Вот так

— Это такой вид спорта: влюбить в себя шлюху? — спросил Гайка. Стриж продолжал тупо глядеть в окно, будто не слышал. Сигарета у него в пальцах вхолостую дотлела почти до середины, и это раздражало — непонятно чем, может быть, переводом добра попусту, сам-то Гайка не курил. Он уже хотел напомнить Стрижу о сигарете, но тот наконец поднес ее ко рту, глубоко затянулся, на секунду прикрыв глаза, а потом выпустил дым длинной струей сквозь сжатые губы. — А ты шлюха? По стеклу извивами сползали капли. В дождевой хмари силуэты на бетонной дорожке — отсюда было не разобрать чьи — расползались, как кляксы акварели на мокрой бумаге. На самом деле Стриж хотел спросить: "А есть шанс?" Но вышло как обычно. А ведь тут была даже не девчонка. С девчонками он всегда терялся, никогда их не понимал, кроме разве что Зизки, — и то через раз. Но на нормальную девчонку Зиза была не очень похожа. Так, недоразумение. Гайка неуловимо напоминал ее — не то интонацией, не то царапинами на руках. С другой стороны, подумал Стриж, хорошо, что не спросил, как хотелось. Честный ответ его вряд ли порадовал бы. — Ну, считается, — дернул плечом Гайка. По взгляду Стрижа стало понятно, что вопрос свой он сразу же забыл. Иногда Гайке казалось, что задает их установленный внутри Стрижа бот, позволяющий ему не отрываться от мыслей, сложных и далеких отсюда. Ответ Стрижа всегда как будто удивлял. Стриж был страшный, если подумать. Страшнее многих здесь, от кого Гайка хотя бы знал, чего ждать. Нюха один раз сказал: вот так молчит-молчит, а потом как саданет тебя бритвасом по горлу — и пизда. Может, — согласился с ним Гайка про себя, а вслух сказал: и что, предлагаешь мне его послать? Но это если думать, а так Гайка слать Стрижа все равно бы не стал. Не потому что тот его не ебал — ебал бы, было бы спокойней, — а потому что при нем можно было говорить: Стриж все равно не слушал. Можно было не вжимать голову в плечи, не пялиться в засранный пол, не стараться слиться со стенкой. Разрез от уха до уха не худшее, что может произойти с человеком. Гайка вздохнул. Даже сквозь грязное окно было видно, как на глубокой бурой луже у входа появляются и лопаются пузыри. Там, в другой жизни, это что-то говорило о дожде: то ли что он скоро закончится, то ли что затянется надолго — Стриж не помнил. Сейчас для него это знание не имело никакого смысла: какая разница. — Была у меня одна... — зачем-то сказал он. — Тоже всё вздыхала. Он вспомнил Зизу: ее обветренные до красноты пальцы с обкусанными ногтями, короткие рукава единственной кофты, которые она то и дело натягивала на крупные запястья с выступающей костью, ее рваные колготки, обляпанную в любую погоду обувь — где она находила столько грязи летом? — ее "ну мне пора, что ли"... Тоже скучала. Стриж всерьез задумался, может ли считать, что Зизка у него "была", если по-взрослому, полноценно между ними так ничего и не случилось. К ней не выстраивались в очередь желающие, в сущности, кроме него, она никого особо не интересовала. Был ли у нее выбор? И как бы оно все сложилось, если бы был? "Не усложняй, Стригунов, — говорила в таких случаях Май-Михална и устало хмурилась, — доусложняешься". "А все просто?" — спросил он как-то. "Достаточно сложно, чтобы запутывать еще". Трахнуть Гайку желающих хватало с избытком, с минуты на минуту могли требовательно постучать в дверь, — а выходило, что и у Гайки нет вариантов, как только терпеть его и вздыхать. Стриж усмехнулся. — Может, я все-таки тебе отсосу? — тоскливо предложил Гайка. Он покачал головой. — Не надо. Улыбка у Стрижа была крипотной, как будто ее криво вырезали из бумаги и приклеили ему на лицо. А главное, появлялась она внезапно и без всякой причины. Вот только что вроде Стриж подвисал весь в себе мрачнее тучи, а потом раз — Гайка поднимал голову и натыкался на нее. Сейчас-то он почти привык, а поначалу откладывал кирпичей. Он долго считал, что Стрижа приземлили по двести двадцать восьмой, и то, что потом оказалось: нет — напрягало еще больше. Нюха Стрижа не любил, говорил Гайке: вот заметь, с этим мертвяком никто не общается — значит, знают точно, дыма без огня не бывает. Стрижа и правда сторонились, не трогали, он почти всегда был один. Или вот как сейчас — с ним. — А что за книжка у