непутевого хозяина. Дорогой пиджак, позолоченные гобелены крупнейшего в системе собора, красивая и богатая невеста — прекрасный момент, чтобы жениться и покончить с прежней бедной жизнью, не правда ли? — Нет, — слова разнеслись по всему залу, достигли каждого уха, благодаря предательски хорошей акустике.       С полминуты все ошарашенно смотрели на меня, хлопая ресницами так громко, что это можно было принять за шелест переворачиваемых страниц молитвенника. Я уже начал надеяться, что все пройдет мирно, и я уйду отсюда на своих двоих, а не во вместительном баке равнодушного сервитора-уборщика, но тут откуда-то из толпы донеслось: — Ах ты сукин сын! Мочите его!       Это вывело всех из ступора, на лицах по-праздничному разодетых гостей отразилась злоба. Увешанные перстнями и кольцами пальцы полезли за пазуху, в карманы, под заплатки пиджаков… Некоторые люди совершенно не обладают красноречием, но для таких понятных жестов не нужно красивых слов, а потому, когда первый из гостей наконец извлек из кармана миниатюрный двузарядный пистолет, я, уже оттолкнув так ничего и не понявшего священника, бежал к огромному витражному окну, изображающему благородный лик Бога-Императора. — Да стреляйте уже! Размажьте эту дрянь по полу! — раздался надрывный крик, тут же утонувший в грохоте выстрелов.       Мраморный херувим, застывший в неестественной позе у колонны рядом со мной, вдруг взорвался, обдав меня дождем из острой каменной крошки. Второй болт лег чуть в стороне, выдрав большой кусок из гранитной колонны. Еще несколько выстрелов просвистели уже совсем далеко от меня. — Не смейте стрелять в храме! Это священное место! Здесь похоронен святой Сивий Марк и великомученик Ярба-а-а-а-а-а! — Пылкая речь священника быстро перешла в визг, стоило "случайному" лучу ударить ему в ногу.       Но мне уже было не до продажного служителя экклезиархии. Я, лавируя между колоннами, продолжал нестись к окну, матерясь так, что, наверное, все позолоченные ангелы под куполами окрасились румянцем. В какой-то момент мне все происходящее даже начало нравится. Сквозь лес беспорядочно расставленных колонн попасть в меня было крайне сложно, двигайся я даже прогулочным шагом, а поразить бегущую вихрем цель — практически невозможно.       Так я рассуждал, пока примерно в полуметре над моей головой не прошипел ослепляюще-красный луч, обжигая легкие мгновенно разогретым воздухом. Я продолжал мчаться дальше, с ужасом наблюдая, как из ниоткуда взявшемся солидном сквозном отверстии в колонне клочьями валит пар, и капает оплавленный камень. — Что это за адова херовина? — только и выдохнул, мгновенно ускорив темп. — Они сюда что, и лазерную пушку в труселях протащили?! Маньяки. Настоящие маньяки (1).       Последние слова я додумывал уже в прыжке, сосредоточенно отгоняя мысль о прочности древнего цветного стекла.       К счастью, витраж оказался не очень крепким. На миг мне показалось, что в глазах Повелителя Человечества мелькнуло удивление, а может, это просто луч заходящего за тучу солнца приломился, создав такой мираж, и в следующее мгновение я разбил плечом окно и вывалился наружу.       Гости еще в нерешительности постояли немного, продолжая сжимать в руках разряженное оружие, а затем кто-то крикнул: «Варп с ним, все равно не уйдет!». И пестрящая дорогими одеждами толпа неспеша покинула храм, не обращая внимания на продолжающего верещать священника.       Лик ослепшего на один глаз витражного Императора смотрел на это дело с неодобрением, но предпочел промолчать. (1) В действительности это был на редкость мощная модель переносного упрощенного полукасетного мультилазера, невесть зачем принесенная сюда главой семейства Аль`Тостомаху в совершенно неуместном на свадьбе, но небольшом и незаметном рюкзачке. Впрочем, задавать вопросы съехавшему с катушек, но очень влиятельному деду не собирались ни его собственная охрана, ни родственники.