Ты счастлив?...

За окном город Нью-Йорк. На часах десять утра... А я стою неподвижно, как изваяние посреди холла со стаканом кофе в руках и слушаю, как стремительно трещит мой внутренний щит, готовый сорваться с почти собранного сердца и разлететься на куски в любую секунду. Этот голос, этот смех... Я узнаю их из сотен оттенков точно таких же. Не спутаю ни с чем, даже если оглохну. Медленно обернуться... Просто для того, чтобы подтвердить свою догадку, хоть и так - все предельно ясно. Сделать глубокий вдох и на одно короткое мгновение закрыть глаза. Открыть и встретиться с ним взглядами. Внутри все скручивается в тугой, крепкий узел, сжимая все внутренности. Смотрю в эти глаза, уже давно ставшие моим персональным проклятием, и в тысячный раз спрашиваю у себя: как же мы умудрились все так похерить? Вопрос риторический, и ответ на него мне давно уже известен, но всякий раз, когда эта сучка-судьба сталкивает нас лбами, я им задаюсь... Снова и снова. Неосознанно. Это уже даже стало чем-то вроде вредной привычки. Внимательно смотрю на него. Можно сказать - сканирую взглядом. И отмечаю про себя, насколько же он изменился. Снова. Каждый раз в нем непременно что-то меняется. Я осознаю со смиренной печалью, что от того Томми, которого я когда-то очень хорошо знал, остается все меньше и меньше. Скоро совсем ничего не останется. Он похудел еще больше. Ему осталось совсем немного, чтобы стать практически прозрачным. Снял весь свой видимый пирсинг, перекрасил волосы. Только вот челку... Челку он оставил. Она ведь стала практически визитной карточкой его образа. Впрочем, если Томми что-то втемяшится в голову, его ничто не способно остановить. А чьи-то там жалкие мнения - так и тем более. Он стоит у стойки ресепшена и, не отводя взгляда, смотрит на меня. По-видимому, он ждет, когда девушка за стойкой выдаст ему ключ от номера. Судя по неизменному красному чемодану, стоящему у его ног и гитарному кофру на плече - он только что приехал. Едва заметно вздохнув, Томми чуть встряхивает головой, закусывает губу и, отводя глаза, отворачивается от меня. С силой сжимаю стаканчик с остывшим кофе, не обращая внимание на то, как коричневая жидкость, выплеснувшись наружу, пачкает мою руку и рукав куртки, и выбрасываю ставший совершенно непригодным стакан в близстоящую урну. Выхожу на улицу и глубоко вдыхаю утренний воздух. Я понимаю, что мне нужно отсюда съезжать к чертовой матери. Причем как можно дальше. И плевать, что эта гостиница расположена рядом со студией. Спускаясь со ступенек крыльца, я осознаю, что в идеале, для того чтобы никогда с ним не встречаться, мне нужно съезжать не из гостиницы, а с этой планеты.

***

Конечно же, я никуда не уехал, и, конечно же, мы с Томми сталкивались нос к носу по десять раз на дню - его поселили на одном этаже со мной. Какая, мать вашу, ирония. Пару раз я видел его с каким-то парнем. То ли солист, то ли басист в той группе, в которой Томми теперь играл. Кто он - мне было неважно. Важно было то, что он держал его за руку каждый, блядь, раз, когда я их видел. И это было чертовски больно. Просто. Больно. И у меня буквально чесались кулаки - подойти и врезать ему от души. Ни за что по сути. Просто так. Просто за то, что он имеет право быть рядом с ним и вот так запросто сжимать его ладонь в своей руке. Это уже было похоже на паранойю, но мне было на это совершенно наплевать. В последний день я не выдержал. И когда мы с ним снова встретились в коридоре, я просто молча протянул руку, крепко сжал его прохладную ладонь и повел за собой. Томми мне безропотно покорился и, кажется, даже ничуть не удивился. Мы заходим в мой номер, дверь с тихим щелчком закрывается за нами, а я с легким вздохом наконец отпускаю его. В номере довольно прохладно, потому что открыто окно. Томми забирается с ногами в кресло и зябко обхватывает колени руками. Я беру плед, который лежит на кровати, и подойдя к нему, заботливо укутываю его в теплую, шерстяную ткань. Он слегка улыбается и кивает. Полагаю, это его «спасибо». Взяв из мини-бара бутылку, я наполняю алкоголем два стакана. Один протягиваю гитаристу, другой оставляю себе. Он берет предложенный стакан и усмехается:       - Джин?       - Извини, виски нет.       - Да мне по фигу. Но все же, сделав небольшой глоток, Томми кривится. Следую его примеру. Алкоголь колючим комом падает в желудок и разливается легким теплом по всему телу, согревая его. Мы молчим. Я смотрю, как солнце играет с волосами Томми, запутавшись в них легкими нитями. Не сдержавшись, по своей старой доброй привычке я ерошу его волосы и, несмотря на холод, сажусь прямиком на пол напротив него. Прикрыв глаза, я утыкаюсь лбом в его худые колени, руками обнимая за бедра. Спустя какие-то секунды я знакомо ощущаю его пальцы, зарывающиеся в мои волосы и легко перебирающие пряди. Давно уже практически позабытое чувство спокойствия растекается по венам. Я так скучал по всему этому...       - Я сегодня уезжаю. Сейчас.       - Я знаю. Всего лишь несколько слов, и снова - молчание. Не знаю, сколько мы так просидели, но деликатный стук в дверь известил нас о том, что мне уже пора. Я все-таки решился, когда Томми уже был в дверях, задать ему этот дурацкий вопрос, который все это время вертелся на языке, но никак не мог сорваться:       - Тот парень, с которым ты приехал... Он твой бойфренд?       - Да.       - Ты с ним счастлив?       - Наверное. Закусив губу, Томми вышел за дверь, вновь посмотрел на меня и, опустив глаза, медленно прикрыл ее за собой. В номере витал невесомый запах можжевельника, а на языке чувствовалась легкая горечь. В кресле неопрятным комком лежал плед, которым я укрывал Томми. Он также пах этим чертовым можжевельником и едва ощутимым его запахом. Аккуратно сложив одеяло, я подумал, что нужно будет купить и положить в свою сумку так любимый Томми «Джек Дениелс». Просто так. На всякий случай.