Она всегда возвращается

      Из медитативной дрёмы его привычно выдернуло вступление «Изумительной благодати». Фейтон не восторгался клавишным пиано и уж тем более неохристианскими госпел-мотивами, но почему-то именно эти звуки выбрал в качестве условного сигнала, оповещающего о наступлении без пяти-шести минут полуночи.       К слову, здорово удивило, что название композиции подсказал Айдан, уставший от его монотонного мычания под нос.       — Не знал, что ты слушаешь церковную музыку, — добавил мужчина, вонзая наконечник шприц-пистолета в подставленную им шею, и в окончании его замечания, как обычно, повисло недосказанное «...нечисть».       — Сдалась мне эта хрень. — Фейтон поморщился: федерал не особенно осторожничал, делая инъекцию. — Это всё Бернар, мужик с фганцузскими усиками, — намеренно прокартавил он. — Тот, что на три этажа ниже живет. Может, он священник. Или маньяк, расчленяющий маленьких мальчиков. Маньяки часто любят классику.       — Ты общаешься с соседями? — словно бы невзначай поинтересовался мужчина, но Фейтон уже научился улавливать в этих скользящих вопросах скрытый нажим. Вот и сейчас — один вид его затянутых ки́телем плеч и слишком громкое бряцанье убираемых в коробку мединструментов сочились недовольством.       Странные у него, однако, приоритеты.       — Будто ты не знаешь, что я никогда не пользуюсь дверями. Ты мне даже ключ от своих хором выдать не удосужился.       — Откуда тебе тогда известно его имя? — скидывая пиджак, не отставал Айдан.       — Ниоткуда. Сам придумал: «мужик тремя этажами ниже, лабающий в полночь на фоно», слишком длинно звучит.       Реакции от мужчины не последовало — лишь на мгновение в амальгаме зеркала всплыл призрак усмешки.       Ага, как же, монстры не умеют улыбаться шуткам.       Фейтон с пристально-кошачьим интересом принялся наблюдать за игрой мышц обнажающейся спины Айдана. Несколько росчерков ножевых, пара лунок от пуль самопального огнестрельного, рваная клякса плазменного ожога, огибавшего бок от левой поясничной ямки. Джентльменский набор минимум интермаршала, знакомого с полевыми работами не понаслышке. Они жили вместе уже четыре месяца, но факты, которые Фейтону за это время удалось разузнать о федерале, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Клеймо стилизованного глаза на запястье вкупе с квартирой, нашпигованной оружием и грифованными ноу-хау, не оставляли сомнений, что он из «чёрных погон», притом большая шишка. В противном случае Фейтон уже четыре месяца как витал бы дезинтегрированной кучкой атомов где-нибудь в верхних слоях атмосферы.       — Что? — Айдан, не оборачиваясь, смотрел на него через зеркало.       Как оно только не треснуло? Фейтон невольно порадовался этой опосредованности: прямой взгляд федерала был как сканер. Хотя нет, скорее как третий глаз, отпечатанный у него на руке. Всевидящее Око, которое словно бы говорит: «Я знаю все твои мелкие грешки и грязные желания». Да уж, насчёт желаний оно бы не прогадало: полустриптиз мужчины ввернул мысли во вполне определённое русло, отзываясь тянущим напряжением внизу живота.       — Ничего. — Фейтон первым прервал мини-матч в гляделки, поднявшись с кровати и широко зевая. Пусть Айдан думает, что ему просто наскучило их негласное соревнование. Он переиграет его по-другому — и домашняя одежда, состоявшая сейчас из облегающей тёмной футболки и белья, придётся очень кстати. Иногда лень и привычка забывать переодеться до конца бывают полезными. Как и тарелка с остатками ужина, оставшаяся на низком столике. Фейтон намеренно не стал обходить его — просто перегнулся через столешницу, перенося вес корпуса вперёд и выгибая поясницу — футболка немного задралась вверх, оголяя подтянутый пресс. А что? Он всего лишь хочет убрать посуду, потому что знает, как Айдан не любит любое проявление беспорядка. Тёмные пряди, занавесившие лицо, скрывали ехидную улыбку, непроизвольно появившуюся на его губах — вот, сейчас…       Однако на сей раз мужчина, похоже, не собирался реагировать — сзади всё так же раздавался шорох складываемой одежды. Пара секунд — и наступила тишина. А Фейтона потянуло на смех, стоило представить, как нелепо он выглядит со стороны, изогнувшись в компрометирующей позе посреди пустой комнаты. Федерал просто свалил в душ, вообще не обратив внимания на его тщательно выверенный тактический ход. Ну и чёрт с ним — потом пусть попробует допроситься.       Фейтон подцепил тарелку — нелюбимый хозяином квартиры беспорядок и правда стоило ликвидировать — и выпрямился, всё ещё давясь смешком. Последний выдох прервала рука, материализовавшаяся словно из ниоткуда и обхватившая его за пояс. Тарелка, выскользнувшая от неожиданности из пальцев, с оглушительным звоном встретилась с полом, разлетаясь брызгами осколков.       — Ну и что это был за эротический перфоманс? — прошептал у его виска голос. — У тебя ещё маловато умений и слишком тощая задница, чтобы впечатлить кого-то подобным. Если тебе неймётся, так бы и сказал. Маленьким мальчикам можно иногда поиграть. Даже если они ведут себя плохо. — На этих словах Айдан дунул ему в ухо — тепло, щекотно и мурашкопускательно настолько, что Фейтон рефлекторно съёжился, прижимая щёку к плечу.       — Один-ноль, — мягко проговорил мужчина, отрывая его от пола, и, попятившись к постели, усадил к себе на колени.       Что ж, справедливо — в любой схватке потеря опорной плоскости равносильна сданной позиции. Только с маленькой поправкой: не он один лишился контрольной точки.       — Моя тощая задница говорит, что кое-чья нижняя половина не совсем согласна с верхней, — ощущая выпуклость, упирающуюся чуть ниже спины, выдохнул Фейтон. — Так что один-один.       Он развернулся, усаживаясь на Айдана верхом, сокращая расстояние между ними до минимума. Ну и на чьей стороне теперь превосходство: ладоней мужчины, обхвативших его талию и до хруста вжимающих в себя, заставляя изогнуться буквой S, или коленей Фейтона, стиснувших бёдра федерала болезненно-плотным замком? Сейчас они походили на две детали сложного механизма — с идеально скреплёнными винтами и пазами.       Шрамы на спине Айдана было интереснее изучать пальцами, чем глазами. Они возбуждали куда больше, чем безупречно ровная кожа предыдущих партнёров Фейтона. Ещё сильнее будоражило то, что мужчина позволял их касаться. Возможно, это был исключительно личный момент, но к собственным рубцам, которых у него тоже было в достатке, до Айдана он никого не подпускал. И за это автоматически каждый из них получал по дополнительному очку. Выходит, счёт составлял два-два.       Фейтон зарылся носом в темноволосую макушку мужчины, радуясь, что тот не успел сходить в душ: вместо синтетической сладости нюх дразнил интимно-естественный запах кожи. Айдан не замедлил с ответным ходом — губы, терзавшие до этого его плечо, сменил язык, прошедшийся от ямки между ключицами к уязвимой горбинке кадыка, оставляя за собой влажный прохладный след. Фейтон, как всегда, первый почувствовал необходимость нарушить эту осторожную, больше изучающую часть игры — сделать неожиданную подсечку, укладывая уверенного в победе противника на лопатки. Не успел он до конца осознать назревшее желание, как в мозгу словно щёлкнул переключатель, автоматически переводя тело на первый уровень Темноты. Подавшись вперёд, Фейтон надавил на корпус Айдана, пытаясь завалить его назад. Стремительно обостряющиеся чувства жадно вбирали новую информацию — визуализирующееся в световой клубок буханье сердца, физически осязаемые градусы тепла, наиболее ощутимые у головы и сейчас — внизу, в районе паха мужчины. А ещё — тот самый, естественный до интимности запах, распадающийся на химические элементы. Руки дёрнулись в нервном спазме: ему до одержимости захотелось раскрыть его прямо сейчас, как парфюмеру-маньяку — секрет аромата конкурирующего дома.       Ну же, ещё немного — Фейтон чувствовал, что Айдан уступает ему: расстояние между спиной мужчины и покрывалом уверенно сокращалось.       — Мухлюешь, вампирёныш.       Обруч пальцев, внезапно сдавивший шею, словно выдернул его из-под воды, возвращая в плоскую, блеклую реальность. В следующую секунду Фейтон, задыхаясь, ничком распластался на кровати, утопая головой в подушках.       — Что мы говорили по поводу твоих фокусов? — Айдан так сильно сжимал ему горло, что, казалось, его пальцы вот-вот сомкнутся на обратной стороне, у границы позвоночника, переломив кости, как кусок дешёвой пластмассы.       Несмотря на боль и тоненький писк в ушах, Фейтон хотел ответить какой-нибудь остротой, но в итоге предпочёл воздержаться: слишком опасно колени нависавшего над ним мужчины давили на рёбра.       — Не погружаться при тебе, особенно — в квартире, — скрипнув зубами, еле слышно просипел он, безуспешно пытаясь отодрать душащую ладонь от шеи. — Всё… я понял… перестань…       Айдан дольше обычного не ослаблял захват, и на границе мутнеющего сознания мелькнул инстинктивный страх. Убийство в их время до сих пор считалось тяжким преступлением, но у федерала наверняка была безлимитная лицензия на ликвидацию. Так что перспектива уголовной ответственности вряд ли его остановит.       Мужчина вздохнул и наконец отпустил его многострадальное горло.       — Ты гамартофил, вампирёныш?       — Кто? — откашливаясь и растирая проступающие полосы синяков, не понял Фейтон.       — Тот, кто любит нарушать правила, — поднявшись с кровати и натягивая домашнюю футболку, пояснил Айдан. — Может, ты получаешь от этого удовольствие? — Вытянув с верхнего стеллажа стенного шкафа пакет, он принялся собирать осколки разбитой посуды.       Фейтон перекатился на бок, кривясь от вспыхнувшей между шейными позвонками боли. Ничего, через пару-тройку часов пройдёт.       — Нет, просто твои правила нечестные. Ты выше, тяжелее и проходил подготовку ган-ката[1].       — А ган-ката здесь при чём? — Айдан зашипел, наступив на незамеченный крошечный осколок. — Я при тебе ни разу оружия не использовал.       — При том. Ты, чёрт возьми, машина. А как можно выиграть у машины — ещё и такой тяжёлой и длинной?       — Не представляю, о чём ты. — Сыграв непонимание, мужчина завязал пакет с остатками тарелки и отправился на кухню.       Неверной походкой Фейтон нагнал его возле утилизатора, круглый зев которого уже успел проглотить мусор. Нырнув ладонью под одежду мужчины, он провёл рукой по низу его живота — поперёк, заставляя рефлекторно напрячься мышцы.       — Не представляешь, значит? Может, всё-таки пошлём твои правила насчёт погружений и я тебе покажу?       Айдан перехватил его запястье, уже подобравшееся к груди, развернулся и, наклонившись так, что их лица оказались нос к носу, выдал:       — Ах, ты об этом. Я думал, в этой игре побеждает не вес и рост, а тот, кто кончает один раз, когда его «противник» успевает трижды. — Он приник к губам Фейтона, заставляя его невольно податься навстречу.       Поцелуй вышел тягуче-приятным, но недолгим: стоило откинуть голову, чтобы облегчить мужчине доступ в глубину рта, как шею прошил прут боли, выбивая из горла стон и заставляя сжаться зубы.       Айдан отпрянул, проводя языком по прокушенному месту.       — Нет, ты не гамартофил, — резюмировал он, глядя на недовольное и чуть растерянное лицо Фейтона. — Ты просто необученный детёныш хищника, проверяющий границы дозволенного.       Слышать это от монстра было почти забавно. Впрочем, может как раз это их роднило — не совсем человеческая природа? Только для природы Айдана пока не придумали ни названия, ни статуса, ни диагноза. Пока мужчина наносил на его синяки обезболивающий жидкий бинт, в голове крутились мысли об угрюмой комичности ситуации: матёрый монстр зализывает мелкому хищнику нанесённые им же самим раны.       Стрелки допотопных круглых часов почти сошлись на жирной точке, символизировавшей «12». Фейтон опустил ноги на пол и, как следует потянувшись, соскользнул с кресла. Колючий ноябрьский дождь, лениво клевавший стеклянную глыбу панорамного окна, внезапно будто сорвался — затарабанил противной частой дробью, отбивая всякую охоту высовываться наружу.       Он провел пятёрней по волосам, внося в асимметрию стрижки ещё больше беспорядка, стянул со спинки кресла куртку, пробегаясь взглядом по замку запястного биопаспорта — надёжно ли тот закреплён. На последней операции тоненький браслет слетел — вероятно, когда двухсотпятидесятифунтовый амбал, перекинутый броском через спину, перед падением с летальной высоты успел схватить его за руку. Что ж, со всяким может случиться. Со всяким — только для гема, в отличие от обычного человека, это чревато выстрелом на поражение от первого же патрульного. Да и снова огребать по лицу кулаком Айдана — не столько из-за хлопот с клепанием нового документа, сколько в воспитательных целях — как-то совсем не улыбалось. Рука у монстра была тяжёлой до калейдоскопа перед глазами и смещённой носовой перегородки.       Часовую стрелку неумолимо нагоняла её долговязая минутная напарница. Внутри царило штилевое спокойствие, но пальцы, обнимавшие оконную щеколду, ни с того ни с сего принялись вторить несуществующему, гипотетическому тиканью. Поворот ручки — и начнётся очередной суточный микроцикл его однообразной жизни: панорама опостылевшей Йоркской цивитас [2], отсюда, с обзорной площадки пентхауса, похожей на странную помесь вулкана и муравейника; аляпистый неон бульварной подсветки; настоянная гнилостная вонь проулков; разъедающий мозг вой полицейских сирен... И вся эта урбанистическая солянка подавалась под холодным, прелым соусом поздней осени.       До полуночи оставались считанные секунды — семь, шесть, пять, четыре... Иногда так хотелось, чтобы эта чёртова стрелка застыла на месте, не доходя до финиша свои положенные миллиметры. Застыла, и он бы завис вместе с ней в аномальной временной статике пустой квартиры, слушая бесконечную «Изумительную благодать».       Три, два...       Но она, конечно, всегда возвращалась в исходную позицию, обнуляя глобальный таймер, меряющий миллиарды чьих-то «вчера», «сегодня» и «завтра».       Один...       Фейтон, как положено, не стал захлопывать окно: возвращался он тем же способом, а магнитный замок снаружи не открывался. Бронированное силикатное стекло — не преграда для гема, но воспоминания, как неприятно пробивать его на скорости тридцать ярдов в секунду, были ещё слишком свежими. Так он впервые очутился в жилище Айдана.       Фейтон опустил голову, оценивая предстоящий головокружительный спуск. Промозглый ветер хлестал по лицу, подошва больше обычного скользила по глянцованному дождём титану перекрытий, поэтому пара лебёдок, оставленных мойщиками окон до завтра, пришлась очень кстати. Прыжок, другой, несколько шагов по изящной, толщиной в палец, балке декоративного козырька — и сбивающая дыхание невесомость падения в шумные объятья мегаполиса.       В респектабельных районах Фейтон предпочитал передвигаться поверху, не спускаясь на нижние городские ярусы: гемы жили в специально отведённых секторах, и появление одного из них здесь могло привлечь ненужное внимание. Он перешёл на первый уровень Темноты, чтобы ускориться, наблюдая, как цепочки расцвеченных галогеном зданий по бокам замелькали в удвоенном темпе — стройное кругокрылое Посольство, перевёрнутая пирамида Космооперы, готический шпиль храма Иешуа Спасителя. Облитую золотом подсветки архитектуру оплетала плотная сетка монорельса со снующими взад-вперёд вагонами-беспилотниками.       Вырвавшись за пределы Внутренних колец, Фейтон наконец ступил на пенобетонный тротуар, одновременно выныривая в реальность.       — В сторону! — тут же раздалось зычное справа. Он вовремя увернулся от гусениц передвижной закусочной — чтобы столкнуться с какой-то девушкой.       — Осторожнее! — недовольно проворчала она, поправляя ремень сумки и как бы ненароком проверяя застёжку: вероятно, приняла незнакомца за карманника.       Фейтон стянул с головы капюшон, демонстративно поднимая пустые ладони:       — Извините, — и почти очаровательно улыбнулся.       Девушка моментально поменялась в лице. Пряча едва уловимый испуг, она отпустила теребимый ремень и поспешно ретировалась, нервно цокая каблуками. Вполне обычная реакция: отчего-то люди почти всегда узнавали гемов без всяких энцефалографов и биопаспортов. Не сказать что больные, подобно ему, синдромом гемоглобулинового дефицита, находясь вне Темноты, чем-то особенно выделялись. Разве что жилистостью и недостаточной пигментацией кожи. Возможно, так работал человеческий инстинкт избегать всего отличного от нормального, здорового организма.       