Я изучаю силы зла В небе больно-голубом... Хватит сил - поднимусь повыше, Так тихо, чтобы никто не услышал...
Пускай вода, небрежно опрокинутая на все поверхности шумного города, возвращается наверх и ударяет по небесам ярчайшими разноцветными вспышками, словно позаимствовав самые сочные краски у нашего неспокойного мира, чтобы познакомить монохром недовольного облака со всеми оттенками радости. Пускай это счастье разольётся по небу и соединится в замысловато-странных сочетаниях цветов, как несколько десятков лаков для ногтей, которые Джунэ случайно опрокинул в магазине вместе со стендом. В тот момент, разумеется, не приходилось думать о красоте, ненароком нарвавшись на принудительную выплату денег за испорченный товар, да и уборщица явно не испытывала восторга от предстоящей работы. Сейчас всё иначе. Пожалуй, хотелось бы повторно вернуться в тот громадный отдел и, зазевавшись, столкнуться со стендом, упасть вместе с ним, перепачкать одежду и отдать негодующим продавцам все деньги, что имеются в наличии, не требуя сдачи. Возвращаясь домой, улыбаться прохожим, деревьям, дурацкой погоде и всем остальным, кто, наверняка, проводит взглядом, незаметно покрутив у виска. Смотреть на свои руки, покрытые застывающим лаком, чувствовать резкий запах, ударяющий в нос, здороваться с любым незнакомцем, идущим навстречу, и просто смеяться, как будто минуту назад впервые родился на свет. Что может быть лучше, чем внезапно осознать такую возможность, находившуюся бок о бок с тобой на протяжении долгих лет осмысленной жизни, но упорно игнорируемую в результате полнейшей несостыковки с общепринятыми правилами поведения и собственноручно выдуманными нормами? Что может быть хуже, чем искренне захотеть чего-то подобного в тот момент, когда уже вряд ли сможешь воплотить в жизнь столь простые желания? Небо злое. Оно зачем-то устремило свой внимательный взор на двух людей, которым всегда хотелось остаться здесь и уверенным шагом ходить по земле, даже если они оба далеко не всегда отдавали себе в этом отчёт и мечтали незримо взлететь к облакам, взявшись за руки. Неизвестность не страшна до тех пор, пока не начнёт приближаться. Быть может, злой цвет небес, ещё недавно казавшийся таким дружелюбно-обычным, сыграет очередную нехорошую роль, навсегда разъединив эти пальцы слабеющих рук, что стараются уцепиться друг за друга покрепче. Однажды их разъединят врачи, увозя остывшее тело от доселе живого. Или оба умрут в одночасье, а кто-то непонимающий распорядится похоронить их прах по разным сторонам бескрайнего кладбища.Два дня до смерти, два шага до кладбища, Где будем лежать мы, захороненные в золоте. Через тысячу лет кладбище станет пастбищем, И коровы нашу могилу разроют. Придут стервятники и растащат останки по свету. Придут грабители и разграбят могилу на следующее лето.
Никто не знает, что ждёт за чертой. Ни я, ни ты, ни эти двое, готовые напоследок расстаться со всем, что имеют, кроме тишины вместо неловко подобранных слов, кроме отныне бессмысленных клятв и последних объятий. Чжинхван был бы не в силах простить себе то отчаяние, которое едва не принёс близким людям вместе с новостью о страшной болезни, но счастлив, что вовремя продумал последствия и просто ушёл настолько далеко от семьи, насколько это возможно. Лишь редкие, короткие звонки, улыбка в трубку и ничем не подтверждённые доводы об отсутствии свободного времени для встречи более-менее успокаивали родителей, невыносимо скучавших по сыну. Тем временем, сын ощутимо сгорал изнутри, находясь рядом с Джунэ, который также представлял собой жалкое подобие гаснущей спички. Никто из них не хотел сожалений и сочувствия, ободряющих слов и каких-то нелепых надежд, а потому и доживали они свой отмеренный срок, лишний раз не возвращаясь к болезненной теме. В их дом иногда приходили скандалы, которые, впрочем, принимали облик, скорее, отчаянных просьб, нежели громких, оскорбительных ссор, способных унести последние силы. Джунэ, хватаясь за рёбра, отказывался посещать курсы химиотерапии, колол обезболивающее и тихо огрызался, намереваясь уйти раньше срока посредством утроенной дозы лекарства. Чжинхван всё это время стоял у окна, кутаясь в свитер, и болезненно сгибался под действием хриплого кашля, грозясь открыть раму, дабы намеренно впустить в комнату осеннюю стужу. Пневмония слишком быстро обрела власть над всем организмом и продолжала убивать его изнутри, заручившись надёжной поддержкой синдрома приобретённого иммунодефицита. Быть может, человек, находящийся рядом, и сам уже давно болен ВИЧ, но либо симптомы заражения не спешат проявляться, либо в столь быстром развитии рака виноваты именно они, а не отсутствие помощи со стороны медицины.Несу тебя домой, Руки на плечи, Лечи меня собой... Я так... вечен...
