Имя

Когда Ямагучи в первый раз сокращает его фамилию, Цукишима морщится: — Не называй меня так. Ямагучи только хлопает ресницами — светлыми, невольно думает про себя Цукишима, светлыми и длинными, как у девчонки. — Почему? Так же гораздо удобнее. К тому же, мы же друзья! Ты тоже можешь придумать мне прозвище. И еще раз проговаривает, будто тщательно пробует каждый звук: — Цукки. Цукишима быстро отворачивается и говорит чуть резче, чем обычно: — Делай что хочешь, Ямагучи. Я — пас. Но Ямагучи все равно светится улыбкой, словно почувствовав, что ему разрешили. Со временем это становится нормой жизни Цукишимы — из младшей школы прозвище перекочевало в среднюю вместе с Ямагучи. — Цукки! — зовет его Ямагучи, приметив во время обеда свободное место. — Цукки! — когда они отрабатывают волейбольные пасы. — Цукки! — когда играют в приставку, и неважно, кто из них выигрывает. Цукки. Цукки. Цукки! — Да сколько можно! — однажды взрывается Цукишима, когда Ямагучи опять ошибается на тренировке и после неловко шепчет: «Прости, Цукки». — Хватит с меня твоих «Цукки», надоел! Ямагучи смотрит искоса и еще раз говорит: — Прости. В этот раз его голос слегка дрожит, но он серьезен. Цукишима раздраженно цокает языком, быстро переодевается и уходит домой, бросив напоследок: — И не ходи за мной, и без тебя не заблужусь. Он надевает наушники и всю дорогу до дома думает о том, что было бы неплохо оставить это дурацкое «Цукки» в средней школе. И, возможно, Ямагучи тоже. Все равно это последний год. На следующий день Ямагучи не заговаривает с ним, хотя пару раз — Цукишима точно видел — оглядывается в его сторону. Но поводов нет, и Ямагучи молчит, а Цукишима старательно делает вид, что им не о чем разговаривать. И на следующий день тоже. И потом. Цукишиме все-таки становится немного неудобно — все же он был не настолько зол тогда, скорее, просто устал, но он расценивает это, как неплохой шанс отдохнуть от Ямагучи и побыть наконец-то в тишине и спокойствии. Одному. Но они соседи, учатся в одном классе, играют в одной волейбольной команде, поэтому, разумеется, довольно быстро наступает момент, когда Ямагучи приходится его позвать. — ..шима-кун! Цукишима-кун! Сначала, через играющую в наушниках музыку, Цукишима даже не понимает, кто к нему обращается. Ямагучи догоняет его в коридоре, протягивает какие-то распечатки и говорит: — Михо-сэнсэй просила передать тебе, Цукишима-кун. Собственное имя режет слух, а глаза отказываются воспринимать, с каким спокойным, смиренным видом произносит его Ямагучи. Цукишиме иррационально почти хочется его ударить, но он сдерживает себя — забирает распечатки, благодарит кивком и снова надевает наушники. Ямагучи словно хочет сказать что-то еще, но в конце концов просто уходит, так ничего и не произнеся. Взглядом Цукишима невольно следит за ним: вихрастый затылок, позвонки просвечивают через тонкую белую рубашку, которая немного выбилась из брюк... Что за дикость, думает он, что за дикость, какой Цукишима? Кто для тебя этот Цукишима? Когда он проваливается в тяжелый, мутный сон через восемь часов, он снова видит Ямагучи в том же залитом светом школьном коридоре. Только кроме них вокруг нет никого. Во сне Ямагучи не отворачивается и не уходит. Он стоит совсем рядом, смотрит на него — во сне они почему-то почти одного роста, — и медленно произносит: «Цукки». Тонкие губы складываются, выталкивают два слога, и Цукишима, не отрываясь, следит за ними. Во сне ему отчаянно хочется прикоснуться к ним своими — почему-то он очень отчетливо помнит это, когда просыпается утром. Цукишима убеждает себя, что это просто сон, но школу прогуливает: просто бездумно болтается по окрестностям, почти разрядив плеер. Вечером он успешно притворяется больным, и мама разрешает ему посидеть несколько дней дома. Она даже звонит в школу и предупреждает об его отсутствии. — Обещали отправить кого-нибудь с материалами, Кей, — говорит мама, когда кладет трубку. Цукишима искренне надеется, что это поручат не Ямагучи, но когда его надежды оправдывались? Сны не повторяются, но тот, первый, никак не выходит у него из головы. Цукишима запрещает себе вспоминать — и все равно невольно думает, как бы он развивался дальше. У него нет и мысли перенести его на реальность. В реальности Ямагучи заносит ему распечатки только через два дня. — Прости, Цукишима-кун, — говорит он, пряча глаза, — вчера был ливень, а я забыл зонт. Бумажки бы все промокли... Взгляд фиксируется на губах Ямагучи, искусанных, будто ему приходится прилагать немало усилий, чтоб сказать что-то, будто он тщательно взвешивает каждое слово. Трещинки слишком заметны, и...Цукишима неловко качается вперед и отшатывается, понимая, что может натворить лишнего. — Цукишима-кун? — удивленно спрашивает Ямагучи. — Хорошо, — говорит он на автомате, — спасибо. И тянется закрыть дверь. Ямагучи замечает этот жест и быстро выпаливает: — Постой, Цуки... Цукишиме кажется, что еще одного «Цукишима-кун» он не вынесет, поэтому наклоняется и бездумно запечатывает рот Ямагучи своим, чтоб он не произносил эти проклятые два последних слога. Да, думает Цукишима, наслаждаясь тишиной, так гораздо лучше. В голове с опозданием начинает выть сирена, и он понимает, в каком положении находится. А еще понимает, что Ямагучи не отталкивает его. Наоборот, поднимает правую руку и робко гладит по щеке. Он прижимается сильнее, приоткрывает рот, прикусывает нижнюю губу — и Ямагучи наконец пихает его: — Цукки! Раскрасневшийся, с горящими глазами, Ямагучи называет его правильно. И никуда не уходит — замирает в коридоре воплощением стыда и согласия. Наверное, оно стоит всего, думает Цукишима, потому что от щемящей нежности, которую он испытывает, глядя на Ямагучи, ему почти больно. И будь что будет. — Ямагучи, — хрипло говорит он, — прости. Кажется, тот понимает, о чем он, потому что делает шаг вперед и смотрит прямо в глаза. — Да, — эхом отвечает Ямагучи, — все в порядке, Цукки. И приподнимается на цыпочки, чтоб поцеловать в уголок рта.