Фейтон раздражённо фыркнул, вливаясь в прореженный поздним временем, но всё равно оживленный людской поток. После выхода даже из первых уровней тело всегда казалось чересчур медленным, а окружающее движение, наоборот, суетливым. Ко всему прочему Йоркская цивитас с её двухсотмиллионным населением была слишком переполнена, чтобы позволить себе хоть пару-тройку часов ночного затишья, — жизнь в ней протекала в две смены.       — «Сюзанна Декстер, посетите процедуру ионного пиллинга в спа-центре "Бьюти Шайн", подарите своей коже ещё больше сияния и красоты...» — «Попробуйте лучшие восточные деликатесы в ресторане для гурманов "Чу Ши", Эммет Бронски...» — «Протестируйте новое программное обеспечение для коммуникатора, Дин Фаррел. Успейте приобрести новый продукт по стартовой цене в центре "Бии Комьюникейшенз"...» — зазывали голографические билборды, обращаясь к каждому прохожему лично.       Рекламщики уже полвека вовсю использовали сканеры сетчатки для раскрутки товара, и в кои-то веки Фейтон радовался своему статусу недогражданина: практически ни одна компания не вносила гемов в клиентскую базу, поэтому улыбчивые девушки и юноши с экранов только провожали его отсутствующим, по-машинному туповатым взором.       С приближением к Нижнему городу кварталы разительно преображались — будто кто-то резко сменил тему оформления с роскошной эргономики на беспорядок вольной застройки: жилые блоки то кучковались, то расходились в стороны, образуя пустыри, освещение было не в пример скромнее центральных секторов, а большинство монорельсов сюда вообще не доезжало.       За Восемнадцатой авеню проходила условная граница Маленького Рагнарёка — той ещё криминогенной адской кухни, на которой варили свои делишки гемовские банды и фратрии. Впрочем, это место долгое время было домом Фейтона, и потому даже хищная подобранность, по привычке стягивавшая мышцы, казалась почти приятной.       Бары, игровухи, курительные — они же наркопритоны — и бордели, — пожалуй, этим и ограничивался местный досуг. До знакомства с Айданом он ни разу даже в приличном ресторане не был, не говоря уже о таких изысканных местах, как театр или выставочный центр.       — Сучонок! — Дверь под конфетно-розовой вывеской очередного паба едва не слетела с петель, когда Фейтон почти поравнялся с ней. Со ступенек прямо ему под ноги скатилось нечто человекоподобное. — Мы с матерью по шестнадцать часов на утилизаторе здоровье гробим — и для чего?! Чтоб ты ширнулся разок?! — В проёме показался кричавший — немолодой, тонкий, как проволока, мужчина в сером комбинезоне «мусора» сбежал вниз, тут же заряжая дрожащему комку в бок. — Ну ничего, сейчас я устрою тебе ускоренную реабилитацию…       «Мусору» оставалось жить от силы два года: аритмичный пульс и едкий душок желчи в крови, улавливаемые даже вне Темноты, говорили о шалящем сердце и изношенной печени. Фейтон окинул развернувшуюся сцену пустым взглядом: работающие на убой отцы и неблагодарные торчки-дети — обычная санта-барбара Рагнарёка.       — Эй, Амати! — Его с размаху шлёпнули по плечу. Голос был знакомым, но это не помешало сработать рефлексу, и в следующую секунду он держал в захвате недовольно дёргающееся тело. — Полегче, я только поздороваться хотел!       — Будто ты не знаешь, что ко мне нельзя подходить со спины, — отпуская Юдзу, местного информатора и бывшего товарища по фратрии, недовольно проворчал Фейтон.       — Будто ты не знаешь, что мне это до задницы, — парировал тот, разминая вывернутое запястье, а после демонстративно высунул язык.       Мальчишка, как всегда, выглядел кричаще — тонированные малиновым волосы, увешанный значками бомбер, сникеры с подсветкой. Клоун. Правда, только с виду.       — Что, опять в ночлежку для нищебродов?       — Тебе это действительно интересно? — Фейтон, не оглядываясь, зашагал дальше, зная, что Юдзу непременно проследует за ним минимум пару кварталов: по какой-то причине мелкому проныре всегда доставляло особое удовольствие поиграть на его нервах.       — Да нет. Просто хотел посоветовать: наведайся к дарга[3]. — Юдзу шумно пнул попавшую под ноги смятую банку газировки. — Он, конечно, терпеливый, ждёт, пока ты сам одумаешься, но всему есть предел. В следующий раз он может прислать кого-нибудь посерьёзнее меня.       — Пусть сам приходит, если ему так надо. — Опережая мальчишку, Фейтон подцепил жестянку, отправляя её в полёт по кривой — вне зоны досягаемости. — Он прекрасно знает, где меня найти.       — Шутишь? Какой хозяин станет бегать за нашкодившим щенком? Он ждёт, пока в тебе проснётся совесть. Или благоразумие, на худой конец. — Внезапно Юдзу недобро сощурился: — Хотя какое проснётся — когда она спит в тёплой постельке федеральной персоны.       Фейтон резко остановился.       — Кто ещё знает?       Бесполезно выяснять, каким образом о тебе выведали нежелательные факты, ещё более бесполезно — пытаться их отрицать. А вот оценить возможные последствия не помешает.       — Только я. — Юдзу осклабился. — Пока.       — Думаешь, говорить мне об этом напрямую, здесь и сейчас — разумно? — Фейтон склонил голову набок, многозначительно оглядывая фигуру мальчишки — низкорослую и тщедушную.       Улыбка на губах информатора даже не дрогнула. Над ними пронёсся дребезжащий состав, орошая скудно освещённую улицу порцией белого неона — зрачки мальчишки сузились и остались такими же, когда вернулся полумрак. На дне их заиграли едва различимые огоньки — словно остаток минувшей вспышки.       — Здесь я должен начать бояться?       — Зависит от того, насколько ты ценишь свою попугаичью шкурку. — Это не была прямая угроза, просто констатация очевидного. Большинству членов бывшей фратрии Фейтона было известно, что он может доходить до семнадцатого уровня Темноты. Даже среди незаконопослушных гемов подобной способностью могли похвастаться очень немногие — он так и так сделал бы из Юдзу отбивную.       — Ладно, ладно, спрячь клыки. — Мальчишка поднял ладони в примирительном жесте.       Что-то слишком легко он пошёл на попятную — верный признак задуманной пакости. Стоило впустить эту мысль в голову, как она тут же подтвердилась.       — Я хочу, чтобы ты навестил Исайю.       Имя брата хлёстко ударило по ушам, отозвавшись давящим напряжением в межреберье.       — Что?..       — Говорю, ты должен навестить Исайю. — Почему-то Юдзу решил, что его и правда не расслышали. — Я имею в виду, зайти в палату, посидеть возле его аквариума, поговорить — ну, как это делают нормальные родственники.       — Тебе-то какое дело? — Всё, что касалось Исайи, было табу — без которого Фейтон не смог бы изо дня в день вот уже четыре месяца удерживать шаткое внутреннее равновесие. Шаг вправо, шаг влево, и он потеряет точку опоры, а вместе с ней остатки свободы или, ещё хуже, здравого смысла.       Из кармана Юдзу заиграл коммуникатор — мальчишка небрежно вытянул его, но загружать проектор не стал: осторожничал, как любой информатор, сообщения которого взвешивали чужие успехи и провалы, а то и жизни.       — Считай, что я полиция нравов. Ты ушёл из фратрии, но постоянно светишься в Рагнарёке. И откуда приходишь — со стороны Внутренних колец, оплота нашего славного демократического режима! Это вызывает сомнения в твоей лояльности — самую малость. — Он демонстративно сомкнул большой и указательный палец. — Впрочем, пока только сомнения. Дарга питает к тебе слишком сильное расположение — всё же вы с Исайей росли на его глазах. Возможно, он даже чувствует себя кем-то вроде приёмного папаши. Ай-яй-яй, — Юдзу сделал комично скорбную мину, — как жестоко было бросить его, ничего не сказав. А то, что ты якшаешься с федералом — это разобьёт ему сердце…       — Я сделаю, как ты хочешь, — прервал его Фейтон. — Только заткнись, а то меня сейчас стошнит.       Секундой раньше он представлял, как выбрасывает руку вперёд, достигая груди мальчишки. Преодолевает пару слоёв ткани, раздирает мембрану межрёберной перепонки, за которой размеренно стучит сердце — у Юдзу оно на уровне четвёртого ребра — и, наконец, доходит до луковицы аорты. Стоит надорвать эту узкую, три сантиметра в диаметре, трубочку, и мелкий махинатор больше не скажет ни слова, а бесконечные адресанты его сообщений так и не получат ответов. Соблазнительная перспектива, но недальновидная. Юдзу был хорошим информатором — от его тощих ручонок тянулось слишком много нитей. Оборвись они, и в движение могли бы прийти самые непредсказуемые сценарии.       Хорошо, что наигранный пафос собеседника позволил Фейтону удивительно быстро вернуть спокойствие.       — Вот и славно. Только сегодня. — Юдзу даже не пытался скрыть довольный тон. — Учти, если где-то по пути передумаешь — я узнаю.       — Не сомневаюсь.       Мимо проковылял «мусор», тот самый, из-под конфетно-розовой вывески. Он практически нёс на себе торчка-сына, пытавшегося перебирать ногами, — хоть и не слишком старательно: подошвенная мышца и Ахиллово сухожилие парня «волшебным» образом напрягались, стоило волочившему его родителю споткнуться и едва не уронить свою ношу. Он был в сознании, но, видимо, из мести изображал из себя мёртвый груз. Фейтон презрительно фыркнул и быстро зашагал вперёд, ставя точку в неприятном разговоре.       Однако Юдзу не был бы собой, если б не вставил последнее слово.       — Лично мне плевать, что за дела ты крутишь с федералами. Мне даже плевать, что ты подставляешь дарга, — сухо бросил он вдогонку. — Просто Исайя хороший парень — уж один нормальный визит от родного брата он точно заслужил.       Не оборачиваться. Только не оборачиваться. Если сделать это сейчас — не факт, что удастся подавить соблазн придушить гадёныша. Образ вырываемой аорты всё ещё не оставил Фейтона, плавая у самой границы сознания, готовый воплотиться в действие.       Центр гуманитарного содействия походил на стихийный рынок: толпы нищего, бомжеватого вида гемов заполоняли узкие коридоры под завязку. Основной зал мог бы спокойно укрыть космический челнок, но места всё равно не хватало — от самого выхода до стоек выдачи днём и ночью тянулась неиссякаемая очередь желающих получить продуктовый набор, лекарства и, главное, гемопротеиновую сыворотку. Конечно, далеко не такую чистую и качественную, которой Айдан регулярно снабжал Фейтона, а дешёвый, с примесями азиатский эквивалент. Впрочем, основную задачу он выполнял — удерживал от голодания. Ради этого можно было вколоть хоть собачью мочу, хоть отходы из коллектора. Всё, что угодно, было лучше голодания.       — Здравствуй, милый. — Наталья, его обычная напарница, излучала потусторонний для окружающей обстановки позитив. — Сегодня будешь на раздаче: подтянулась пара крепких ребят, и Малик организовал их на отгрузку. — Она весело подмигнула: — Не придётся спину гнуть.       — Да уж, отлично. — Фейтон натянул на лицо ту же улыбку, которой получасом ранее одарил девушку с улицы.       Очередь двигалась медленно — как гигантский полоз, разморенный солнцем, не способный ускориться физически. Над гудящим залом то и дело разносились вспышки перебранок: кто угодно осатанеет от вынужденного несколькочасового ожидания.       Фейтон и сам не мог объяснить, почему ежедневно занимается этим — не от безделья и, определённо, не из чувства общественного долга. Исайя — вот уж кто был склонен к волонтёрству. Он и затащил сюда брата впервые, попросив помочь за нехваткой рабочих рук. С тех пор Фейтон периодически наведывался в Центр, а в последние месяцы вообще зачастил, перейдя из условной категории «залётные» в «постоянный штат». Так что его визиты сюда скорее стали привычкой. Единственное, к чему он так и не сумел притереться — это работа на выдаче. На складе требовалась только физическая сила и расторопность. В зале же — коммуникабельность и умение обходить конфликты. Ни тем ни другим Фейтон похвастаться не мог.       Считав очередной биопаспорт, сканер вывел на дисплей «человеческий» зелёный круг вместо красного треугольника, которым помечались гемы. Фейтон поднял взгляд, осматривая владелицу документа — молодую высокую женщину в сером пальто и затасканном красном берете.       — Вы ошиблись адресом. Ближайший Центр гуманитарной помощи для здоровых — в секторе 15-К двенадцатого кольца. Вам загрузить карту? — выдал он заученную фразу.       Нутро скребнуло раздражение: пунктов помощи гемам было раз в двадцать меньше, и то — первые из них стали появляться, только когда центристский блок «Единая нация» пролоббировал Закон «О повышении статуса гемов до полугражданина». Но, несмотря на это, некоторым людям хватало ума забредать сюда, — пожалуй, в единственное место, где у них было меньше привилегий, чем у подверженных СГД.       Фейтон продолжал молча стоять, ожидая, пока женщина, нерешительно топтавшаяся на месте, наконец-то сообразит отойти.       — Пожалуйста… — неожиданно еле слышно пробормотала она. — Пожалуйста…       — Вы задерживаете очередь, — оборвал её причитания Фейтон, не настроенный слушать очередную слезливую историю — о муже-пьянице, долгах, рекетирах, больной троюродной тётке по матери и недавно родившей собаке. Ради дармовой пищи, которую вполне можно было растянуть на две недели или загнать по спекулятивной цене, люди готовы были сплести любую байку.       — Мой брат… проиграл… — настойчиво продолжала женщина, — он проиграл… наш с дочками набор в пай-гоу. — На последнем слове её голос сорвался, застыв на высокой, близкой к истеричной ноте. Судя по всему, гемовский центр был её последней, отчаянной попыткой, оставленной на крайний случай. — Пожалуйста… — лепетала она, не обращая внимания на возмущённый шёпот и понукания шевелить задницей, долетавшие сзади.       Фейтон незаметно скрипнул зубами. Раздражение больше не царапало — оно драло тонкую мембрану внешнего спокойствия, грозя выплеснуться едкой порцией злобы. Не на худую выцветшую незнакомку, стоявшую сейчас перед ним и давившую остатки своей гордости. Он злился на себя.       Женщина не врала — частота пульса, неподвижный зрачок и сухая кожа подтверждали это куда весомее слов. И брат её — или про кого она там говорила? — вполне вероятно, козёл ещё тот: под антисептическим пластырем, занимавшим полщеки незнакомки, скопились тромбоциты — признак заживающих побоев.       Всё так, но ему-то какое до этого дело? Во времена его детства вообще не было никаких центров, никаких статусов «полу» и грёбанной гуманитарной помощи. Только он с Исайей на закорках против безразличного к чужим бедам Маленького Рагнарёка. Один на один, тет-а-тет. И жалость к любому человеку, не связанному с тобой кровью или узами взаимовыручки, в этих отношениях была равносильна слабости. Озлобленному и уставшему ребёнку оказалось легко искоренить в себе такую благодетель, как сострадание. Забыть то, чему учила мать, которую он помнил только по рукам и голосу — лицо в его голове всегда оставалось светлым размытым пятном. По крайней мере, так ему казалось. Однако со временем, стоило им с братом познать сытой жизни под крылом дарга, и противно-ослабляющая жалость вновь стала возвращаться — как не поддающаяся удалению вредоносная программа, затерявшаяся в файлах системного диска.       — Проваливай, — процедил Фейтон, сжав губы.       Глаза женщины заблестели, наполняясь слезами, но она даже не обратила на них внимания, продолжая просить — уже на автомате, не веря в успех.       — Пожалуйста…       — Я сказал — проваливай, — с ещё большим нажимом повторил Фейтон. — Или хочешь, чтобы тебя вывели?       Ближайший сегмент очереди, до этого активно обсуждавший пределы людской наглости, притих: наблюдать за назревающим скандалом всегда интереснее, чем чесать языками. Однако в этот раз толпа не получила своего зрелища. Всё-таки женщина, видимо, ни на что особо не рассчитывала, поэтому последнего предупреждения хватило, чтобы заставить её развернуться и, понурив вздрагивающие плечи, отправиться к выходу.       Вслед ей неслись ехидные замечания вперемешку с ругательствами.       — Вот же наглые бывают, — покачала головой Наталья.       Фейтон только пожал плечами, незаметно втягивая шлейф запаха незнакомки и запечатляя её гомеостатическую ритмику.       Коммуникатор пискнул о поступлении вызова примерно через полчаса — как раз когда он вышел якобы в туалет и, перейдя на второй уровень Темноты, почти нагнал выделенный биообраз. Поблизости никого не наблюдалось, но он всё равно не стал включать голограф, приняв звонок в 2D-формате.       — Надо же, я даже не успел допить свой двойной эспрессо и прочитать ночную хронику, прежде чем твоё величество соизволило ответить, — оскалилось улыбкой с дисплея темнокожее лицо.       