Казнь забвения

А вы знаете, что почти у всех волшебниц на Земле сиреневые глаза? Ирия Сокол, в девичестве Ирия Гай, волшебницей не была, колдовать никогда не пробовала и вообще в магию не верила. Алиса, конечно, что-то рассказывала об эпохе легенд и пыталась затащить Ирию в Заповедник Сказок, да и способности симферопольской бабушки Алисы явно выходили за рамки цирковых фокусов. Но Ирия всё равно не верила — потому что она была взрослой, а взрослые люди редко верят в чудеса. А глаза у Ирии были сиреневыми оттого, что она была уроженкой планеты Вестер — на ней у всех такие глаза. И тем не менее сиреневые глаза Ирии помогли ей увидеть то, что не мог увидеть ни один землянин. И случилось это в самый обыкновенный день. — Гай-до! — кричала Ирия, выбегая ранним утром из дома под Вроцлавом и на ходу запахивая халат. — У нас случилось страшное! — Вандочка заболела? — испугался корабль. — Типун тебе на динамик! У нас закончилась клубника! И ананасы тоже! А сегодня вечером Тадеуш возвращается с конференции на Рамерии! — А Тадеуш не обойдётся брамбулетом на ужин? — ворчливо отозвался Гай-до. — Гай-до, — Ирия с ужасом уставилась на кораблик и медленно произнесла: – У. Нас. Закончились. Фрукты. Тадеуш. Любит. Фрукты. — Госпожа, до вечера ещё целый день. Ты можешь взять флаер и слетать за фруктами в Калифорнию. Я с удовольствием присмотрю за Вандочкой, как всегда. — Гай-до, ты гений! — потрясённо ответила Ирия и скрылась в доме. Вышла она десять минут спустя, уже одетая, таща за руку дочку. — Вот, — сказала Ирия. — Только не забудь, что Вандочке ни в коем случае не надо давать сладости, пока она не доест обед. — Слушаюсь, госпожа, — смиренно отозвался Гай-до. — И уложить днём спать её нужно ровно в два часа, иначе мы собьём режим. И не забудь позаниматься с Вандочкой, мы как раз начали учить буквы. И дай ей вовремя витамины. И… — Я разумный космический корабль, госпожа, единственный в своём роде, — терпеливо разъяснил Гай-до. — У меня самый совершенный искусственный интеллект в Галактике. Я помню все галактические межзвёздные маршруты. Я владею всей существующей информацией обо всех планетах в нашей Галактике и обо всех живущих на них разумных существах. Я знаю все известные в Галактике языки. Я способен запомнить, как нужно ухаживать за ребёнком! — А… Ну да, извини, Гай-до. — Ирия забралась во флаер и поднялась вверх. Ирия, конечно, не в первый раз пролетала над территорией Соединённых Штатов, но обычно она просто ставила флаер на автомат, а сама занималась чтением или вышивкой. Но в этот день она зачем-то смотрела вниз, наблюдая, как флаер пролетает штат за штатом. И тогда она увидела страну, которой не было ни на одной карте. Страну, скрытую за высокими горами и пустыней. Страну, которую феи Виллина и Стелла скрыли от людского взгляда, когда люди сначала начали строить самолёты и вертолёты, а затем флаеры и космические корабли. Волшебную страну. И самый обыкновенный день стал самым волшебным днём в жизни Ирии. Она увидела эту бесконечную зелень, вечноцветущие луга, уходящие вдаль леса, прозрачные ручьи, ярких резвящихся бабочек. Она увидела эти фрукты… да все эти калифорнийские фрукты даже рядом не лежали с любым яблоком из сада имени Урфина Джюса. Она с изумлением слушала разговоры птиц и животных. За этот день Ирия успела облететь несколько стран, и познакомилась с этими милыми и добродушными человечками — Жевунами, Мигунами, Болтунами… Везде её принимали радушно и с восторгом, везде на лицах сиял радостные улыбки и бесконечное дружелюбие. Когда-то, когда Ирия работала исследователем отдалённых планет, она побывала в самых потаённых уголках Галактики и видела неимоверное множество разных миров. Но ни в одном из них она не встречала столько радости, ни один из них не был наполнен волшебством. И в этот день случилось чудо — взрослая женщина Ирия Сокол, жена и мать, поверила в сказку. А потом Ирия попала в Изумрудный город и познакомилась с его Правителем — Трижды Премудрым Страшилой. Как оказалось, Страшила сидел на троне уже почти двести лет. Что значат годы