тебя? Гайка сам бы не смог объяснить, почему не боится лезть к нему с вопросами, тогда как с остальными скорее язык бы себе отрезал. — Говорят, ты вальнул кого-то, — ляпнул он в один из первых разов, тогда он еще ждал, что Стриж его все-таки трахнет. — А тело так грамотно прикопал, что не нашли. Врут? — Кто говорит? Стриж никогда не злился на вопросы. Он на них не отвечал. — Да все. — Я по сто тринадцатой здесь. — Ну это-то я знаю. Когда Стриж улыбался, Гайка вспоминал про его сто тринадцатую, и состояние аффекта не шло у него из головы. Иногда он прямо видел, будто в кино, как Стриж кого-то пиздит — холодно, размеренно, до смерти, с такой же жутенькой ухмылкой — и от этой картинки крутило живот. Временами, на минуту-другую Стриж забывался и чувствовал себя так, словно ничего не изменилось, словно они с Зизкой просто сменили дислокацию и зависали теперь в какой-то вонючей дыре: что такого, им обоим обычно было все равно, где. Гайкины руки с обгрызенными до мяса ногтями так сбивали или голос — вечно простуженная Зизка тоже хрипела, шмыгала носом, так же покашливала, перед тем как спросить что-нибудь ни о чем, в пустоту, — кто знал. От того, насколько с Гайкой было спокойно и легко, от странной тяги к нему Стрижу становилось не по себе. Это предательство — или нет? Случилось ли между ним и Зизой то, что в принципе можно предать? "Ты вообще что за хуй? Ейный ебарь?" — спросил его рыжий, когда он пришел в интернат. Рыжий был напуган до белых глаз — не Стрижом, страхом был пропитан в комнате воздух. Второй, чернявый, сообразил быстрее: "Я не знал... мы не хотели... случайно, — он по-детски захныкал, и губы у него задрожали. — Она была жива, когда мы ушли". Порой Стриж думал о том, как сложилось бы все, если б рыжий его тогда не спросил. Как сложилось бы все, если б Стриж мог ответить: да. Он затушил окурок о кафель и швырнул в приоткрытую форточку. Рыжий оставался жив, когда на крики и шум сбежалась половина корпуса. Он был цел и невредим, когда Стриж спускался с крыльца интерната. — Сунь Цзы, — сказал Стриж. Гайка вздрогнул и округлил глаза. — А? — Ты спросил про книгу. Сунь Цзы. "Искусство войны". — Я думал, ты не расслышал. — Расслышал, — пожал плечами Стриж и добавил: — Не бойся меня. Не надо. Так говорили многие. Гайка всем дежурно врал, что не боится, но сейчас с языка чуть не соскочило: "ты тоже". Это была плохая шутка, и он промолчал. Одно было хорошо точно: пока он торчал со Стрижом, их никто не дергал. Не барабанили нетерпеливо, не орали всякую хрень, не предлагали разложить его в два ствола. Поначалу Гайка жалел о том, что со Стрижом в этом деле тупик. Был бы шанс зацепиться, прилипнуть — а вдруг бы и Гайку стали обходить, как прокаженного, чем черт не шутит, — мечта. А сейчас... Сейчас Гайка даже не знал. И когда так в голове перещелкнуло, не помнил. Мечта мечтой, но всего того, к чему он тут притерпелся с другими, со Стрижом он представить себе не мог — никак. Хоть и пытался — в последнее время все чаще. Сунь-цзы, повторил про себя Гайка ошалело, сунь-цзы. С Нюхой, считавшим Стрижа ебанутым наглухо, он соглашался на все сто. Но Стриж ему чем-то нравился. Гайка его ждал. — Не бойся, — повторил Стриж. Он боялся сам: когда-нибудь потерять контроль и проговориться. Иногда ему слишком сильно хотелось выложить Гайке все. Например, про то, что провернутое мясо не запустить через мясорубку обратно, а он, Стриж, весь набит таким вот фаршем — и это, наверно, навсегда. Или про то, что монстр, который у других обитает под кроватью, у Стрижа неожиданно обнаружился в голове, и теперь Стриж сам его прячет от всех в дальнем темном углу — чтоб никто случайно не наткнулся. Зизка однажды плела ему о подселенцах — говорила она о таком, как о погоде: буднично и равнодушно, у детдомовских мозг неслабо засорен подобной чушью — а Стриж теперь не был уверен, кто к кому подсажен: это кто-то чужой и жуткий у него внутри квартирует, или это он, Стриж, был пойман когда-то и заперт у алиена в теле. А если заперт, то стоит ли выбираться? Или можно воспользоваться телом чужака, раз уж оно на многое способно. Он рассказал бы о том, как страшно больше не бояться красных флажков, единожды через них перемахнув, и знать, что снова сможешь, если придется. — Тебя никто из