Звонок от капитана Торна, которому поручили шефство над Фейтоном, означал, что сегодня ночью скучать опять не придётся. Чёрт, это уже третий раз за неделю — они что, в расход его собрались пустить? Он недовольно повёл плечом — тем самым, которое два дня назад едва не выкрутил с корнем экстремист арийской наружности.       — Старался для тебя, кэп.       — Не сомневаюсь, — хохотнул мужчина, но тут же посерьёзнел. — У восточной набережной заварушка, нужно твоё участие. Координаты скидываю. У тебя есть пятнадцать минут, так что включай свою монстропередачу и неси задницу сюда.       — Ты бы ещё попозже сообщил, чего уж там — до набережной каких-то двадцать миль, — не удержался от сарказма Фейтон.       — Поговори мне, — наставительно осадил его Торн. — Справишься — получишь конфетку от своего начальства, я позабочусь.       Капитан отключился — диалоговое окно сменил бегунок загружающегося файла. На крупномасштабном плане береговая линия отсекала геометричные застройки Статем-Айленда от голубого полотна Лоуэрского залива. В правом верхнем углу, на полоске прибрежных зданий, подпрыгивал маяк курсора.       Что ж, возможно, не так плохо, что ему подвернулась возможность побегать и набить пару физиономий: это поможет утишить всё ещё вспыхивающую внутри глухую злость.       С женщиной из Центра Фейтон поравнялся у поворота на скоростной хай-вэй и, развернув за плечо, пихнул ей плотно набитый пакет.       — В следующий раз, когда твой брат надумает поиграть, — врежь ему.       Она уставилась на него глазами, округлёнными до размера очков-грандов.       — Держи кулак повыше — садани слева по подбородку, а потом — правым локтём прямо по лицу. — Фейтон взмахнул сжатой ладонью, демонстрируя ошеломлённой женщине технику простой самозащиты.       — Но вы же… — Похоже, она вообще не восприняла его последних слов, цепко сжимая свёрток продуктового набора и недоверчиво таращась, как будто узрела инопланетника.       — Если бы я отдал его тебе там — как, думаешь, отреагировали бы остальные? — непонятно зачем пояснил Фейтон и тут же одёрнул себя. Её дети пару недель не будут засыпать с пустыми желудками — этого вполне достаточно. Ещё не хватало учить непутёвую мать уму-разуму.       Он крутанулся на пятках, направляясь обратно в узкий переулок и прикрыв уши ровно в тот момент, когда незнакомка произнесла «спасибо».       — Похоже, таки придётся пригласить её куда-нибудь, — набирая номер Натальи, вздохнул Фейтон. Надо же как-то отблагодарить неровно дышащую к нему напарницу за то, что она каждый раз делает вид, будто верит его отмазкам о «срочных делах».       Офисный центр, помеченный на карте, оказался двухсотуровневой, сужавшейся кверху башней из стандартного стекла, закованного в хромированный экзоскелет. Каждый тридцатиэтажный блок был чуть меньше предыдущего, от чего здание походило на складную детскую пирамидку. Расстояние между постройками в этом районе доходили до пятисот—шестисот ярдов: в деловых секторах архитекторы, по примеру элитных Внутренних колец, старались не слишком портить офисным трудягам вид из окна.       Отличное место выбрала очередная горстка психопатов. В том, что дело придётся иметь с психопатами, затарившимися новинками контрабандного оружейного рынка, сомнений не было: в других случаях его не звали.       «Ну, понеслась», — мелькнуло в голове при виде вереницы полицейских флайеров, заземлившихся у кромки раскуроченного газона, примыкавшего к фронтальной части здания. Без проблем отыскав среди однотипных серо-бежево-чёрных плащей спину Торна, Фейтон вынырнул из Темноты, вытянувшись в стойке новобранца по правое плечо от мужчины.       — Агент Чаппи прибыл, — чётким, уставным тоном продекламировал он.       — Мать твою! — вздрогнув и подхватив выскользнувшую из руки рацию, ругнулся капитан. — Не можешь хоть раз заявиться по-нормальному?       — Ты же сам распорядился о монстропередаче, — пожал плечами Фейтон.       Торн бросил взгляд на циферблат, мерцающий с приборной панели ближайшего флайера.       — Двенадцать минут, — прицокнул он языком. — Оптимизируешься.       — У меня был хороший ориентир: твоя сверкающая лысина виднелась от самых Ворот победителей.       Вести перепалку с этим капитаном стало его маленьким ритуалом, помогавшим стряхнуть излишки напряжения перед активными действиями. Отчего-то широкоплечий, грозный с виду гигант внушал чуть больше расположения, чем остальная полицейско-военная братия. Может, всё дело в том, что под его грубоватую опеку Фейтона отдал Айдан. «В моё отсутствие слушайся его» — прямо так и сказал он. При воспоминании об этих словах тянуло поджать губы, а к щекам устремлялось ненавистное стыдливое тепло: порой мужчина говорил с ним как с ребёнком или, того хуже, — с дрессируемым животным. Так, уверенным, исключающим возражения голосом, к нему до этого обращался только дарга.       — О, вы и спецназ подогнали, — разглядев на двух крайних флайерах позолоченный щит с оскаленной волчьей пастью, отметил Фейтон. — Подробностями поделишься или?..       — Может, сначала вы? — внезапно подал голос незнакомый мужчина, до этого, казалось, пристально наблюдавший за верхними этажами небоскрёба. — Спецагент Джефферсон, Отдел внутреннего контроля.       — Нам его в довесок дали, — не слишком тихо прокомментировал Торн. — Так что вот — будет сегодня контролировать.       Значит, потеря биопаспорта таки не прошла бесследно. А он-то думал, Айдан всё уладил. Неужели есть места, до которых руки федерала не дотягиваются? Фейтон ухмыльнулся краешком рта: если так, то присутствие этого с первых слов раздражающего типа становится не таким уж неприятным.       Джефферсон скосил на капитана взгляд, но никак не отреагировал на колкость, — скорее всего, не позволял более низкий ранг.       — Моё руководство сомневается в вашей уместности на подобного рода операциях. Вернее, в соизмеримости игры и свеч. — Выдержав паузу, он кивнул на высвеченные лучами ксеноновых прожекторов этажи: — Можете сказать, сколько там людей?       Фейтон проследил за взглядом мужчины: окна на указанной высоте были тёмными, вдобавок тонированные стёкла зеркалили направленные на них пучки света, сводя пользу прожекторов к нулю. Он прикрыл глаза, чтобы сторонние раздражители не мешали настроиться на восприятие биофона. Уши привычно заложило, как под водой, а в темноте под веками постепенно расцветала карта: ровные, источающие тепло линии обозначали кровяной ток, собиравшийся узлами в органах; низкие, гудящие вибрации — тонус мышечной ткани; тоненько жужжащие голубоватые разряды — нервные импульсы, курсирующие от ЦНС[4] к периферии и обратно. Он мог бы совершенно точно сказать, сколько человек находится зде́сь — их физические показатели, уровень здоровья и даже некоторые пристрастия в пище. Однако в десяти ярдах от здания картинка размывалась, словно кто-то поместил его в пакет с мутной жижей, в толще которой виднелись только неясные блики.       Он открыл глаза, хмуро глянув на Джефферсона:       — По-вашему, я похож на супермена? Здесь изополе. Ваши биосканеры, между прочим, тоже бесполезны.       — Я знаю, — невозмутимо ответил тот. — Просто думал, вдруг вы окажетесь полезнее их.       — Ну всё, всё, — вмешался Торн, хлопая спецагента по плечу и как бы невзначай вставая между ним и Фейтоном. — Полезность Амати определили до вас, так что давайте вы присядете во-о-он в тот флайер и оттуда будете спокойненько контролировать.       Лицо Джефферсона осталось подчёркнуто бесстрастным, но недовольство бесцеремонностью капитана буквально сочилось из каждой его поры. Однако осознание разницы в статусах вновь взяло верх, и он действительно отошёл.       Торн покачал головой и, повернувшись ко всё ещё мрачному Фейтону, перешёл к делу:       — В девятнадцать тридцать две здание было захвачено неизвестными. Около двадцати человек, предположительно они заняли три этажа — со сто пятьдесят пятого по сто пятьдесят седьмой. Заложники — больше сотни — рабочие второй офисной смены плюс выжившие охранники и обслуживающий персонал — техники и уборщики. Как ты успел заметить — в их распоряжении изополе. Из оружия, судя по останкам убитой охраны, — мазеры и гравидеструкторы. Ну и старое доброе огнестрельное.       — И чем вы занимались с девятнадцати тридцати двух, кэп? — резонно поинтересовался Фейтон. — Сейчас без четверти три — прошло больше восьми часов.       — Устроили вечеринку в стиле ва-ва-вум, — сварливо отозвался Торн. — Вот, тебя решили позвать. — Он устало провёл ладонью по лицу, массируя переносицу. — Вели переговоры. Не мы — Сенат. Эти подонки потребовали прямую связь по чистой линии. В итоге официалы ни хрена не договорились — и оставили нам разгребать всё дерьмо. Наша задача — вычистить это кубло без новых жертв.       Фейтон кивнул — задача, как и психопаты-экстремисты, в общем-то, всегда оставалась неизменной.       — Я так понимаю, сегодня мне предстоит работать вон с теми бравыми солдатами? — указал он взглядом на спецназовцев.       — Да, группа «Майконг». Пошли — откомандую относительно тебя Альфе. И, Амати, — Торн, направившийся было в сторону военных, приостановился, — мы получим официальное распоряжение через десять-пятнадцать минут, но я уже знаю, каким оно будет. Приоритет — устранение преступной группы. На случай если правительство не оценит жизни сотни душ слишком высоко, у них заготовлены пульсары с химическим оружием. Радиус поражения — больше сорока миль, количество жертв можешь себе представить. У нас будет примерно час, чтобы обезвредить подонков, не справимся — и официалы пустят на здание аннигиляторный заряд. Ты же знаешь, что это такое?       Фейтон знал: Айдан рассказывал ему о некоторых важных новинках вооружения. Аннигиляторная установка выпускала в цель лазерный луч, создавая вакуумный коридор, по которому вслед шёл заряд антиматерии, просто стирающий объект с лица земли. Удобная штука, тихо, без грязи, взрывных волн и электромагнитных импульсов устраняющая любые помехи. Оставалось надеяться, что он успеет унести ноги из-под смертоносного залпа, если операция закончится провалом.       «Майконг» состоял из девяти человек — все, как под линейку, высокие, затянутые в арамидную броню, покрытую тёмным камуфляжем «ночка». Сплочённая стая чёрных волков, на фоне которых Фейтон со своим скромным ростом и гражданским облачением выглядел небольшой серой лисицей. Из амуниции ему полагался только наушник для связи и магнитные стилеты.       — Мы дали разрешение на трансляцию паре каналов, они уже послали сюда свои квадрокоптеры. Устроим здесь небольшое отвлекающее представление, чтобы дать вам возможность подойти сзади, — сообщил Торн вставшему по струнке Альфе. — Противник заблокировал все служебные и технические ходы, но не учёл гигантский паркинг с внешними шлюзами — один из них выходит на поверхность в тридцати ярдах от здания. — Он развернул трёхмерную карту, демонстрируя план высотки и залегающих под ней лабиринтов парковки. — Это ваша цель, господа.       Альфа отдал капитану честь, а затем кинул взгляд на Фейтона. Прищур и залёгшая между бровей морщина, не скрываемые поднятым щитком шлема, выдавали его неодобрение пополнением команды. Кто бы сомневался — отряды спецназа проводили на совместных тренировках сотни часов и действовали как единое целое. В их работе самым главным было доверие, а о каком доверии может идти речь, если имеешь дело с чужаком, ещё и тварью? Именно поэтому нужно было прямо сейчас, перед заданием, расставить все точки над i.       — Эй, Альфа, — обратился Фейтон к командиру группы, когда они, бесшумными тенями обогнув здание, заняли выжидательную позицию. — Я знаю, что моё присутствие тебе не нравится, но давай договоримся. Моя специализация — ближнеконтактный бой, перестрелки — это по вашей части. В закрытом помещении, набитом сотней заложников, каждый из которых может стать случайной мишенью, от меня будет больше толку, но я надеюсь на прикрытие ваших бластеров. Я ведь могу рассчитывать на него?       — Разумеется. У меня был приказ. — Мужчина не шелохнулся, замерев в полусогнутой стойке — как есть легендарный солдат Джи Ай Джо с витрин детских магазинов.       — Я буду звать тебя Пит, — безапелляционно заявил Фейтон. — Ты ведь не против? — Боковым зрением он уловил, как пара бойцов удивлённо повернули в его сторону головы.       — Это нарушение протокола. У меня есть позывной. — В интонациях мужчины наконец проступило то, чего он добивался — раздражение. Фейтон удовлетворённо хмыкнул: лучше быть в глазах Альфы наглым мальчишкой, навязанным руководством, чем пустым местом. Любая эмоция выгоднее безразличия.       Издалека, с противоположной стороны высотки, донёсся шум, жужжание вертушек квадрокоптеров, а неподвижные до этого лучи прожекторов вильнули. Вот и обещанное представление. В наушнике прозвучал короткий код, дававший команду к действию, и они ринулись вперёд, к арке паркинкового шлюза.       Замки, разблокированные электромагнитным зарядом, клацнули — пневматическая дверь лениво отползла в сторону, открывая тускло освещённый тоннель, уходящий вниз. Фейтон оказался в острие «майконговского» клина, по левую руку от Альфы. В окружающей мертвецкой тишине даже мягкая поступь спецназовских ботинок казалась неимоверно шумной. Через пару минут они вынырнули из широкого коридора — под давяще-низкий купол парковочного поля. По обе стороны от проезжей части выстроилась анфилада опорных колонн, уводившая к лифтам. Альфа махнул рукой вправо, и группа, следуя молчаливому указанию, слаженно, как рыбный косяк, поймавший новое течение, свернула в указанную сторону. Судя по плану, предоставленному Торном, там находилась аварийная лестница.       На узких пролётах им пришлось растянуться цепочкой. Опасный момент — окажись здесь постовой, тяжёлая экипировка солдат, снижавшая манёвренность, не сыграла бы им на руку. Однако пока обстановка складывалась удачно: очевидно, противник решил не распылять силы, сконцентрировавшись на указанных Торном этажах. Лестница обрывалась у простой петельной двери, за которой оказался небольшой светлый холл, отделанный имитацией мрамора. Дальше их движение напоминало Фейтону прятки, где водящим были глаза камер, качавших прямоугольными головами у высоких потолков. К счастью, это здание принадлежало к коммерческим, а не правительственным объектам — система безопасности здесь была примитивной, и на каждом этаже объективы располагались в одних и тех же местах. Обойти их по заданной траектории не составило труда.       На сто сорок восьмом уровне Фейтон уже начал думать, что они доберутся до цели всухую — так и не достав ни разу оружия. «Эй, расслабьтесь», — хотел сказать он, ощущая, что нервные показатели группы растут — точь-в-точь как у стаи волков, чующих приближение добычи. В ту же секунду у контрольных ворот с противоположной стороны холла вспыхнуло голубое свечение. Фейтон нырнув сразу на третий уровень Темноты — в замедлившемся окружающем движении отчётливо проступил клубок электрического заряда, похожий на сигналы нервной системы, но слишком механически-выверенный, чтобы принадлежать человеку. «Боты», — мелькнуло в голове, и он не раздумывая потянулся к поясной кобуре Альфы, оказавшегося ближе всех. Небольшой ручной бластер лёг в ладонь как влитой, метнув короткий залп в боевую машину, пробивая броню вместе со световым клубком материнского ядра и останавливая атаку на полпути.       — Ну и кто кого прикрывает? — возвращая бластер на место, не удержался от замечания Фейтон.       Вместо ответа мужчина выставил мобильный ручной щит, прикрыв его голову от прилетевшего с другой стороны залпа.       — Вопрос исчерпан? — коротко бросил спецназовец, хватая его за шкирку и утягивая за собой под прикрытие колонны.       — А ты, оказывается, неплохой парень, — усмехнулся Фейтон, наблюдая, как из-за углов выползают капсулообразные стальные тела, поворачивая к пришельцам опасно трещащие короткие дула. Помещение озарило сразу два десятка вспышек — воздух заполнил едковатый душок и посыпавшаяся каменная крошка.       — Класс МР-5, — метким выстрелом снимая нацелившегося на него бота, прорычал Альфа. — Огневая мощь не слишком большая, при создании ставка делалась на подвижность. Приставучая дрянь, фиксирует цель видоискателем. Если сядет на хвост — не стряхнёшь. Дельта, Тау, остаётесь здесь! — приказал он двум отстреливающимся бойцам. — Гамма, подготовь световые гранаты. Ускоряемся. Вряд ли пальба десятью уровнями ниже останется никем не замеченной.       Система безопасности в здании оказалась не просто примитивной — дрянной. Иначе как объяснить, что вооружённая банда смогла в вечерний час-пик протащить с собой в офисный центр минимум три десятка боевых машин?       