Главное не смотреть на кровь

Главное не смотреть на кровь. Не смотреть. Не чувствовать ее запаха. От ее значительной потери и так голова кругом, так еще и эта блядская боязнь собственной алой жидкости. Нет, не крови. Не думать о крови. Агент смотрит в простреленную панель, отмечая для себя размер пули, калибр, траекторию выстрела. Все. Но только не заострять внимание на нестерпимой боли в плече. Похоже пуля задела кость. Этого еще не хватало. Машина остановилась и Соло перевел лениво взгляд на двухэтажное здание больницы. Это что? Его еще во времена второй мировой бомбили, не иначе. Прогнувшись в спине, американец с трудом, но выбрался из машины. — Надеюсь ты не думаешь собственноручно вытащить пулю, — хрипло смеясь, прокашлялся, вновь отвлекаясь на какие-нибудь незначительные мелочи, пока русский волок Наполеона к центральному выходу. — Кто-нибудь! На помощь! — с акцентом, с тем же ужасным французским акцентом прорычал русский, видимо он не располагал знаниями в сфере этого языка, но, тем не менее, люди его прекрасно поняли. Медсестра, санитары и проходивший мимо врач, подбежали к двоим, обращая все внимание к жертве с огнестрельным. — Как давно пострадавший в отключке? — Что? — Курякин переводит взгляд на Соло, даже не заметив, что тот вот уже несколько минут бессознательным грузом лежит на руках агента КГБ. Стыдно, а еще безумно больно, но больше стыдно, чем больно. Соло казалось, что он потерял лицо перед всем КГБ, отключившись, как какая-та старшеклассница на руках своего бой-френда, перебрав со спиртным на выпускном. Только Илья далеко не бой-френд, а кровь не алкоголь. Кровь для Соло куда хуже. Забавно, наверное, видеть агента ЦРУ, который теряет голову, в прямом смысле этого слова, от собственных капель стальной жидкости. Этот маленький секрет Наполеону удалось скрыть на работе, хотя бы потому что американец был очень осмотрителен, всячески избегая контактов с колющими-режущими предметами в корпусе, где молодых агентов обучали всем «прелестям» мира ЦРУ. Когда Соло открывает глаза и видит перед собой тарелку с гранатом. Чищеным гранатом. Агент приподнимается на локтях, тут же безвольно сваливаясь на лопатки от невыносимой боли в плече. — Лежи смирно, ковбой. Знакомый голос прорезает утреннюю тишину. Наполеон дергается, переводя изумленный взгляд мутных глаз на русского, сидящего на стуле в углу палаты. Что он-то тут делает? Имея неосторожность спросить, брюнет все-таки подает голос, удивляясь его ничтожному хрипу. — Что ты здесь делаешь? — Не видно? Ну да, логично, Курякин сидит на стуле в его палате. Какой же ты идиот, ковбой. Соло вновь предпринимает попытку приподняться, но сильная рука удерживает его. Как он так быстро успел преодолеть расстояние между ними? Или это Наполеон так усердно-долго поднимался, стараясь не повредить и без того пострадавшее плечо. Но факт остается фактом. Ладонь, с красивыми длинными пальцами накрывает грудь Соло, а взгляд ледяных глаз отрицает любую попытку последнего противостоять. — Ты принес мне гранат? — с ухмылкой произносит агент, видя как взгляд Курякина становится каким-то испуганным, что ли. Боится, что его попытку заботиться о ком-то воспримут как какой-нибудь сопливый выпад. Честно? Соло бы раньше от души посмеялся над русским, если бы данный фрукт был бы принесен в палату к Габи, или если бы агент застал КГБешника за поеданием этого солнечного продукта. Вот тогда бы он обязательно подколол его, но не сейчас, ведь такой мимолетный жест внимания был предоставлен его персоне. Ему одному. От Ильи — Да, — как красноречиво, однако, но это не столь важно, факт остается фактом, это сделал Курякин. — И даже почистил? — сталь во взгляде русского усилилась, когда Соло, желал было что-то сказать еще, но последний так же быстро отошел от постели своего американского коллеги, снимая с вешалки свою потрепанную куртку. — Ты куда? — Уэверли интересовался как ты. Попросил, чтобы я навестил тебя. Так это не его инициатива была навестить Соло? От этой мысли стало почему-то так невыносимо горько и гадко, что Наполеону отчего-то захотелось швырнуть тарелкой с этим блядским гранатом в уходящую спину большевика. Как он его ненавидел в такие моменты. — Выздоравливай, ковбой, — бросил сухо агент КГБ, покидая палату. Но отчего-то Соло показалось, что вместе с Курякиным ушел весь воздух, которого сейчас стало так катастрофически не хватать, ушел свет, исходивший от его золотых волос, наполняя бледно-серую палату привычным холодом, мраком и вонью медицинских инструментов, и, казалось, даже тот стул, на котором еще пару минут назад сидел Илья, стал такой же обыденной вещью этой холодной комнаты.