них не обижает? — спросил он. — Нет, — слишком поспешно ответил Гайка и для верности помотал головой. — Никто. — Это хорошо, — кивнул Стриж. Гайке захотелось коснуться его — так уже бывало — сжать руку, хлопнуть по спине, тронуть за плечо... Сказать: да ладно тебе, хуйня, где наша не пропадала. Это было странное желание, Гайка уже и забыл, когда в последний раз сам хотел контакта с кем-то и каково это. От чужих прикосновений, тел, запахов его разве что не рвало. Что-то стукнуло в окно, и он дернулся, не сразу сообразив: просто дождь припустил сильнее. Мелко забарабанило по карнизу. — Тебе пора? — спросил Стриж. Гайка нервно хохотнул. Что с тобой не так? — едва не брякнул он, но прикусил язык. Он не боялся задать Стрижу вопрос, просто сам знал ответ: всё. Стриж повернулся на смех, и Гайка затих, поймав его прямой взгляд. — Точно не будешь? А то, может... — еще раз предложился он. Стриж коротко помотал головой. — Ну как знаешь. — А тебе разве мало? Гайка отвел взгляд. — Тогда это забирай, — кивнул он в сторону подоконника. Завязанный узелком полиэтиленовый пакет был надорван с угла. Свернутый конец фантика призывно поблескивал из дырки. — Я не ем сладкого, не люблю, — сказал Стриж. — А сестра шлет. — Зачем? — Прочитала, что всем зэкам хочется. — А тебе нет? — Гайка на секунду недоверчиво вскинулся и снова опустил голову. — Все равно забери. Не за что. Леденцы. "Барбариски" — красные, их Гайка любил даже больше зеленых "Дюшес". — Я не потому что... — выдавил из себя Стриж и замолчал секунд на тридцать. — Я вот так не хочу. Понимаешь? — Да. "...И это с ней ты проводил все время? — Маша смотрела на него потрясенно, как на прокаженного, ярко-алый накрашенный рот так и остался приоткрытым. — Она же умственно отсталая, Илья. Она вообще что-нибудь понимает?" "А ты?" — подумав, спросил Стриж. "Что я?" "Понимаешь?.. Что именно ты понимаешь?" "Да при чем здесь, собственно, я? Я о другом: ты мой брат, и меня это все пугает!" "Ни при чем, — сказал он ей тогда. — Ты здесь совершенно ни при чем". — Мне нет дела до того, что кем-то считается, — сказал он сейчас. Это надо было вставить в разговор раньше, Стриж знал. Когда-то он мечтал научиться — говорить вовремя и то, но потом забил: слишком сложно и получалось не очень. Как по нему, так сказанное висло в воздухе и можно было брать, что и когда захочешь. Беседа была чем-то вроде теста, задания которого, конечно, "рекомендуется выполнять подряд, одно за другим", но "при затруднении можно пропустить и вернуться потом, если осталось время". Он посмотрел на Гайку, пытаясь угадать, уложился ли на этот раз в срок или снова опоздал. — Я возьму одну, — полувопросительно сказал Гайка и потянул за торчащий из рваного пакета хвостик конфеты. — Возьми две, — хмыкнул про себя Стриж. Гайке показалось, что Стриж пошутил, но знакомой крипи-улыбки на его лице не было. Только глаза коротко блеснули и погасли, когда он разорвал пакет от угла по краю и высыпал на подоконник штук шесть или семь леденцов. Гайка больше не стал возражать и молча ссыпал их в карман. Он каждый раз морозился и собирался с духом перед попыткой навязаться. От паники: что если Стриж однажды согласится — перехватывало дыхалку, по хребту от затылка вниз пробегал колючий холод. Но страх бывал разным. Другой, тоскливый и ноющий, как зубная боль, возникал от мысли: что если Стрижу однажды прискучат их мутные свиданки? Что если он однажды не придет? Зачем посылать — отползай помалу, советовал Нюха, — добром это дело не кончится, жопой чую. Гайка отмалчивался или кивал, чтоб отвязаться. Нюхиной чуйке он доверял. Только куда ему было отползать? Между встречами со Стрижом он с трудом заставлял себя шевелиться. Лица маячили вокруг бледно-желтыми блинами без черт и отличий. Было по барабану, тащить в рот ложку со столовской жратвой или чей-то член. — Я приду как-нибудь еще... — голос все же сорвался к концу фразы в вопрос, и Стриж мысленно поморщился: выходило не очень, а ведь перед ним была даже не девчонка. Пузыри на лужах говорили, что дождь будет лить очень долго. Или что вот-вот закончится, Стриж точно не помнил. Через щель в форточке тянуло отсыревшей стружкой, гнилой травой и далекой гарью. — Как знаешь, — старательно избегая его взгляда, ответил Гайка.