Теперь на каждом новом этаже они предусмотрительно использовали фотонные заряды. Приоткрыв дверь, Гамма с лестничного пролёта швырял в середину холла-близнеца стальную звезду, взрывавшуюся двадцатисекундной вспышкой — этого было достаточно, чтобы под покровом световой волны добраться до двери на следующую лестницу. Ослеплённые, дезориентированные боты, не успевшие запечатлеть мишени, оставались безжизненно покачиваться на полу.       — Кто, блядь, проектировал это здание? — тихо выругался один из солдат — кажется, Эпсилон. — В нормальных высотках ступеньки идут единым отдельным блоком.       — Отставить, — осадил его Альфа. — Мы приближаемся.       Первый человек появился на сто пятьдесят третьем уровне — мужчина в брезентовой пятнистой куртке стоял у автомата с напитками, вытягивая из-под разбитого стекла бутылку газировки. Реакция у боевика была отменной: при появлении чужаков болтавшаяся у него под мышкой винтовка стремительно перекочевала в руки, грохая чередой выстрелов. Мужчина скрылся за глыбой холодильника, прежде чем на него обрушилась ответная атака «майконгов», но одна из пуль всё же успела пропороть ему плечо. Сыпанув горстью ругательств и оценив численное превосходство противника, он бросился к широкому проёму, уходящему в аппендикс коридора в нескольких ярдах от автомата. В судорожно сжатых пальцах мелькнул шипящий прямоугольник рации.       «Не успеешь», — без колебаний определил Фейтон, вытягивая из-под запястного ремня жало стилета. Сталь, пройдя с коротким свистом по идеальному вектору, врезалась в центр затылка мужчины — тот мешком шлёпнулся на пол, проскользив по отполированному покрытию и выпуская затихший от удара передатчик.       — Мне кажется, нам пора определиться с расстановкой сил, — выдёргивая из влажно хрустнувшего черепа лезвие, обратился Фейтон к Альфе.       Тот лишь кивнул, — очевидно, он и сам собирался это сделать: теперь, находясь в границах изополя, можно было использовать биосканер. Спецназовец уже вытянул плоскую серебристую коробку, когда Фейтон положил на его перчатку ладонь.       — Я сделаю это быстрее. Сканеру нужно четыре-пять минут, мне — две, — с нажимом проговорил он, видя, что Альфа колеблется.       — Хорошо, — после заминки ответил мужчина, вероятно не меньше его осознавая, что истекавшее время было сейчас решающим аргументом.       Фейтон заметил, как невзначай переглянулись остальные члены группы.       — Вы уверены, что хотите довериться этому… — не удержался один из бойцов, но остановился на полуслове — то ли устыдившись своего выпада, то ли не находя подходящего слова.       Оба, и Альфа и Фейтон, проигнорировали эту реплику: первый — потому что сейчас было не место проводить дисциплинарные беседы, второй — потому что привык пропускать мимо ушей все эти неозвученные «тварь», «уродец» и «каннибал».       — Давай, — долетела до уже прикрывшего глаза Фейтона команда.       Сканирование биофона сквозь толщу бетонных плит, обшивки, искусственного камня и ещё Иешуа знает чего было похоже на исследование тёмной комнаты — первичная дезориентация, ощупывание окружающих поверхностей невидимыми «руками», тянувшимися от мозговых центров где-то в районе затылка и, наконец, складывание полученных кусков паззла в единую условную картинку. Миновав пустоту незанятого этажа, он натолкнулся на пару десятков пульсирующих светом сгустков; уровнем выше их число возрастало в два раза. Дальше — огромное облако, источавшее скачущие вибрации страха, такие мощные, что Фейтон пошатнулся вперёд, будто издалека ощущая остановившую его от падения опору. Один из биоритмов, находившийся чуть поодаль от основного скопления, был каким-то странным — слишком беспорядочно-размытым для человека. Может, какое-то крупное животное?       Разлепив веки, он встретился взглядом с Альфой — тот взирал на него через неприкрытую щитком прорезь шлема, придерживая за плечи. Фейтон тут же неловко отстранился: близкий контакт слишком напоминал проявление заботы, пусть и формальной, а её он даже от монстра не научился толком принимать.       — Сто пятьдесят пятый этаж, восточное крыло — семнадцать заложников, четыре боевика. Сто пятьдесят шестой этаж, центр, тридцать ярдов от внутренней лифтовой шахты — двадцать девять заложников, шесть боевиков. Сто пятьдесят седьмой — около восьмидесяти заложников, тринадцать боевиков, — перечислил, потирая виски, он.       При подъёме Альфа уже на бегу разделил группу: первые два уровня взяли на себя Дельта, Эпсилон, Каппа и Кси; оставшаяся четвёрка, включая самовольно вызвавшегося Фейтона, — последний, самый проблемный. О странном, непонятной природы сигнале он решил промолчать: в любом случае лучше разобраться с ним самому.       Очередная дверь, очередной холл, образы которых, казалось, будут ещё долго ему сниться, группа преодолела беспрепятственно — но это было финальное, предбоевое затишье.       «Здесь», — просигналил многозначительным взглядом Фейтон перед высоченной, в три человеческих роста, аркой, перегороженной сдвинутыми створками роллетов. Прежде чем Альфа успел отдать следующую команду, они начали разъезжаться. Из ширящегося проёма полетели снаряды. Справа послышался сдавленный вопль — Фейтон дёрнул головой, уходя от пули, пролетевшей в трёх дюймах от виска, и успевая разглядеть, как один из «майконгов» оттаскивает раненого товарища в сторону. Рука того напоминала фарш — в прорехах изодранной в клочья брони виднелось раскуроченная плоть вперемешку с обломками кости.       — Гравидеструкторы! — прокричал сквозь грохот Альфа, кидаясь в сторону от очередного незаметного для глаза завихрения.       Спецназовцы врубили графические фильтры, разукрашивающие невидимое поле, а Фейтон опустился ещё на уровень ниже в Темноту — где смертельные воронки, генерируемые оружием противника, различались куда отчётливее.       Вслед за волной огневой атаки наружу высыпали люди в масках. Один, два, пять — успел зафиксировать Фейтон, когда ему в лицо упёрлось отверстие дула. Сбив основанием ладони не успевший выплюнуть пулю ствол, он высвободил из-под рукавов оба стилета — первое лезвие полоснуло по гортани несостоявшегося стрелка, высекая веер кровавых брызг; разворот — и его стальной двойник встретился с трахеей оказавшегося сзади боевика.       Шальной снаряд сбил сферический канделябр, закреплённый под потолком — исполинских габаритов шар сверзился на пол, чудом оставшись целым, и, взорвавшись фейерверком искр, погрузил окружающее пространство в полумрак. Отлично. В завязавшейся драке Фейтон полностью отключился от визуального восприятия: оно только мешало раскочегаренным запахом крови инстинктам. В Темноте прибывающие противники выглядели распускающимися соцветиями, исторгавшими волны адреналина и зашкаливающую сердечную пульсацию. Скользя сквозь реальность, он ловко срезал их стилетами, роняя подкошенные тела на усыпанный гильзами, растрескавшийся от грави-волн пол. Двенадцать, десять, девять — Фейтон возобновил подсчёт, только теперь идущий на убыль. По спине прошлась приятная волна мурашек — расправляться с этими визжащими ублюдками было как два пальца об асфальт…       Стоп.       Фейтон тряхнул головой, уцепившись за скобу какого-то стеллажа, закрывавшего половину ближайшей стены, и, раскачнувшись, запрыгнул наверх.       Спокойно, только спокойно. Он всего лишь немного перевозбудился — нужно просто вынырнуть на один уровень выше, и порядок.       Темнота на сей раз выпускала неохотно, цепляясь за край всплывающего к реальности сознания. По щеке стекло несколько тяжёлых капель — он вытер её тыльной стороной рукава и быстро опустил руку, чтобы не видеть оставшихся на ткани бурых полос: это зрелище явно не поможет быстрее успокоиться. Вдох, выдох…       В стену на десять дюймов правее его корпуса впечатался грави-залп, оставляя глубокую паутинообразную вмятину.       — Эй, тварь, спускайся сюда! — заорал снизу мужчина в маске, прицеливаясь заново.       — Хер тебе, — возвращая равновесие и готовясь увернуться, процедил Фейтон.       Пять секунд, ему нужно ещё пять секунд, чтобы утихомирить расшалившиеся инстинкты. Рядом спецназовцы — двое из них точно живы, — а дальше, за стеной, толпа заложников. Контроль был необходим, чтобы не задеть кого-то из них.       С нижних этажей доносился глухой шум — очевидно, там тоже разгорелась потасовка, хоть и не такая жаркая. Это было последнее, что успел выдать мозг, перед тем как его накрыла ослепительно-яркая волна. Органы чувств взвыли от болевых сигналов, вмиг достигших критической точки — сознание внезапно стало ясным, как закоротившая микросхема за секунду до сгорания, а потом куда-то поплыло. Стены, потолок, пол, очертания человеческих фигур, качнувшись, перевернулись вверх-тормашками. Дальше была жёсткость искусственного мрамора, от встречи с которой — он успел почувствовать — треснула плечевая кость и сместился грудной отдел позвоночника.       Из горла вырвался бронхиальный кашель: сзади на лёгкие давили встающие на место кости. Оторвав подбородок от груди, Фейтон сквозь полуприкрытые веки оглядел обстановку: ряды столиков-кабинок, кое-где перевёрнутых; разбросанные по полу бумаги с остатками разбитой оргтехники; в отдалении — сидящие вдоль прохода полусогнутые человеческие фигуры. Сам он находился в углу, прислонённый к опорной балке, враставшей в потолок. При дальнейшем осмотре обнаружились и стилеты — они валялись на полу в нескольких жалких ярдах. Противник даже не потрудился убрать оружие подальше, уверенный, что владелец не сможет до него добраться.       «Их наивность, как всегда, развязывает мне руки», — саркастично подумал Фейтон — однако попытку двинуть этими самыми руками, заведёнными за спину, оборвал металлический лязг наручников, резанувших запястья, и странное покалывающее ощущение в пальцах. Какого?       Внезапно обзор загородила пара ног, оканчивавшаяся парой же армейских ботинок. Один из них, оторвавшись от пола, плашмя врезался Фейтону в грудь, вызывая новую порцию кашля.       — Очухалась, тварь?       — Эй! Хозяин сказал, что с него хватит, так что убери оглобли, — раздалось следом возмущённое.       — Да что с ним будет? Видел, что он сделал с Дозером? У него, на хер, голова на одной нитке болтаться осталась! Федералы совсем звезданулись — вербовать на службу выродков… ещё и молокососов…       Пока голоса продолжали переругиваться, Фейтон снова смог поднять голову. Над ним стояли двое мужчин, обезличенных одинаковыми камуфляжными костюмами и масками. Тот, что давил ему на грудь ботинком, наконец опустил ногу, давая вздохнуть в полную силу. «Подожди, сейчас и с твоей башкой разберусь», — недобро сощурился на него Фейтон. Несмотря на непредвиденную помеху, восстановление позвоночника почти завершилось. Треснувшее плечо тоже уже не болело — только район сустава догрызала остаточная тупая боль.       Он покосился в сторону и увидел двух связанных «майконгов». Оба были без сознания, но Альфа выглядел вполне сносно — если повезёт, очнётся через минуту-другую. Чувствуя возвращающиеся силы, Фейтон дёрнул руками, собираясь разорвать браслеты наручников, и тут же стиснул зубы: покалывание в пальцах вернулось, однако на этот раз усиленное в разы — в кожу будто разом впился десяток длинных игл.       — Не выйдет, тварь, — заметив его потуги, прокомментировал один из боевиков. — Думаешь, мы бы оставили тебя только в наручниках? Чувствуешь? Это вольфрамовая проволока толщиной с волос. Она накручена на каждый палец. Дёрнешься — и уже не сможешь сыграть на своём пианино. — Мужчина демонстративно подвигал в воздухе кулаком, изображая дрочку невидимого члена. Даже сквозь маску чувствовалось, что он ухмыляется, довольный своей шуткой. — Отращивать конечности вы вроде бы ещё не научились.       Фейтон ничего не ответил, и мужчина, разозлённый отсутствием реакции пленника, с размаху саданул ему носком берца по челюсти — зубы ответно клацнули, наполняя рот вязкой солёной влагой. Опыт в который раз подтверждал, что молчание — отнюдь не всегда лучшая стратегия.       — Это было больно, — скользнув языком по дёснам, слегка прошепелявил Фейтон. — Но я не обижаюсь. И даже сделаю встречный жест — поделюсь ценной информацией. — Он притянул колени к животу, чтобы при необходимости защититься от нового выпада противника. — Вас киданули, парни. Что бы вы там ни просили — официалы не пойдут на сделку. Так что лучше вам сдаться или попробовать умотать, пока сюда не подогнали аннигиляторную установку.       Теперь настала очередь типа в маске умолкнуть, — очевидно, он раздумывал, принимать ли всерьёз это заявление.       — Блеф, — встрял вместо него напарник. — Аннигилятор — миф, его невозможно применять в атмосфере.       — Ваши сведенья немного устарели.       Боевики переглянулись, обменявшись немыми репликами, характерными для давних приятелей. Негласно принятое решение озвучил первый, тот, которому Фейтон мысленно пообещал оторвать голову.       — Думаешь, мы купимся на твою доверительно-хорошенькую мордашку и проглотим эти байки? — насмешливо проговорил он. — Можешь засунуть их себе в задницу.       Хмыкнув, мужчина вместе с напарником зашагал прочь, к усаженным цепочкой заложникам, — те из них, кто наблюдал за развернувшейся сценой, тут же испуганно уставились обратно в пол. Конечно, ублюдки не проигнорировали его предупреждение и сейчас наверняка направлялись докладывать своему «хозяину».       Дождавшись, пока они отойдут на приличное расстояние, Фейтон снова повернулся к Альфе: кажется, тот действительно начал приходить в себя.       — Эй, — прошептал он вздрогнувшему мужчине. — Ты как?       На спецназовце не было шлема, и Фейтон впервые увидел его лицо — с правильными, грубоватыми чертами, разукрашенными сейчас ссадинами и кровоподтёками. Тёмный, чуть длиннее уставного армейский ёжик в беспорядке топорщился во все стороны. Фейтону нравился этот типаж внешности — без какой-то конкретики, просто некий общий образ. Не жди его дома монстр и не будь они сейчас в середине почти провалившейся операции — можно было бы и подкатить.       — Что это было? — прохрипел мужчина. — Мне показалось, нас накрыло взрывом.       — Похоже на псионную атаку нейробластера. Я не почувствовал никаких физических повреждений.       Реакции Альфы всё ещё сковывала заторможенность — нужно было как-то его расшевелить.       — Пит, а ты симпатичный, — без обиняков выдал Фейтон, демонстрируя очаровательную — если не считать разбитой кровящей губы — улыбку.       — Что? — Спецназовец потряс головой в попытке убедиться, что услышанное — не галлюцинация.       Прекрасно — огорошивающее в развернувшейся обстановке замечание подействовало на него как укол адреналина.       — Говорю, сможешь нормально двигаться, если я освобожу тебя? — как ни в чём не бывало переврал Фейтон.       Мужчина заёрзал, проверяя путы.       — Я-то смогу, — уверенно ответил он, а затем с сомнением кивнул на запястья Фейтона: — Но как ты разберёшься с этим? — Со стороны ему куда лучше была видна проволочная ловушка.       — Это уже моё дело.       Отращивать конечности гемы и правда не умели, — по крайней мере, на тех уровнях Темноты, до которых доходил Фейтон. Но может, если спуститься глубже…       — У нас осталось не больше двадцати минут — и сюда пустят разряд аннигилятора. Так что выбирать особо не из чего.       Выбирать особо не из чего... На мгновение внутрь прокралась апатия — послать всё к дьяволу и позволить чиновникам, умостившим свои задницы в мягких креслах далёкого Сената, стереть это здание с лица земли — вместе с психопатами-боевиками, заложниками, на которых ему, по-хорошему, было плевать. Вместе с ним. И тогда можно будет не проживать больше циклы, разграниченные жирной точкой «12» на любимых часах монстра. Монстр… сегодня должен был готовить ужин. И оставить незапертым окно, откатившись на одну сторону постели — хоть до Фейтона и привык спать один. Странно, что образ широкой, наполовину прикрытой покрывалом спины сознание подкинуло первым: в его жизни был куда более важный человек, которого нельзя было оставить.       К чёрту — надо попробовать. Если он слетит с катушек, Айдан всегда сможет всадить ему в голову заряд чего-нибудь смертельного.       Фейтон глубоко вдохнул, смежив веки и вытягивая из памяти метроном со стола Санжида. Старый тибетец, бежавший с родины от политического преследования и много лет прослуживший у дарга, обучал их с Исайей контролю. «Одно из важнейших правил погружения — чётко помнить, на каком уровне ты находишься. Выбери себе сигнал, по которому будешь отсчитывать их — это могут быть щелчки пальцами, короткий свист, какая-нибудь визуализация. Ну вот хотя бы метронома», — указывая на деревянную пирамидку, сказал как-то он. С тех пор Фейтон раз от раза использовал образ качающейся стрелки с грузиком.       