Тусклые, ломкие волосы остаются на руках, но Чжинхван по-прежнему не подаёт вида и продолжает слабо улыбаться, зарываясь в них пальцами. Джунэ прекрасно всё знает, ему не нужно выслушивать и без того известные факты или смотреть на своё отражение в зеркале. Тем более, все отражающие поверхности давно лежат на помойке, где им самое место. Вот только тонированные окна автомобилей, стоящих вдоль улицы, порой не получается обходить стороной: аптека удобно разместилась на первом этаже многоэтажного жилого дома, а возле неё, как назло, в один ряд расположены аккуратно припаркованные машины, по стёклам которых так и хочется смачно пройтись кирпичом.У меня размазаны черви По внутренней стороне черепа, Разбитого на четверти.
Болезненно-бледная кожа ощущается грубой, но дрожащие пальцы всё так же скользят по ноге и замирают в районе колена. Прошлым утром сердце Джунэ остановилось на долю секунды, когда Чжинхван упал и чуть не переломал себе ноги, споткнувшись на ровном месте. Каждая косточка в этом теле кажется излишне хрупкой, а мышцы лишены былой силы настолько, что парень не может сжать руку в кулак. Виновато улыбаясь и опуская взгляд в пол, он больше не хочет казаться беспомощным, но знает, что Джунэ не позволит отойти от себя ни на шаг и затеряться в равнодушной толпе, где все кажутся такими здоровыми, а на деле – чем-то страшным болен каждый второй.Я прошёл половину пути, Но теперь одному не дойти.
Почему он по-прежнему рядом, почему терпит всю эту безнадёжность и продолжает, продолжает, продолжает терпеливо просить об ещё одном бессмысленном походе к врачу вместо того, чтобы проводить последние дни в окружении родительского тепла, которое уже совсем скоро не доведётся повторно почувствовать? Зачем все эти бесконечные споры в никуда, объятия, лишённые всякого страха, улыбки, добивающие своей кратковременной нежностью, и несбыточные мечты о красоте дальних стран? А может, действительно, нужно было собрать оставшиеся денежные накопления и рвануть куда-нибудь на самый край всех возможных миров, чтобы синхронно разбежаться и, будучи абсолютно счастливыми, окунуться в черноту звёздной пропасти? Что, если прямо сейчас выйти из дома и, воспользовавшись последней возможностью, разнести на куски ближайший магазинчик косметики, дабы просто, как малые дети, порадоваться размазанным по полу цветам ярких лаков? Всё это глупо и, может быть, ненормально с точки зрения общества, но слишком реально и весело.Давай спалим солнце дотла, Давай утопим луну в слезах, Давай проглотим все звёзды на небе… Давай отойдём в блестящих мечтах… Давай делать что-то не в такт, Давай делать что-то не так, Давай начнём смелое дело!
Злое небо не желает выпускать на волю солнечный луч, а дождь постепенно соединяется с сумерками, грубо вышивая разнообразные поверхности города сплошным серым цветом во всём унылом многообразии его светло-тёмных оттенков. Джунэ продолжает сидеть у окна, не смея тревожить чей-то сон недовольством, направленным в сторону осенней погоды. В конце концов, неспроста им обоим была послана именно осень с её остывающим ветром, отсутствием тёплого солнца и долгими, капризными грозами. Они обязаны разглядеть в непогоде какую-то особенную, ни с чем не сравнимую красоту и гармонию. Кто-то угасает, по-прежнему находясь у окна, и мечтает выстрелить в небо громкой просьбой об одном ясном дне. Одно лишь желание чего-то подобного моментально убивает эмоции, срабатывая подобно разрывной пуле, оказавшейся в сердце.Кормит меня больными мыслями Внутренний зов - в упор выстрелы.
Чжинхван проснётся и услышит выдуманный рассказ о разноцветных вспышках на небе. Улыбнувшись, он тут же согнётся пополам от хриплого кашля, но минутой позже, несмотря ни на что, дослушает удивительную историю холодных капель, направивших свою тяжесть обратно в хмурое облако и разрисовавших его монохромность всеми оттенками, которые живут на земле. Он сделает вид, что поверил в правдивость рассказа, а может, действительно уверует в прекрасное чудо и скажет, что небо не такое уж злое, каким порой представляется. Джунэ усмехнётся, назвав парня глупым ребёнком, и машинально зароется рукой в его волосы, но тут же заметит, что и те потускнели сильнее, чем ранее, всего за один-единственный вечер. Несмотря на прогрессирующую слабость и боль во всём теле, один из них старается не закрывать глаза, пока спит другой. Неоспоримое правило будет впервые нарушено следующей ночью, когда они оба упадут на кровать, сцепившись в объятиях, чтобы сильнее и ближе чувствовать друг друга на протяжении нескольких ничтожных минут до того, как провалятся в монохромные, постепенно тускнеющие и никому не рассказанные сны.Вот и всё. Финальные титры К концу моего эфира, И под целой пинтой эфира Не станет видно мира. Вот и всё. Конец моего фильма, Как конец моей жизни. Не забудьте Выключить телевизор. Вот и всё. Финальные титры Крадутся, как тигры...