Лаванда и роза.

Голубые. Как два огромных озера. Кажется, что еще чуть-чуть, и они перельются через край, заполняя собой все свободное пространство вокруг. Смотрящие на тебя, как на последнюю надежду в этом гребаном мире. С щемящей душу тоской. С раздирающим до костей желанием. Со всепоглощающей болью. Болью от того, что уходишь. Что не увидитесь теперь неопределенное и, обязательно, очень долгое время. А тебе придется уйти, выбора нет. Как и у нее. И все, что остается вам двоим, так это развернуться каждому в противоположные стороны и сделать несколько, поначалу, неуверенных шагов, перебарывая жгучее желание обернуться и броситься в другую сторону. Не в ту, которую уже так ритмично и твердо шагаешь. Идти, идти, идти. Срываясь на почти бег в итоге, скомкано отдать какой-то очередной приказ, даже толком не вдумываясь в смысл только что произнесенных слов. Рывком открыть тяжелые двери своих покоев и захлопнуть с приглушенным стуком. Рвануться к ванной комнате, к графину с ледяной водой, по пути скидывая с себя тяжелую мантию, закатывая наспех рукава рубашки. Наполнить ладошки такой необходимой сейчас прозрачной жидкостью, от температуры которой начинает немного сводить пальцы, и с силой прижать их к лицу. Спокойно. Спокойно, черт возьми. Держи себя в руках, Седрик! Глубокий вдох. До боли в легких медленный выдох. И еще раз. Уже лучше, кажется. Кажется, начинает отпускать потихоньку. Хотя в глубине души понимаешь, что не отпустит. Никогда не отпустит. Уже зависим от блеска этих глаз, от длинных и таких правильно-мягких пшеничных волос, от ее бархатной кожи. И кто, черт побери, кто? Кто знал, что всего лишь один вечер, проведенный со стражницей Земли перевернет все твое существование. А воспоминания о нем будут потом постоянно преследовать и выворачивать наизнанку каждую ночь. Каждую бессонную ночь, когда перед закрытыми веками всплывает образ ее обнаженного тела, распростертого под тобой. Ее тонкая шея, выпирающие ключицы. Небольшая, но такая соблазнительная и упругая грудь, к которой хочется прикасаться всю жизнь, наверно. И не устанешь, всегда будет мало. А память услужливо подкидывает все новые и новые кадры. Тонкая талия, тазовые косточки, которые ты, кажется, сжимал чуть ли не до хруста. Стройные, худоватые ноги. Этот умоляющий взгляд из полуприкрытых глаз. Томный выдох в приоткрытые губы. И ты не сдерживаешься, целуешь. Так, что кажется, будто бы сейчас коснешься своим языком ее души. Настолько сильно тебе хочется проникать в нее. И не в том поверхностном смысле, банально означающим удовлетворение физических потребностей. Нет. Хочется проникнуть в нее саму, в ее суть. Пробраться под эту нежную кожу табуном мурашек, ворваться в ее мысли, засесть в ее голове так же сильно, как и она засела в твоей. А эта сумасшедшая уже тянет к тебе свои тонкие руки, на которых даже в полумраке комнаты можно разглядеть синеватые вены, изредка попадающиеся на глаза. И ты не сопротивляешься, отдаваясь во власть этих рук, забывая обо всем. Прижимаясь к ней своим телом и резко толкаясь пахом, отчего она издает болезненный стон тебе в губы. И в этот самый момент чувствуешь себя счастливым. Просто оттого, что она становится твоей. От того, что она сейчас рядом. И хочется, чтобы так было всегда. Ведь именно так — правильно. И никак иначе. Боги, Седрик! Тебе же абсолютно не интересен был такой типаж. Тебя же всегда привлекали только пышногрудые красавицы с сочными бедрами. С их пошлыми почти визгами, когда ты в очередной раз возносил их на седьмое небо. Куда это делось? Что ты нашел в этой еще немного угловатой девчонке, младше тебя лет на десять? Ты даже возраста ее не знаешь. Но все эти мысли вылетают из головы мгновенно. Сразу же, как только ты проводишь рукой от своего живота и ниже. Туда, где уже так ощутимо оттопыривается мягкая ткань спальных брюк. Снова издаешь рык. От злости. От возрастающего с каждым новым воспоминанием возбуждения. От желания касаться ее снова и снова, пока рассудок не покинет бренное тело. И ты в очередной раз проклинаешь себя, когда все та же рука слегка оттягивает резинку пижамных штанов и проскальзывает под ткань, обхватывая себя. Ты ненавидишь это. Но ничего не можешь с собой поделать, ведь каждый раз, когда закрываешь глаза, оставаясь в одиночестве, образ Корнелии появляется перед глазами сам собой. И даже утро не приносит нужного успокоения, ведь твой лучший друг, твой господин, князь этого мира строит очередной план, который может обернуться смертью для той, ради которой теперь бьется сердце. Снова приходиться судорожно придумывать «гениальную идею, посетившую твою светлую голову сегодня за завтраком», в которой можно обойтись и без угрозы для блондинки. А Фобос опять поведется. И опять отправит тебя выполнять «все нужные приготовления». И, вместо того, чтобы пойти к собственным солдатам, ждущим своего генерала, ты запираешь двери в свою спальню, меняешь облик, разрезаешь пространство Зубом Тонга, который выхватил у проклятого и вонючего лягушонка, и отправляешься на Землю. В ее мир. Туда, где ты часами будешь преследовать ее хрупкую фигурку, пожирая своим взглядом из-за угла. Следя за тем, чтобы никакой земной уродец не смел прикоснуться к ней, когда она будет поздним вечером возвращаться с очередной тренировки. И только когда ее ножка пересечет порог своего дома, только когда ты увидишь, что в окне ее комнаты загорается приглушенный свет от лампы, когда она появится за стеклом, расправляя и без того ровные шторы… Только тогда ты, перебарывая желание подняться туда, к ней, повернешься и уверенным шагом отправишься к книжному магазину. Ни разу не обернувшись. Улыбаясь, как последний идиот. Зная наверняка, что сейчас ее глаза наблюдают за неспешно удаляющейся фигурой незнакомца в сером пальто. И, почему-то, в такие моменты всегда вспоминается аромат ее духов. Такой ненавязчивый, который ей так подходит. Который хочется вдыхать полными легкими, ловя себя на мысли, что они сейчас разорвутся от настолько глубокого вдоха. Духи, с ароматом лаванды и розы.