Вдох-выдох, tik-tok. Темнота, совсем недавно так неохотно выпустившая его, легко расступалась — как океаническая толща перед дайвером-глубинником. До него долетали посторонние шумы — нервные раскачивания находящихся на грани истерики заложников, женский голос, шепчущий монотонный речитатив молитвы, всхлипы. Кто-то даже умудрился обделаться, не решившись попроситься в туалет. Наконец Фейтон досчитался до контрольного буйка с отметкой «17».       Дальше он ещё никогда не заходил.       Ладно, не дрейфить. Эта баба сейчас весь «Псалтырь» прочитает — а Фейтон ненавидел религиозные тексты. Справедливо, надо сказать: на очередном синоде церковь вычеркнула гемов из списка прихожан.       Переступить грань, на которую сообщество гемов накладывало категоричное вето, оказалось легче, чем ожидалось. Просто ещё один тик метронома — и тело захватило ощущение нарастающей силы, а сознание — ясности.       Дальше, ещё дальше — пока тяжёлое давление на барабанные перепонки не остановило его напротив буйка с отчётливым «22». Он мог бы продолжать, но для этого требовалось время — а оно ограничивалось теперь уже пятнадцатью минутами.       — Эй, остряк! — выкрикнул как можно громче Фейтон, чтобы привлечь к себе внимание. — Раз уж я не могу сыграть на своём пианино, может, ты подойдёшь и поможешь?       Брови наблюдавшего за ним Альфы поползли вверх.       — Ну-ка повтори, что ты сказал, тварь. — Уловка сработала, и докопавшийся до Фейтона боевик уже приближался к нему с видом, предвещавшим как минимум пару помятых рёбер.       Было страшно — совсем немного. Но не из-за предстоящей боли и даже не из-за риска потерять конечности — он не знал, за сколько те успеют отрасти, если это в принципе возможно. Не так-то просто справиться с ватагой обученных бойцов в буквальном смысле «голыми» руками.       — Что — я неправильно понял твой намёк? — Фейтон вернул наглую усмешку вставшему напротив мужчине, не смутившись вида направленной ему в лоб винтовки. — А, ясно, просто у тебя самого проблемы по этой части.       — Ты… — Кажется, не один он почувствовал, что тип в маске может сорваться — в их сторону уже торопливо направлялась тройка его товарищей.       Пока всё шло как по маслу: чем больше противников одновременно окажутся в пятиярдовом радиусе, тем лучше.       Выдох. Фейтон спокойно наблюдал за нервным импульсом, скатывающимся от бицепса мужчины по плечевой мышце, вдоль лучевой кости — к сгибательному сухожилию пальца, готового вдавить курок.       Как же медленно.       Ещё один выдох — и он рванул руками, переламывая смычку наручников. Проволочное переплетение стянулось узлом, вгрызшись в пальцы, отсекая плоть с лёгкостью ножниц, встретившихся с бумагой. Бо-ольно! Твою мать, он не думал, что будет настолько больно. Темнота дарила чувство превосходства, но не анестезию. Казалось, вся верхняя часть тела онемела, захваченная механической судорогой. Руки сами собой дёрнулись к груди в попытке уйти от новых повреждений — пришлось разгибать их усилием воли, стараясь абстрагироваться от зрелища культей, кровоточащих с размахом Всемирного потопа.       Сбитая локтём винтовка пустила предназначенный ему снаряд в потолок — сверху посыпался камнепад отделки. Подскочив, Фейтон ударом носка в челюсть отправив типа в маске в глубокий нокаут; тут же локтями оттолкнул попытавшиеся схватить его сзади руки, всаживая один из них в печень невидимого атакующего.       — Сдохни! — раздался вопль сбоку, сменившийся какофонией перекрёстных выстрелов.       К ладоням устремился жар — из обрубков пальцев белыми ростками пробивались фаланговые кости, а мышцы на месте срезов вяло шевелились, множа клетки соединительной ткани. Ещё рано.       Ускоренное Темнотой восприятие просигналило о соотношении сил: четыре дееспособных противника, трое вооружены. Фейтон сбил одного из них с ног, толкнув тяжёлый колёсный стул, очень кстати оказавшийся рядом; метнулся к другому, стоявшему ближе всех, и, обогнув траекторию выстрелов, всем весом врезался ему в бок, обрывая огневую атаку и смещая её линию — потерявшие контроль снаряды уложили двух оставшихся боевиков.       В поле зрения попали стилеты, так и валявшиеся на полу. Фейтон снова глянул на свои пальцы: они почти восстановились, только кожа была ещё тонковато-прозрачной, как у младенца, едва покинувшего материнское лоно. Ладно, и так сойдёт.       Подхватив призывно скалящиеся лезвия, он в два прыжка оказался около Альфы, активно дёргавшегося в попытке разодрать наручники.       — Ну как тебе, Пит, моё маленькое выступление? — Фейтон и сам удивился, как не ко времени раззадорено звучит его голос. — Ладно, потом поделишься, — остановил он уже открывшего рот спецназовца и с коротким звяком разъединил браслеты, сковывающие его запястья. — У нас меньше десяти минут, чтобы уложить ещё четверых и выйти на связь с Торном.       Последняя фраза потонула в нарастающем топоте — с другой стороны зала на выручку к поверженным товарищам сбегались остатки террористической группы.       — Идёт, сочиню тебе восхищённую оду позже…       Всё закончилось даже раньше часа икс. Фейтон стоял посреди разрушенного офиса, походившего на декорации съёмок блокбастера о зомби-апокалипсисе, наблюдая за вереницей людей, направляющихся к спасительной табличке «Exit». В здание уже спешили сапёры, посланные обезвредить и утилизировать пульсар с токсичным газом: зеленоватый сорокадюймовый стержень обнаружился в одном из подсобных помещений здесь же. Один из «майконгов», штурмовавших вместе с ними этаж, успел очнуться — на его разбитой голове красовалась экспресс-повязка; за вторым — лишённым грави-полем руки — должны были подойти медики. Остальная часть группы справилась с задачей ещё безболезненнее, отделавшись поверхностными ранениями.       Фейтон прислушивался к новым ощущениям. Какого чёрта? Какого чёрта и дарга, и Санжид, этот старый лис, и вообще весь негласный свод уличных гемовских законов запрещали соваться дальше двадцатого уровня? Да, он чувствовал подступающее голодание, но после потери литра крови и кое-каких частей тела это было естественно. Смачная инъекция первоклассной сывороткой Айдана — и всё будет в норме. Никакой потери контроля или аномальной агрессии. Наоборот, в этот раз во время схватки он был куда собраннее. Отрощенные пальцы стоили переступания стоп-черты. Равно как и сотня с гаком спасённых душ: возможно, они хоть немного компенсируют то число жизней, которые он успел оборвать.       Странный сигнал вернулся, когда спины последних освобождённых скрылись за поворотом к лифту. Фейтон успел забыть о нём и теперь, застигнутый врасплох, подозрительно вертел головой, пытаясь определить, с какой стороны он пришёл.       — Шевелись, — долетело до него понукание Альфы, стоявшего у выхода. — Пульсары штука нестабильная, так что, когда придут сапёры, без маски здесь будет небезопасно.       — Ага, ты иди Пит, я задержусь на минуту, — с отсутствующим взглядом отозвался Фейтон. Со стороны он, должно быть, походил на легавую, вот-вот готовую взять след.       — Эрик.       — Что?       — Моё настоящее имя. Эрик Чалмерс. — По губам мужчины скользнула тень улыбки — насколько это позволяли мысли об искалеченном подчинённом, которому не светила дальнейшая служба. — Не знаю, чем руководствовалось начальство, привлекая к службе гема, но успех сегодняшней операции — во многом твоя заслуга. — Он преодолел разделявшее их расстояние и протянул руку: — Отличная работа, Амати. Если нас когда-нибудь снова забросит в общую бочку дерьма — буду знать, что у меня надёжное прикрытие.       Фейтон смотрел на него, как на идиота, — с вытянутым лицом, чуть приоткрыв рот. Единственным, кто снисходил до похвалы в его адрес, до сего момента был Торн, и то — в присущей ему грубовато-шуточной манере. И сейчас он совершенно не знал, как реагировать — на выставленную в открытом, приветственном жесте ладонь и пристальный взгляд, в котором читалось почти признание. Хотелось просто зажать ладонями уши, отгородившись — как тогда, у поворота на широкий хай-вэй, от женщины, бросившей ему в спину «спасибо». В итоге Фейтон принял рукопожатие с осторожностью калеки, впервые опирающегося на брус реабилитационной дорожки. Ощущать себя почти равным этому достойному, симпатичному мужчине, пусть и на короткие секунды, оказалось приятно.       Резервная рация на груди Эрика зашипела, передавая ошмётки фраз, и ощущение прервалось, оставляя какое-то бальзамное послевкусие.       — Давай недолго, — прикрыв динамик, бросил мужчина, перед тем как включиться в перебиваемый помехами диалог.       — Постараюсь, — пробормотал Фейтон.       Оставшись один, он вернулся к поиску источника сигнала — казалось, тот исходил сразу отовсюду, будто рокот отгремевшего взрыва, доживающего последние секунды в призраках эхо.       Это пойдёт в счёт сверхурочных — за отдельную оплату. Хрустя подошвами по строительному мусору, Фейтон уже представлял, как стрясёт с Айдана пару уроков ган-ката. Или нет, лучше — тайский массаж. В костюме тайской массажистки. Блуза с запахом, свободные штаны-панунг, больше похожие на юбку. Федерал, вечно заключённый в строгие линии костюмов и формы, в этой фантазии выглядел настолько одомашненным, что лицо само собой складывалось в хитрую мину. Фейтон сконцентрировался на своём злорадстве, чтобы отвлечься от нарастающего нехорошего предчувствия.       Наскоро обыскав зальное помещение, он переместился в коридор — тот, из которого пульсация сигнала ощущалась вроде бы отчётливее, — и теперь торопливо шагал в неверном свете ламп вдоль строя дверей, распахивая одну за другой.       Всё-таки это было не животное. Но и не человек и уж тем более не гем — себе подобного Фейтон узнал бы сразу.       Уверен?       Он даже не сразу смог определить, что это — его собственная мысль или вопрос, произнесённый тёмной фигурой, очертившейся на фоне открытого окна очередной коробки кабинета.       — Уверен? — повторила она, и Фейтон невольно отпрянул назад: чувство опасности, балансировавшее до этого между отметками «ОК» и «что-то не так», зашкалило до «С.В.А.Л.И.В.А.Й.» — один в один как за секунду до вырубившей его псионной атаки.       Незнакомец покачнулся сомнамбулой — словно змея, гипнотизирующая жертву перед броском. Фейтон понял, что перед ним гем, только когда тот оказался с ним нос к носу — уместив своё движение в короткие доли секунды, необходимые глазу для моргания. Тело на голом рефлексе отклонилось в сторону, пропуская ещё более проворный кулак противника. По стене, принявшей на себя удар, с треском разошлась сеть глубоких трещин. Глаза Фейтона сами собой округлились: в осыпающихся кусками бетона провалах мелькала сталь несущих перекрытий.       Ладно, ещё неизвестно, чья возьмёт — сегодня его возможности расширились ровно на пять уровней. С лёту переместившись в Темноту, он рванул вперёд, чтобы уйти из контактной зоны атакующего и оценить его за выкроенные секунды.       — Не сегодня, Литтледер. — Подсечка, пришедшаяся по лодыжке, лишила его равновесия — Фейтон кубарем влетел в открытую пасть дверного проёма и, не успев прийти в себя, почувствовал захват на шивороте. Незнакомец оторвал его от пола, удерживая почти на весу.       Что за?.. Противник значительно обгонял его на двадцать втором уровне — это значило, что он ушёл куда глубже. Если так, то…       — Если так, то твоё сегодняшнее везение заканчивается, — вслух продолжил насмешливый голос.       Повернув голову — насколько позволяла неудобная, подвешенная поза, — Фейтон краем глаза разглядел маску. Не такую, как у боевиков — с замысловатыми линиями, сложенными в комично-печальное лицо, она походила на часть дорогого театрального реквизита. Он взмахнул рукой в попытке дотянуться до лица незнакомца.       — Нет-нет, ты сегодня и так всё в достаточной мере испортил, — перехватывая его за запястье, отозвался тот. — Впрочем, только отчасти. Я не ожидал слишком многого ни от Сената, ни от стада тупых наёмников. Но для галочки попытаться стоило.       — Так ты организатор? — прорычал Фейтон, не переставая дёргаться и бесясь от бесплодных попыток вырваться.       — Не задавай риторических вопросов, Литтледер. Это слишком по-человечески.       — Зачем ты устроил этот цирк? Из-за пары сотен миллионов кредиток? — Фейтон говорил без оглядки на последствия: страх перед более сильным противником сейчас ощутимо перевешивало возмущение. — Теракт, организованный гемом, может стать веским поводом, чтобы опять загнать нас в статус бесправных.       — Ты снова задаёшь неправильные вопросы. — Из-под маски раздался вздох. — Деньги? Где бы я смог их потратить? Даже на анархичной Луне есть отделения Ассамблеи финансового контроля. А колонии Марса — это вообще большие деревни. Кредитки там, может, и в почёте, но тратить их особо не на что. Миром давно правит информация — и я всего лишь попросил сенаторов поделиться ею со всеми. Кое-чем о нашем происхождении. В чём ты прав — это действительно могло бы повлиять на статус гемов.       Фейтон слушал это размытое откровение вполуха — сейчас его куда больше занимал нещадно давящий на горло ворот куртки и зажатое в опасно-неестественной позе запястье. Похоже, мужчина вообще не замечал его безуспешных попыток освободиться. А ещё он не читался — совсем. Фейтон не улавливал ничего, кроме уже знакомых размытых мозговых волн и замедленной, чуть ли не анабиозной ритмики тела. Сам же он, напротив, был как на ладони — об этом говорили предыдущие ответы незнакомца — будто тот мог залезть в его голову. Выходит, запрещённые уровни давали и такую возможность?       — Однажды перешедший грань обязательно вернётся за неё снова, — словно подтверждая эту мысль, философски изрёк мужчина. Фейтон щекой почувствовал холодный пластик маски — незнакомец притянул его вплотную и тихо, будто их могли подслушать, проговорил: — Ты найдёшь там кое-что очень интересное, Литтледер. А пока — лети.       Состояние подвешенности резко сменила невесомость — мужчина швырнул его через кабинет, в сторону окна, распахнутого навстречу пустоте. Он взмахнул рукой — но остриё выхваченного стилета успело только царапнуть подоконник. По ушам ударил оглушительный свист ветра, Фейтон вывернулся ужом, обращаясь лицом к мелькающему каскаду зеркальных окон, чувствуя, как в спину с нарастающей силой давит сопротивление воздуха, до тошноты баламутя внутренности. Каждая потерянная секунда на пятьдесят ярдов приближала его к финальной остановке у пенобетона.       Ну уж нет — сдохнуть раскатанным по асфальту блином он не собирался. Приложив максимальную силу, Фейтон метнул лезвие вперёд — по произвольной траектории, лишь бы оно сцепилось хоть с какой-то опорой — и до предела вдавил переключатель обратной тяги на запястных ножнах. Хоть бы получилось… От внезапной остановки вздёрнутая рука отозвалась тупой болью, но он даже ухом не повёл, сосредоточив всё внимание на прерывистом, неверном подъёме. Ножны, тянувшие не предназначенный для них вес, то и дело искрили, и Фейтон застыл натянутой струной, старался вообще не дышать.       А он ещё недоумевал, когда Айдан подарил ему эти стилеты, на кой холодному оружию магнитная тяга, позволявшая разве что сэкономить время при метании лезвий в дальнюю цель.       — Оказывается, монстры и в будущее умеют заглядывать, — неверным языком пробормотал Фейтон, когда его рука наконец прилипла к стилету, застрявшему в углу выступающего карниза. Дороги и более низкие постройки отсюда всё ещё выглядели лентами и квадратами — до земли оставалось чуть меньше половины высоты небоскрёба.       Разбив стекло и ввалившись в тёмную утробу какого-то зала, он прислушался к ощущениям, перебирая биосигналы прибывших — или ещё не успевших покинуть здание — людей. Ничего похожего на незнакомца в маске. Хорошо — потому что сил на ещё один летательно-падательный заход решительно не оставалось. Дыхание зачастило, а во рту царила пустыня Гоби: ему нужна была инъекция.       — Где тебя носило? — с ходу накинулся на него Торн, пробившись сквозь толчею пострадавших, обслуживаемых медиками.       — Проверял кое-что, — туманно ответил Фейтон. — Мне бы укольчик.       — Сейчас организуем, — кивнул капитан, подхватывая его за локоть и утягивая обратно в толпу. — Мне в двух словах уже обрисовали твои геройства. — Торопливость речи выдавала его нервное возбуждение, вызванное тяжёлой ночью и отчётно-рапортной волокитой, которая ещё предстояла. — Я б тебя к награде приставил, но сам понимаешь — начальство покрутит пальцем у виска. Не знал, что вы так можете… ну…       Торн покосился на его ладонь, и Фейтон демонстративно помахал пальцами в воздухе:       — Да, да, они как новенькие.       — Дела, — поражённо ответил мужчина. — О таком, определённо, рассказывают за барным столиком и парой кружек пива. В ближайший выходной я тебя угощаю. Если он когда-нибудь наступит, — устало вздохнув, добавил он.       — Становитесь в очередь, капитан, — послышалось сбоку. Отдав честь, к ним подошёл Эрик — судя по обилию бинтов и пластырей на всех открытых поверхностях тела, уже сбежавший от медиков.       Охренеть — сначала рукопожатие, теперь приглашение посидеть в баре. Ещё немного, и Фейтон бы начал подозревать, что попал в параллельную вселенную, которая не сказать что ему не нравилась. Чудну́ю атмосферу нарушил некстати появившийся Джефферсон. Вообще, было трудно представить ситуацию, когда такой киношно-неприятный тип мог появиться кстати.       — Ничего не имею против поддержания духа товарищества, — он неодобрительно глянул на руку спецназовца, хлопнувшего Фейтона по плечу, — но у меня есть ряд вопросов по поводу вашего поведения на задании, Амати. На каком уровне ЗАС вы находились в каждой его части?       От пытливого взгляда спецагента нервно дёрнулась щека. Он и так чувствовал себя паршиво — только допроса с пристрастием от этой канцелярской крысы не хватало. Сердце аритмично бухало в груди, а губы пересохли настолько, что, казалось, без глотка воды разлепить их будет невозможно.       Эрик нахмурился, а Торн, как всегда, взял роль дипломата.       — Джефферсон, вы не работали в поле, поэтому, видать, не знаете, когда подходить с вопросами. Я сам вам всё расскажу. А вы, лейтенант, отведите пока Амати к медиками.       — Капитан, при всём моём уважении…       Фейтон облегчённо выдохнул, ощущая прилив благодарности к Торну, принявшему на себя удар: не зря тот, дослужившись до высокого звания, продолжал пользоваться уважением как в кругу равных по званию, так и среди рядовых бойцов .       — Пошли. — Эрик дёрнул его за рукав и, оценив уж слишком бледный цвет лица, добавил обеспокоенно: — Порядок? Ты как-то неважно выглядишь.       Фейтон поднял палец вверх:       — Всё тип-то… — и замер на полуслове.       Что-то было не так.       Люди продолжали шастать взад-вперёд, а проблесковые маяки полицейских флайеров — окатывать их красно-синими волнами света. Медики шуршали упаковками перевязочных материалов и звенели ампулами, а укутанные в одеяла пострадавшие — заливались истерическими слезами или тупо пялились перед собой. Во рту царила сушь, а в желудке — пустота. Обычное состояние в преддверии голодания. С которым что-то было не так.       Асфальт будто стал липким — он застыл, не в силах оторвать подошвы от земли. Расшалившееся сердце зачастило с утроенной силой, ударяя тяжёлым молотом по ушам.       — Амати? — еле расслышал он сквозь этот болезненный шум. — Что с тобой?       — Я… н-не… — не узнавая собственный голос, попытался ответить Фейтон, но не смог: в глотку будто плеснули расплавленным свинцом. Тело, утяжелённое иллюзорным весом, потянуло вниз — он шлёпнулся на четвереньки, едва успев подставить ладони, чтобы не прочесать носом асфальт.       Эрик говорил что-то ещё, но его слова распадались на бессмысленные звуки, и Фейтон в молчаливом ужасе понял, что бесконтрольно погружается. Вернее, его погружает.       Назад. Назад. Назад. Он попытался считать, сосредоточившись на образе метронома, но бешено скачущий маятник мигом разъела пелена мрака. Темнота, окутывавшая его, была той же, но одновременно другой — дышащей, жадной и когтистой, как недовольная хищница, внезапно решившая показать нрав.       Пересохший рот наполнился слюной, а к мозгу ринулись болевые сигналы — от позвоночника, запястья, плеча, пальцев, будто облитых бензином и подожжённых. Темнота зализала его раны, но это был лишь аванс, и теперь она вернулась за оплатой, подчиняя сознание древнему инстинкту — жрать. Не синтетическую дерьмосыворотку — а живые, тёпленькие гемопротеины, переполнявшие костяные мешки, окружавшие Фейтона плотным кольцом.       — Бла-бла-бла, — с беспокойством пробулькал что-то один из них. Кажется, его лицо выглядело смутно знакомым, но сейчас это было до лампочки.       Добравшись до цели в один бросок, он вонзил остриё стилета в тонкую оболочку кожи — воздух заполнил солёный запах, отдававший на языке привкусом металлика. Расширив надрез, Фейтон потянулся ртом к живительной влаге, хлынувшей наружу, и, увлёкшись, пропустил тяжёлую оплеуху, прилетевшую в скулу.       Слух улавливал обрывки фраз, в середине которых повторялось одно и то же слово на «а». Он развернулся, хлестнув стилетом грудь костяного мешка номер два, попытавшегося вырубить его ударом в затылок. Воздух оросила новая волна вожделенного запаха с густой примесью адреналина.       Человеческое стадо пришло в движение, бросаясь в стороны с проворством муравьёв, бегущих от открытого огня. Фейтон не удержался от кривой усмешки: до чего тупые и беззащитные существа. Сейчас они здорово напоминали снопы перезрелой пшеницы, налитой живительной смесью протеинов, жиров и микроэлементов. Просто грех не пожать её и утолить голод, верно? Прямое лезвие стилета в его руке изогнулось, принимая форму серпа, будто улыбаясь в ответ на эту мысль.       Он набросился на выбранную из толпы жертву со спины, повалив тело на землю и метя под лопатку.       — Съешь-ка вот это, — неожиданно послышалось сзади.       Шею кольнуло наконечником иглы, и по пронзённой вене вниз потекла… Остатки здравой логики говорили, что это сыворотка, но почему-то в этот момент Фейтон не мог обозначить её другим словом, кроме как белизна. Утоляющий голод эликсир гемопротеинов стремительно растекался по телу, дюйм за дюймом оттесняя недовольно ворчащую Темноту. Всё вокруг смешалось, крутанувшись поджимающей желудок каруселью. Потихоньку обретая ясность сознания, Фейтон старался вдохнуть как можно больше этого белого успокоения, отрешившись от внешних ощущений — как чьи-то пальцы додавливают поршень шприца, вгоняя в него остатки лошадиной дозы лекарства, а затем — уже другие руки — в очередной раз за сегодня сковывают по запястьям-лодыжкам кандалами и куда-то тащат, укладывая на клеёнчатую горизонтальную плоскость.       Из медитативной дрёмы вместо привычной пианинной музыки его выдернули голоса — Торна и ещё один, незнакомый.       — Чёртовы лунатики. Не зря на последних выборах я голосовал за ультра-правовиков, предлагавших организовать для них трудовые лагеря. Под присмотром пушек они принесли бы куда больше пользы.       — Давай не сейчас, — отозвался Торн. — И без тебя тошно.       Фейтон навёл зрительный фокус: судя по тесному пространству и нагромождениям переносной медаппаратуры, он находился в салоне «скорой» — распластавшись вдоль каталки-трансформера. На узкой лавочке справа согнулся в усталой позе Торн, рядом — незнакомый мужчина в болотном плаще. Низкое гудение мотора и тряска говорили о том, что они куда-то едут.       Умиротворяющее забвение, царившее первые секунды в голове, раскололи обрывочные воспоминания — скачущая в безумном ритме стрелка метронома, лезвие, распарывающее тонкую кожу, одуряющий запах…       Поймав холодный, настороженный взгляд Торна, Фейтон едва нашёл силы, чтобы выдавить:       — Эрик… я хотел сказать, лейтенант Чалмерс…       — Живой, — оборвал его капитан. — Но в ближайшие пару месяцев новые задания ему не светят. Ещё одного лейтенанта ты отправил на короткий больничный режим и перевязки груди.       Фейтон уже открыл рот, чтобы как-то выразить затопившее его облегчения, но удержался, ощущая заслон отчуждения — читавшегося в опасливых движениях и рубленых фразах мужчины. Некоторое время они молчали — «болотный плащ» вообще, похоже, старался сымитировать памятник.       — Какого хрена, Амати? — наконец нарушил тишину Торн. — Какого хрена ты полчаса непонятно зачем шатался по зданию? Какого хрена не сказал, что инъекция тебе нужна срочно?       Перебрав все возможные варианты ответов, Фейтон понял, что не может сложить их в членораздельное оправдание. Незнакомца в театральной маске обезвредить не удалось, да и в любом случае рассказывать о нём было чревато теми последствиями, которые он сам же озвучил раньше. По всему выходило, что он просто повёл себя глупо и опрометчиво. Что ж, другого от гема и не ожидалось.       Торн включил беспроводной энцефалограф и провёл дисковидным аппаратом над его головой.       — Хорошо — ты не фонишь, — с каменным лицом резюмировал он. — Ты не задел никого из гражданских, и в общей суматохе мало кто врубился, что происходит. Так что, думаю, мы сможем замять это дело — учитывая твою протекцию. — Торн словно специально сделал ударение на «протекции», подчёркивая, что дело только в ней. — В госпитале возникнет слишком много вопросов, так что, если можешь, — уходи сейчас. — Он расстегнул кандалы и стукнул по кабинной перегородке, сигналя водителю, чтобы тот затормозил.       «Жаль, кэп, мы так никогда и не посидим в баре за кружкой пива», — мелькнула смешная мысль. Смешная, но вот странно — от неё было немного больно. Пора бы уже привыкнуть: эта боль всегда возвращалась, стоило поддаться самообману, что его признали почти равным человеку.       Фейтон неуклюже поднялся с каталки — его пошатывало, как пьяного, но с этим уж точно можно было справиться самому: всё, что угодно, казалось сейчас легче, чем оставаться в одном помещении с Торном, его убегающим взглядом и рукой, которую он ни разу за их поездку не отнял от табельного бластера.       — До встречи, кэп. — Фейтон толкнул дверцы кузова, спрыгивая на тёмный, с блестящими кляксами луж асфальт.       Он бы душу продал за то, чтобы прямо сейчас отправиться домой — к открытому окну, свободной половине кровати и расслабленному изгибу спины монстра, который скоро должен был проснуться: часы-табло на одной из высоток показывали без двадцати пять утра. Но сегодняшний микроцикл, похоже, собирался вместить невместимое: ему ещё предстояло заехать к Исайе. Побоявшись пока лезть даже на первые уровни Темноты, Фейтон направился к ближайшей станции надземного монорельса.       Ему попался состав с прозрачным полом — очень удобно, если ездишь не в час-пик и не любишь пялиться в стены или на других пассажиров. Накинув на голову капюшон, чтобы не светить своим нездоровым цветом лица и подозрительно мрачной миной, он наблюдал, как за аквариумной толщей стекла мелькают косяки городских огней. Прищурившись, можно было представить, что вагон — это и правда длинный батискаф, проходящий над жерлом океанской впадины, на дне которой копошатся стаи глубинных флюоресцирующих рыбин.       — Следующая остановка — «Лунный дворец», — пробубнил диспетчер, и бегущая строка, вмонтированная вдоль поручней, продублировала объявление красными крупнозернистыми буквами. Лунный дворец, Лунный дворец…       Лунатики.       Сказочно-детское слово, обронённое «болотным плащом» в машине «скорой», напомнило о старой записи, которую Фейтон нашёл два месяца назад среди вороха бумаг в кабинете Айдана. Микродиск с загадочной пометкой «Z» прямо-таки просился, чтоб его открыли. Сперва закралась ехидная мысль, что это порнуха, но на гигантском петабайтном пространстве сиротливо ютилась одна-единственная звуковая дорожка. Очевидно, это был протокол какого-то заседания — судя по уровню шума и количеству голосов, закрытого и неофициального. Один из присутствующих объявил дату — почти двухсотлетней давности!        — Доктор, здесь собрались люди военные, поэтому не могли бы вы пока максимально опустить медицинские термины и передать основную суть кратко? — продолжил он, обращаясь к невидимому собеседнику.       — Вы бы ещё теорию суперструн языком дошкольников попросили изложить, — ответил недовольный голос — старый, с характерной для пожилого поколения медлительностью и хрипотцой. Откуда-то с заднего плана раздался короткий смешок. — На чём я остановился?       — Синдром гемоглобулинового дефицита, доктор, — напомнили ему.       — Ну да, ну да. В прессе — да что там, и научные круги грешат этим — закрепилось это название, которое я считаю в корне неверным.       — Хотите сказать, причина болезни не в недостаче у больных белковых составляющих крови?       — Нет, я хочу сказать, что это не болезнь.       — Да, мы читали в вашем отчёте — вы предпочитаете слово «мутация».       — Оно уже ближе к сути, хотя в личных записях я чаще оперирую термином «явление». Я понимаю, что последние события — инцидент в Сингапуре, атака в лондонском метро и беспорядки в правительственной зоне округа Колумбия — повернули общество против гемов…       Кто-то кашлянул:       — Это тоже ваш термин?       — Ну, у меня пока хватает здравомыслия не скатываться до «вампиров» и «кровососов». Вас это смущает?       — Нет, продолжайте.       — Общество настроено против гемов, потому что, как всегда, зациклено на последствиях, игнорируя первопричину. Гем загрызает припозднившегося офисного клерка в переулке или увлечённых друг другом молодых людей на парковой аллее — ужасно, я согласен. Но, помимо этого, он ещё уворачивается от пуль, гнёт хромированные брусья и, сбитый машиной, спокойно встаёт, уходя по своим делам — с проломленной грудиной. Разве это не удивительное явление?       — Никто с вами не спорит, доктор. Именно поэтому мы и пригласили вас сегодня. Чтобы понять первопричину.       — Ответ находится здесь. — Повисла пауза: судя по всему, доктор сделал указательный жест. — Одна из основных характеристик нашего мозга — это нейронная активность, имеющая отчасти электрическую природу. Иначе говоря — мозговые волны. Каждому состоянию человека в течение суток соответствует своя ритмика волн. Альфа-волны мы излучаем, когда спокойны и расслаблены — например, при занятии йогой или прослушивании классической музыки; бета-волны — когда от нас требуется выполнение логических операций, скажем, при работе в офисе за компьютером; гамма-ритм проявляется в состоянии максимального сосредоточения — в стрессовых ситуациях. Во время сна наш мозг отдыхает, но это не значит, что он отключается. Он просто переходит на низкочастотные ритмы с большой амплитудой колебаний — так называемые тета- и дельта-волны. Если отобразить мозговую активность простой графикой, то в состоянии бодрствования она похожа на мелкую частую рябь у поверхности воды, а во сне — на медленные раскачивания огромных подводных масс.       — Это всё очень интересно, но… — нетерпеливо начал один из присутствующих, но доктор не дал ему договорить.       — Когда гемы проявляют свои экстраординарные способности — их мозг излучает волны, характерные для сна. По всей видимости, они могут управлять этим процессом. Я называю это вхождением в Зону аномального сна, ЗАС, или Ги́пнос[5]. У них закрепилось название Темнота.       — То есть они, что же, ходят во сне? Как лунатики? И это даёт им сверхспособности?       — В общем да.       С разных сторон послышались шепотки, но довольно быстро вновь наступила тишина.       — Несмотря на кажущуюся расслабленность, во сне наш мозг более активен, — продолжал доктор, — но немного в другой плоскости: он направлен внутрь себя, к малоизученной области подсознания. Это проявляется, например, в ускоренном восприятии времени: в реальности проходит несколько минут, но во сне они растягиваются на часы. Другой пример — восстановительные процессы: во сне они возрастают в десятки раз. Я сказал, что мозг гемов излучает тета- и дельта-волны, но на самом деле это весьма условное определение. По частоте колебаний они куда ниже, а по амплитуде — выше возможного для человека предела. Притом эти показатели варьируются в зависимости от глубины «сна» — говоря гемовским языком, от уровней Темноты. Пока теоретическими методами вычислено тридцать пять таких фаз. Это даёт повод говорить о совершенно новом типе функционирования мозга и, как следствие, — совершенно другом уровне регуляторных и физических возможностей.       Некоторое время звуковой фон оживляло только тихое шипение: запись делалась на любительский диктофон.       — Доктор, — наконец раздался голос. — Вы считаете, что направленные на мирных граждан вспышки агрессии, характерные для этих существ, — не болезнь, а новая ступенька эволюции?       — Почему бы и нет? — Доктор остановился, словно колеблясь, говорить ли следующую фразу. — Гемам куда больше открыт путь к подсознанию — святая святых человеческой сути. Возможно в чём-то они… больше люди, чем мы с вами.       Внезапно скрипнул отодвигаемый стул.       — Да что вы знаете! — полетели возмущённые выкрики. — Сидите в своей лаборатории, проводите опыты, беседуете — беседуете! — с этими тварями. Моего сына убили посреди толпы, когда он возвращался из колледжа! Выпотрошили! Это вы называете «бо́льшим человеком»?! Если они и имеют отношение к эволюции, то только как её выкидыш, ошибка, которую необходимо срочно устранить!       — Выведите его, — проговорил кто-то негромко. Раздался грохот, шаги нескольких пар обуви, и ругань вспылившего мужчины утонула за хлопнувшими дверями.       — Вы же понимаете, как может отреагировать общественность на такие заявления? — продолжил всё тот же голос.       — Поэтому я говорю это только здесь, — спокойно ответил доктор. — Гемы проявляют в отношении людей агрессию, испытывая недостачу белка в крови. Это происходит, когда они слишком долго и глубоко погружаются в ЗАС: температура их тела повышается до отметки, на которой белки разрушаются. Гем может восстановить их самостоятельно — все, кроме гемопротеина. Поэтому, как и любой нормальный организм во время голодания, их тело инстинктивно ищет источник восполнения. По тому, что я слышал из первых уст, они сами ставят ограничение на погружение в ЗАС — не заходить дальше двадцатого уровня. В противном случае происходят необратимые изменения в мозге.       — Какого характера? — уточнил его собеседник.       — Потеря контроля — чем дальше, тем больше, вплоть до безумия. К сожалению, нам не попадался ни один индивид, дошедший до тридцать пятой фазы, так что конкретнее пока говорить трудно. Всё это остаётся на уровне городских легенд гемовского сообщества.       — Вам известно, что на данный момент идёт разработка некой сыворотки?       — Конечно.       — Каковы в таком случае ваши прогнозы?       — Если обеспечить гемам постоянное восполнение белка, они вполне способны держаться в рамках закона и морали. И даже сотрудничать. На мой взгляд, это важный шаг, чтобы не вступить в конфронтацию, которая, возможно, приведёт наш мир к одному из глубочайших противостояний. — Доктор заговорил куда тише, в его интонациях проступили печальные нотки: — Эволюция — это не отлаженная компьютерная программа. Не всё в ней проходит гладко. Особенно что касается переходных стадий… — Снова наступила короткая пауза. — Знаете, одним из первых существ, выбравшихся из воды на сушу, была двоякодышащая рыба цератод. Она ползала по земле при помощи мясистых конечностей — ещё не ног, но уже не плавников. Казалось бы, неуклюжее, не морское и не сухопутное существо, ползанье которого напоминало борьбу — за выход из устоявшихся природных рамок. Но в итоге оно стало одним из первопроходцев, давших начало миллионам новых жизненных цепочек. Миллионам новых возможностей, включая нас, вставших на вершине гигантских городов, заводов, магистралей и космических кораблей. Я считаю, мы должны помочь первым поколениям гемов пройти этот неуклюжий путь — и, возможно, стать свидетелями их блестящего будущего. Нашего блестящего будущего… — Он умолк — то ли выдохнувшись, то ли не зная, что ещё добавить.       На фоне уже некоторое время повторялся ритмичный звук, и сейчас, в воцарившейся тишине, он слышался куда отчётливее. Металлическое щёлканье, как от постукивания флажка бензиновой зажигалки.       — Спасибо, доктор, мы… — вступил в разговор новый, до этого не подававший голоса собеседник.       На этом запись обрывалась.       Фейтон долго просидел, вертя в руках крошечный прямоугольник микродиска. Новая ступень эволюции — надо же. Мог ли представить этот неизвестный доктор, что спустя почти двести лет ничего не изменится? Что они по-прежнему будут «неуклюже ползти на уже не плавниках, но ещё не ногах» — загнанные в очерченные невидимой границей гетто, неспособные заключить брак со здоровым человеком, заклеймённые треугольной печатью, с которой можно было устроиться только на вредное производство или в низы обслуги?       Странно, что Айдан оставил запись вот так, на столе. Знал же, что Фейтон будет в тот день убираться и наверняка не удержится от того, чтобы прослушать.       Он не стал копировать файл и тем более забирать оригинальный носитель — не сказать, что услышанное было чем-то из ряда вон секретным, но некоторые высказывания доктора были несколько… провокационными. Однако мысли сами собой уже не единожды обращались к ней — как к хэппи-эндовой концовке фильма, в которую не верится, но очень хочется верить.       «Криохранилище», — сообщила бегущая строка.       Фейтон поднялся, скользя между фигурами изрядно прибывших за поездку пассажиров.       Коридоры этого здания всегда казались ему абсурдными своей наигранно-домашней, уютной обстановкой. Мягкий беж отделки вместо казённой мертвенной голубизны, люстры в стиле «флористика», декоративные вьюны, живым ковром ползшие по стенам к самому потолку. Обстановка была призвана успокоить и без того расшатанные нервы посетителей, но слишком явно контрастировала с сущностью этого места, заключённого в стерильно-белых палатах. Здесь, в коконах криокамер, окутанные парами жидкого азота, дожидались очередного прорыва в медицине безнадёжно больные и смертельно раненые.       — Эй, привет, мелкий. — Фейтон провёл рукой по ледяной стеклянной глади и присел на пол у подножия капсулы.       Исайю было не различить, даже если прижаться к ней вплотную: стекло покрывал зеркальный фильтр, да и без него молочный криотуман надёжно скрывал заиндевелую худую фигуру. Но он всё равно каждый раз поворачивался к капсуле спиной. Словно взгляд брата мог достигнуть его сквозь толщу всех перегородок и многомесячного беспамятства.       Многие посетители разговаривали с навещаемыми родственниками — Фейтон не раз слышал тихую речь через приоткрытые двери палат, но вот ему никогда не приходило на ум ни слова. Поэтому он просто сидел примёрзшей сосулькой, мимикрируя с окружающей обстановкой.       Прошло полгода с того треклятущего вечера, но для Фейтона он всё ещё оставался будто вчерашним днём. Ссора по причине, казавшейся с высоты сегодня совершенным пустяком, побег брата из дома дарга и некстати нарисовавшийся отряд сити-хантеров — добровольческий батальон, истреблявший незарегистрированных гемов под негласной эгидой отдельных чиновников. Исайя всегда был хорошим мальчиком — не погружался дальше пятого-шестого уровней, и то лишь в крайних случаях, и Фейтон по-тихому радовался этому: меньше погружений — меньше опасности нарваться на патруль, меньше болючих уколов сыворотки. Но в тот вечер неопытность брата стала для него фатальной. Пуля, выпущенная одним из городских охотников, оцарапала ему череп, повредив височную долю мозга, до того как он успел нырнуть в спасительную глубину Темноты. А дальше… дальше они сделали то, что сделали. Доморощенные вершители справедливости любили покуражиться — поэтому криокамера Исайи и была непрозрачной. И поэтому Фейтон нередко просыпался, чуть не падая с кровати и зажимая себе рот рукой, чтобы не разбудить ором Айдана, если тот спал рядом.       Голова была пустой, но порой в ней мелькали блёклые кадры — почему-то не из ближайшего прошлого, а совсем далёкого, отгороженного многолетней стеной скитаний и борьбы детства. Вот он чётко произносит слова — «птица», «дерево», «снег» — хоть у самого дикция ещё не на высоте, и Исайя повторяет за ним, шепелявя и теряя по пути половину букв; вот ловит за шиворот покачнувшегося братишку, делающего первые нерешительные шаги по брусчатой дорожке за домом; а вот аккуратно подёргивает Исайины крошечные пальцы, перечисляя их названия.       Фейтон протянул вперёд ладонь — ту, которой только что в воспоминаниях держал за руку брата. Ах да, не совсем ту: пальцы теперь были новыми. Внезапно стало по-глупому грустно — будто он потерял ценное детское фото, которых у них с Исайей и так было раз, два и обчёлся. И вслед за этим наконец пришла она — обитательница этой палаты, всегда возвращавшаяся, стоило Фейтону пересечь порог. Вина — за то, что раздул ссору и выпотрошил ублюдочных охотников уже после того, как всё свершилось, — сдавливала виски тесной короной, которую ему предстояло носить до тех пор, пока он не сдохнет или кто-нибудь его не пришьёт.       «Подарите вашим близким долгую жизнь», — зазывали проспекты Криохранилища, но на самом деле это был хоспис — место, где за баснословные суммы хранили тела своих родных люди, неспособные отпускать. Впрочем, шанс, что пациент заведения дождётся мифического прорыва в медицине, существовал — примерно один к десяти тысячам. И Фейтон уверял себя, что именно ради этой мизерной вероятности продолжает кромсать психопатов-экстремистов, получая оплату от Айдана в виде перечислений на банковские счета Криохранилища. Таков был их уговор, после того как он, расправившись с очередной шайкой сити-хантеров и унося ноги от отряда АНБ, влетел в квартиру федерала. Деньги в обмен на послушание и службу. Вполне честный договор, если не считать того, что мотивы мужчины пока оставались для него загадкой.       — Надеюсь, тебе этого достаточно, засранец. — Фейтон демонстративно помахал рукой камере, наблюдавшей за ним с потолка. Юдзу без проблем сможет подключиться к здешней системе слежения, чтобы проверить, выполнил ли он свою часть уговора.       На выходе Фейтон обернулся, ещё раз оглядывая палату. Неудивительно, что после пребывания в ней всякий раз хотелось отряхнуться от невидимого снега: в помещении поддерживалась комфортная температура, но оно всё равно казалось холодным — безупречной белёсостью стен, ледяной мутью стеклянной капсулы, даже цветом датчиков жизнедеятельности, мигавших призрачно-синим. Наверное, из-за этого Фейтон так редко мог собраться с духом, чтобы навестить Исайю: не из-за чувства вины, а потому, что, покидая палату, он как будто бросал брата наедине с его гнетущим ледяным бессмертием.       До утопавшего в вечной зелени тауэр-блока, где располагалась квартира Айдана, он добрался — или лучше сказать, дополз, — когда уже светало. Это было самое тихое и безлюдное время суток в респектабельных районах цивитас: те, кто работал ночью, успели вернуться домой, а ведущие дневной образ жизни только проснулись, приступая к утренним ритуалам сборов. Мимо, зевая и потирая глаза, прошёл какой-то мужчина, ведя на поводке хаунд-ротвейлера. При виде чужака гигантская псина дёрнулась в сторону, обдавая его порцией злобного лая и не реагируя на понукания хозяина заткнуться.       «А ну цыц», — мысленно шыкнул Фейтон, хлестнув зверя тяжёлым взглядом. Тот затих как по нажатию кнопки «мьют» — отвернул голову, прижимаясь к ногам мужчины. Ну вот, монстр опять будет сердиться, что он привлёк лишнее внимание. Хотя сейчас главной проблемой было не это.       Фейтон топтался в нерешительности, задрав голову к терявшейся в утреннем тумане верхушке здания. Угораздило же Айдана поселиться чуть ли не под крышей. Добраться до такой верхотуры снаружи, не погружаясь, было нереально, а коммуникатор, по которому можно было вызвонить федерала, остался валяться кучкой запчастей где-то в недрах освобождённой от боевиков высотки. Оставалось только одно — зайти, как нормальный человек, и позвонить в дверь. Только этим он нарушит правило не светиться перед дежурным в фойе и соседями.       — Ты так напряжённо-громко думаешь, что даже отсюда слышно, — прокомментировал знакомый голос.       Фейтон повернул голову: в стороне от подъездной дороги, на заграждении, отделявшем асфальт от ухоженной лужайки, сидел монстр собственной персоной, выдыхая в стылый воздух струйку вьющегося дыма. Помянешь чёрта, он и появится.       — Чего ждёшь? — Фейтон неторопливо подошёл, плюхнувшись рядом, и выхватил у мужчины почти докуренную сигарету.       — Свои двадцать лет. Вдруг вернутся. — Айдан не дал ему затянуться, шлепком по ладони выбив бычок, отправляя его в короткий полёт до земли. — Можешь подождать со мной: если выгорит — поделюсь с тобой сигаретой.       — Бросай свои секретно-федеральные дела — по тебе Минздрав плачет, — проворчал Фейтон, потирая руку. — Серьёзно, ты бы ещё о контрацепции лекцию прочитал. Думаешь, я никогда не курил?       — Меня не волнует твоё «никогда». Ты не куришь «сейчас», — отрезал Айдан. — А по поводу лекций — кому, как не мне, знать, что ты в этой теме осведомлён.       — Иешуа, это ты так пытаешься острить? — притворно иронично изогнул бровь Фейтон, чтобы скрыть доводящее до колик раздражение. Федерал патологически не вёлся на провокации, и в итоге всегда с хирургической точностью задвигал его на место, напоминая, кто есть кто в их отношениях.       Айдан прищёлкнул зажигалкой, опуская её в карман, и бесцеремонно взъерошил волосы Фейтона, игнорируя его недовольный вид.       — Пошли. У меня сегодня очень много дел.       — Что, прямо вот так покажешься со мной перед соседями? — подстраиваясь под торопливый шаг мужчины, не унимался Фейтон. — А дальше, наверное, познакомишь с родителями. — Он понимал, что это уже перебор: семья Айдана входила в многомильный список закрытых тем, но какое-то ребячески-шкодливое настроение не давало ему остановиться.       Консьерж, оторвавшись от планшета с утренней сводкой новостей, учтиво кивнул им, мастерски скрыв вспыхнувшее недоумение при виде нового лица рядом с федералом. Двери лифта раскрылись с коротким «дзынь», впуская ранних пассажиров в просторную светлую кабину. Айдан словно в рот воды набрал, от чего язык Фейтона начал чесаться ещё больше — вопреки шестому чувству, ненавязчиво намекавшему, что на сей раз он таки нарвётся.       — Слушай, а…       Договорить ему не дали — между закрывающимися створками протиснулась ладонь, заставляя их вновь распахнуться.       — Доброе утро, — с заметным акцентом поздоровался зашедший.       «А он, похоже, и правда европеец», — узнав «Бернара», усатого любителя классики, отметил про себя Фейтон, прыснув в ворот куртки. Будет забавно, если сосед окажется ещё и всамделишным маньяком.       Только оказавшись внутри квартиры, он почувствовал, насколько устал: будто с конца операции работал на резервном генераторе и сейчас кто-то одним нажатием рубильника обесточил тело. Болезненно-игривое настроение, успевшее поубавиться за время вынужденного молчания в лифте, сейчас и вовсе пропало; хотелось только добраться до кровати и проспать минимум десяток часов. Ножны со стилетами полетели на диван, туда же отправилась куртка — Фейтон нарочно снял их в такой последовательности, чтобы прикрыть оружие: сейчас смотреть на него было тошно.       — Стой, — перехватил его в дверях спальни Айдан. — Поешь сначала.       — Я не голоден. — Фейтон попытался обойти его, но безуспешно — мужчина только одарил его взглядом, недвусмысленно намекавшим, что его это мало волнует.       Расхожая фраза «Аппетит приходит во время еды» далеко не всегда соответствовала действительности, но говяжий стейк, поначалу не вызвавший энтузиазма, с каждым укусом всё приятнее и приятнее опускался в желудок. Он методично перебирал вилкой цветную мозаику гарнира из моркови и зелёного горошка, окружавшую сочный, слабопрожаренный кусок мяса. Прямо гемоглобиновый завтрак для чемпиона. Айдан любил сильную, до золотисто-коричневой корочки прожарку и не особо жаловал овощи — выходит, готовил специально для него.       — Торн уже сообщил мне о твоём сегодняшнем выбрыке, — будничным тоном сообщил мужчина, отставляя допитую чашку кофе.       Очередная порция стейка застряла где-то посередине пищевода и с заминкой поползла дальше — куда неохотнее.       — Какое-то время ты не будешь участвовать в операциях.       — Ясно. — Фейтон попытался скопировать будничность интонаций федерала. — Я ещё коммуникатор потерял, — добавил он, поворачивая голову набок. — Давай только в этот раз ты вломишь мне справа — глядишь, и носовая перегородка на место встанет.       — Не ёрничай, — пока спокойно предупредил Айдан. — Лучше расскажи, чем ты занимался в одиночестве, пока спецназ выводил заложников. И не думай, что отделаешься от меня, как от Торна, туманными фразами.       Вот опять — опять это ощущение, будто его, привязанного, просвечивают сканером, разбирая на составляющие чуть ли не по клетке. Фейтон сложил вилку и нож — по правилам этикета, параллельно друг другу. Это был уже неосознанный жест, вбитый в подкорку тихим замечанием федерала в один из их визитов в ресторан премиум-класса.       — Мне показалось, что в здании есть кто-то ещё, — шумно отодвинув стул, без колебаний ответил он, открыто глядя на мужчину. — Это оказалась большая собака — ума не приложу, как она туда попала. Может, сбежала с поста охраны.       Фейтон уже развернулся, чтобы уйти, пресекая дальнейшие расспросы, но Айдан, неуловимым образом очутившийся совсем рядом, обхватил его поперёк живота.       — Молодец, вампирёныш — умеешь не отводить глаза, когда врёшь. — Он говорил так же бесстрастно, но сила его захвата шла вразрез с этим показным спокойствием. — Только ты перестарался: слишком пристальный взгляд — ещё более явный признак лжи.       — О чём ты? — Фейтон попытался вывернуться — пока достаточно несерьёзно, чтобы в итоге всё можно было свести под шутку.       — Я даю тебе лучшую сыворотку, которой на данный момент располагает медицина. Это опытный образец, который даже на производство не пустили — из-за дороговизны. Её должно хватать очень надолго. — Второй рукой федерал вцепился ему в предплечье, посылая вдоль позвоночника ответную волну мурашек. — До какого уровня ты погружался и зачем?       Фейтон сцепил зубы, с усилием процедив:       — Давай обсудим это потом.       От выходящего из себя Айдана веяло опасностью, но ещё больше его волновала ярость, отзывавшаяся нарастающим стуком в висках. Она всегда возвращалась в моменты вынужденного бессилия, но сейчас своим ломовым напором грозила прорваться через невидимый барьер — прямиком к точке невозврата.       — Потом мы можем обсудить погоду, вампирёныш. Или колебания валютного курса. — Мужчина крутанул его — лицом к себе, захватывая второе предплечье и встряхивая: — Я задал тебе прямой вопрос.       — А я даю тебе прямой ответ. — Фейтон опустил голову и упёрся руками в грудь Айдана, принимая упрямую, оборонительную позу. — Иди к чёрту.       Пусть идёт к чёрту, пусть все идут к чёрту — со своими замашками дрессировщика, приказами, требованиями и ультиматумами. Лимит его терпения на сегодня исчерпан.       — Ты погружался дальше двадцатого уровня? — Айдан снова встряхнул Фейтона, на этот раз сильнее, игнорируя его набыченный вид и давая понять, что не отстанет, пока не получит ответ.       Tik-tok — отозвались ретро-часы, заглядывавшие через дверной проём гостиной в кухню. Tik-tok — скоро настанет новая ночь, никуда ты от неё не денешься. Надо будет снова кого-то жалеть, а к кому-то проявлять безжалостность. И бродить по тёмным крышам, потому что светлое время — для тех, кому рекламщики предлагают спа-услуги и восточные деликатесы. А для таких, как ты, есть только стена отчуждения и темнота, эта древняя сука, выползающая вслед за умирающим закатом. Tik-tok. Как же всё достало, достало, достало… Это «достало» по капле переполняло внутренний резервуар терпения, а Айдан своей непрошибаемой настойчивостью словно намеренно разбалтывал его, норовя перевернуть.       И ему это, как всегда, удалось. Достигнув точки кипения, ослеплённый бурлящей пеленой, Фейтон сумел вырваться и вместо того, чтобы отпрянуть, бросился вперёд. На секунду его самого испугало, какая абсолютная ненависть была вложена в этот рывок, но остановиться он уже не смог: инерция броска не позволила. Воображение убегало вперёд, подбрасывая картины, как он опрокидывает федерала и впивается зубами в какое-нибудь мягкое, уязвимое место. Сейчас это казалось единственным способом, чтобы остудить обжигающий изнутри гнев — и плевать на последствия…       — Ответ неверный.       Фейтон пропустил переломный момент, опомнившись, только когда Айдан повалил его на пол — просто толкнув всем корпусом, рухнув следом и придавливая сверху.       — Хотя всё и так понятно.       — Отвали! — Он хотел вскочить, но вес мужчины, почти вдвое больше его собственного, превратил эту попытку в нелепое дёрганье конечностями. Ещё некоторое время Фейтон продолжал сопротивляться, пыхтя от напряжения, пока не выбился из сил, замерев в злобном ожидании хищника, схваченного за загривок, — пусть только противник на мгновение потеряет бдительность, и он воспользуется шансом.       — Успокоился? — Айдан всё ещё сжимал его запястья, пригвоздив их к полу, но уже не так сильно. Впрочем, стоило немного пошевелиться, как хватка вновь окрепла.       Как ему это удавалось? Даже вне Темноты Фейтон не раз одолевал куда более физически сильных противников: Маленький Рагнарёк был отличной тренировочной площадкой, а головорезы, не гнушавшиеся грязными приёмами и нарушением правила «лежачего не добивают», — лучшими учителями. Айдан же всегда оказывался впереди на одну подсечку или выпад. С лёгкостью можно было представить, как под его кожей вместо сухожилий проходят жужжащие пневматические соединения, а по искусственным сосудам бежит масло — если бы она не была такой тёплой.       Фейтон, тяжело дыша, скрестил с федералом взгляды: серая радужка, чёрный зрачок, в глубине которого застыло ожидание — «Что ты будешь делать дальше?». Стопроцентный человеческий взгляд, хоть и слишком холодный для нормального человека.       Айдан сдвинул колено — теперь оно упиралось между ног Фейтона, делая его позу ещё более беспомощной. Желание сопротивляться гасло с шипением залитого водой костровища, уступая место другому, более томному жару. Похоже, не он один почувствовал эту перемену, потому что Айдан внезапно наклонился и укусил его за губу, заставляя раскрыть рот, смешивая их дыхания в грубом поцелуе. Краем сознания Фейтон понимал, что его руки теперь свободны — ладони федерала были заняты почти-разрыванием пуговиц на его рубашке, — но ему слишком сильно хотелось сейчас того же, чтобы атаковать ослабившего бдительность мужчину. Трясущимися, как у наркомана в ломке, пальцами он потянулись к ремню Айдана.       — Эй, полегче, вампирёныш, — раздался смешок, когда он в попытке быстрее справиться с пряжкой оцарапался о наконечник стального язычка. — Давай полечу тебе бо-бо.       — А? — ошалело выдавил Фейтон, глядя, как его пострадавший палец обхватывают губы федерала. От ощущения языка, проходящегося по чувствительной подушечке, низ живота опасно поджался — он судорожно отнял руку от лица мужчины: не хватало кончить от этого недоминета.       — Не хочешь прелюдии? — Улыбка Айдана стала ещё хитрее, намекая, что он, по обыкновению, сделает всё наоборот.       Если в элитарной академии для федералов был курс по сбору информации, то Айдан однозначно в нём преуспел: его язык с лёгкостью находил самые чувствительные точки, а руки то ласкали, доводя до исступления, то останавливались, не давая получить разрядку. Движения мужчины казались хаотичными, но он с неизменной точностью улавливал момент, когда Фейтон начинал содрогаться в подступающем оргазме, плотным кольцом сжимая основание члена и оставляя его задыхаться, выгибаясь так, что, казалось, ещё чуть-чуть, и он сам себе сломает позвоночник. Перед закатившимися, в поволоке глазами метнулись огни — наверное, от светильников, свисавших с потолка.       Если ничего не сделать прямо сейчас, то он просто потеряет сознание и даст лишний повод для подколов на тему своей «подростковой чувствительности» и «несдержанности». Перетерпев очередной приступ дрожи вперемешку с ухнувшим вниз приливом жара, Фейтон поднялся на локтях и, стряхнув болтавшиеся на одной лодыжке штаны, выскользнул из-под мужчины, уперевшись спиной в стол.       С глаз сошло пару слоёв пелены, и они наконец смогли более-менее чётко различить федерала. Фейтон с долей удовлетворения отметил его расхристанный вид: тяжёлое, почти как у него, дыхание, едва заметно ходящие желваки и эрекцию, выпиравшую под полурасстёгнутым ремнём. Вот что за человек — видно, что хочет засадить ему прямо здесь и сейчас, и всё равно продолжает неподвижно сидеть, склонив голову и созерцая его бесстыдно-откровенную позу с видом независимого арт-критика.       — Тебе пригласительный написать? — подтянув к себе колени и раздвигая ноги, сердито прохрипел Фейтон.       — Зачем? — Айдан словно ожидал от него подобной фразы — вроде бы гордо-саркастичной, но не отличимой от просьбы, учитывая нетерпеливые, надсадные интонации, с которыми она была брошена. — Если у меня есть абонемент.       Он в пару движений расправился с многострадальным ремнём и, подобравшись к Фейтону, подхватил его под колени, приподнимая и насаживая на себя. Разработанное двумя пальцами отверстие сперва неохотно принимало немаленький размер мужчины — Фейтон невольно зашипел, пытаясь расслабиться, отводя напряжение в поджимающиеся пальцы ног.       Часы, теперь действительно видные ему через дверной проём, качались вверх-вниз, тикая в такт неторопливым, мощным движениям Айдана — тихо и спокойно, как и положено самым обычным старым часам, а не какому-то там глобальному таймеру. Впрочем, это созвучие продлилось недолго: вскоре их ритм начал отставать от более частых, укорачивающихся рывков мужчины. Фейтон, скользя взмокшей спиной по перегородке стола, так увлёкся, насаживаясь ему навстречу, что почти не заметил, как стукнулся головой о выпирающую сверху ручку ящика — раз, другой, — пока Айдан не остановился, неуклюже разворачиваясь и меняя их местами.       Сквозь навалившийся приступ оргазма, расходящегося цветными кругами перед глазами, Фейтон почувствовал поцелуй в затылок. Повернув голову, он нашёл губы мужчины, продляя удовольствие от одновременного ощущения чужого языка во рту и растекающегося внутри горячего семени. Тело продолжало конвульсивно вздрагивать, даже когда Айдан вышел из него, поэтому несколько минут он просто сидел у мужчины на коленях, положив руки на ладони, поглаживавшие его перепачканный, липкий живот.       Может, дело было в этом. Может, сверхъестественная способность федерала быть на шаг впереди заключалась в том, что Фейтон хотел, чтобы кто-то мог останавливать и усмирять. Не его, а того, кто стоял сзади. Он всегда присутствовал где-то за спиной — с каждым уровнем погружения проявляясь всё отчётливее, точно фотокарточка, макаемая в раствор проявителя. Сегодня, когда Фейтон напал на лейтенанта Чалмерса, — особенно. Темнота была хищницей, с которой нужно уметь обращаться, и теперь он узнал ещё одно её неприглядное лицо. Но тот, кто стоял сзади, имел совершенно другую природу, от которой пробирал мороз и волосы становились дыбом — Фейтон не был уверен, что когда-нибудь найдёт в себе силы обернуться и посмотреть ему в глаза. Но если это всё же однажды случится… может, Айдан сможет остановить его? Монстр ведь способен остановить монстра?       Фейтон поёжился.       — Тебе холодно? — Мужчина по-своему истолковал этот жест.       Глаза заволокла пелена — на этот раз влажная, подозрительно напоминающая слёзы. Очень редко, после особенно напряжённых дней и такой вот крышесносящей разрядки, подобное случалось — к огромному стыду Фейтона. Возможно, самую малость этому способствовали незатейливые проявления заботы от федерала.       Ещё балансируя на тонком мостике интимности, пролёгшем между ними, Фейтон неожиданно для себя тихо спросил:       — Каково это… быть человеком? — и затаил дыхание — уже жалея о сказанном.       Руки, сложенные на его животе, остановились: Айдан замер, собираясь с мыслями — или просто не желая отвечать. Но даже пока не озвученные им слова отчего-то казались заочно важными.       — Иметь сорок шесть хромосом, модульный мозг, большой палец, противопоставленный четырём остальным. Состоять на шестьдесят процентов из воды, — в конце концов перечислил он, потрепав Фейтона по голове и безвозвратно портя момент.       Странно, но несерьёзный ответ федерала не разочаровал его, скорее, наоборот, заставил свободно выдохнуть — как если бы он решился открыть конверт с датой своей смерти, а тот в итоге оказался пустым.       — А как же наличие одной головы и парных конечностей?       — Ну, они присущи не только человеку. — Айдан завозился, поднимаясь. — Иди в душ греться, раз замёрз.       — Не хочешь донести меня? — принимая вертикальное положение и морщась от хоть и приятной, но несвоевременной слабости в ногах, предложил Фейтон. — Шутка, — тут же добавил он, глядя, как мужчина наклоняется, собираясь на полном серьёзе поднять его. — Я позволю таскать себя, только когда «Ковчег-1» вернётся на Землю. Или расколется Луна.       — Боюсь, мне тогда будет не до таскания тебя, — оправляя одежду, хмыкнул Айдан.       — Вот и отлично.       — Топай уже: надоело наблюдать твои синюшные прелести. И теперь я конкретно опаздываю.       «Мне не холодно», — хотел ответить Фейтон, но в итоге махнул рукой: связавший их мостик уже обрушился до следующего незапланированного траха, так что кому какое дело.       Он лежал почти двадцать минут, а сон всё никак не приходил. Обмытое, распарившееся в воде тело более чем настроилось на отдых, но на душе скреблось что-то гаденькое, не дававшее впасть в долгожданную отключку. Что-то, от чего на глаза опять напрашивалась влага. Неприятные, тяжёлые чувства, еженощно приходившие к нему, отступали утром — но на их место прийти было нечему, и в это время острее всего ощущалось, что под его бронёй живут только пустота и одиночество.       Фейтон подтянул колени к груди, укутавшись в тонкое одеяло с головой, — как в кокон. От ткани исходил тонкий запах Айдана, и можно было представить, что сзади его обнимает монстр, подложив под голову вместо подушки огромные лапы и накрыв сверху хвостом. Осеннее солнце просачивалось сквозь приоткрытые жалюзи, бросало на пол полосы блекло-розового цвета и, доползая до простыней, останавливалось на его лице, вгоняя наконец в вязкую дрёму своим воображаемым теплом. Когда он почти отдался на её волю, в одеяле тоже словно заработал дополнительный подогрев — Фейтон встрепенулся, разлепив веки.       — Ты же опаздывал, — удивлённо воззрился он на прилёгшего рядом Айдана.       — Я полгода работаю семь дней в неделю. Так что несколько часов отгула могу себе позволить, — отозвался тот, раскручивая одеяльный кокон Фейтона и вновь заворачивая — уже вместе с собой. — Ты чем-то недоволен?       — Нет.       Даже под страхом нейронной пытки он бы не признался, что возвращение мужчины вызвало в нём волну облегчения — тем более что это никак не мешало втихомолку блаженно окунаться в уютность чьего-то присутствия.       — Ты не знаешь, что может значить слово «литтледер»? — спросил он, вспомнив странное обращение гема в маске.       — Хм-м, если отбросить твоё ужасное произношение, то это скорее два слова на норвежском: маленький лидер. Или маленький вождь. У тебя сегодня марафон странных вопросов?       — Да нет, просто вычитал в каком-то блоге, вот и стало интересно, — ответил Фейтон и тут же, чтобы отвести внимание от своего вранья, перевёл тему: — А ты просто ходячая энциклопедия.       — Я просто много учился. То есть делал то, к чему тебя за уши не притянешь. Спи уже, — приказным тоном отрезал Айдан, выпутывая из одеяла ладонь и накрывая его глаза.       Засыпая, Фейтон сквозь прищуренные веки лениво рассматривал руку мужчины — замысловатые линии, по которым уличный хиромант мог расписать твою жизнь на «дцать» лет вперёд, гладкие, стёртые от отпечатков кончики пальцев, браслет ремешка мини-коммуникатора, из-под которого на него ответно глядело Всевидящее Око, казавшееся сейчас печальным и немного усталым. Будто оно не столько заботилось грешками Фейтона, сколько молчаливо приглядывало за ним с вершины мировой пирамиды силы и власти.       — Я не шутил по поводу хромосом и противопоставленного пальца, Фейт, — пробился к нему сквозь закрывающиеся ворота Морфея голос. — Эти признаки априори делают нас людьми, но и только. Думаю, гораздо важнее не кем, а каким ты себя ощущаешь. А это уже вопрос сознательного выбора, а не анатомии.       Надо же, всегда математически логичного Айдана пробило на философию общих ценностей. Мысль поддеть федерала по этому поводу задавила всеобъемлющая лень. Да и слишком приятно вписалось в его тираду сокращённое «Фейт», такое близкое по смыслу к «надежде»[6]. Он прожил уже столько однообразных циклов, наполненных болью облегчением и снова болью, что порой забывал: надежда тоже имела свойство возвращаться. Пока что — всегда. ____________________ [1] Ган-ката — боевое искусство, придуманное сценаристом и режиссёром Куртом Уиммером и использованное в его фильме «Эквилибриум». Техника ган-ката основана на том, что позиции участников перестрелки и траектории их огня являются статистически предсказуемыми. Вследствие этого один человек, обученный ган-ката и знающий ряд стандартных приемов для различного расположения противников, может противостоять целой группе стрелков, зная их места расположения и стрелять, не целясь. [2] Цивитас — гражданская община древнего Рима. Здесь — город-государство с широкой автономией, включающий Йоркскую метрополию с центром в Нью-Йорке и прилегающую к ней территорию бывших штатов Мэн, Нью-Гэмпшир, Вермонт, Пенсильвания и частично канадского Квебека и Онтарио. [3] Дарга — (от монг. «голова») — высшая ступенька в иерархии преступного клана гемов. [4] ЦНС (сокр.) — центральная нервная система. [5] Ги́пнос — в древнегреческой мифологии персонификация сна, божество сна, сын Никты и Эреба. [6] Фейт (Faith) — c английского переводится как «вера».