для соломенного чучела, которому можно просто поменять костюм, набить его свежей соломой — и оно совсем как новое? Правитель был так же радушен, как и все обитатели Волшебной страны — уже слишком давно в Изумрудном городе не появлялись люди из-за Гор. Соскучившись по собеседникам, которые могут не знать историю Волшебный страны, Страшила охотно начал делиться с гостьей забавными историями из его молодости. И, слушая Правителя, Ирия совершенно внезапно вспомнила Крину. Ассоциативное мышление — удивительная штука: оказавшись в стране, где всюду царит добро, вестерианка невольно вспомнила самую жестокую из всех планет, на которых ей пришлось побывать. Крину, планету без памяти, на которую она полетела сломя голову, спасая Тадеуша. Даже будучи высокоразвитой планетой, Крина отличалась удивительной жёсткостью и бескомпромиссностью законов. А когда все люди на Крине лишились памяти, они и вовсе перестали быть способными к любви, состраданию и милосердию. Это был самый унизительный момент в жизни Ирии — когда она, закованная в кандалы, стояла на помосте для продажи рабов перед огромной толпой. А толпа, в свою очередь, смотрела на женщину необыкновенной красоты с пышными золотыми волосами и сиреневыми глазами, смотрела с поразительным спокойствием и животным любопытством, а некоторые — с откровенной похотью во взгляде. Ирия знала, что ей нечего бояться, что её должен выкупить союзник, что ей не придётся стать собственностью одного из этих дикарей, что никто не вынудит её предать Тадеуша. И всё равно было страшно. Страшно смотреть в лицо этой толпе, которая считает нормальным, что людей продают с аукциона, как скот. Страшно думать, сколько ещё таких же, как она, женщин прошли через это, и их никто не собирался спасать. Страшно вспоминать все эти проведённые на Крине дни, нищету и запуганность простых людей, иссечённые в кровь спины рабов, виселицы и другие картины, одна за другой встававшие перед её глазами. Это Крина. Это планета без памяти. А на следующий день, когда Ирию и Алису везли к месту казни, было ещё страшнее. Страшно так, что холодело всё тело. А показывать страх было нельзя. И даже не из гордости. Ради Алисы. Ради девочки, воображавшей себя столь же великой путешественницей, как и Ирия, но всё равно остававшейся ребёнком. И сейчас этот ребёнок в ужасе прижимался к старшей подруге, только сейчас осознав, что всё это не сон и не игра, что Крина — вовсе не декорация, что их и вправду собираются казнить. Как именно казнить — они не знали. Да и какая, в сущности, разница? Промучаешься ты чуть больше или чуть меньше — конец всё равно один. И лишь когда первого осуждённого опустили в шахту и подняли назад, Ирия поняла, что эта казнь — казнь забвения. Казнь, при которой обречённого опускали в глубокую шахту — туда, где всё ещё сохранились остатки поля забвения, когда-то лишившего памяти всю планету. Поля, которое уничтожало разум, стирало воспоминания, превращало человека в младенца. Поняла это и Алиса, удивительная девочка, думавшая о себе в последнюю очередь. И, когда на помост тащили пигмея Вери-Мери, их злейшего врага и предателя, Алиса не выдержала и закричала: — Пожалейте его, может, он ещё исправится! Вы же у него все отняли! Конечно, руководящий казнью жрец не внял её словам. Зато счёл своим долгом дать разъяснения. — Здесь одна из обвиняемых обвинила нас в жестокости. Она сказала, что наша казнь ужасна. Так ли это? Объясняю. Нет ничего добрее и гуманнее, чем наша казнь. Мы не приносим человеку никакого вреда, а возвращаем его обществу живым и здоровым. Мы только извлекаем из него все плохое, что он накопил в своей душе: склонность к преступлениям, жестокость, жадность, стремление к заговорам, желание жить лучше, чем поклоны и господа вкушецы, преступную страсть к чтению или знаниям. Мы ничего у него не отнимаем хорошего и полезного. Разве он разучивается есть? Нет, он умеет есть и спать, ходить и стоять. Со временем он научится полезному ремеслу и вернётся в общество перековавшимся, полезным существом. Да здравствует мудрость казни беспамятства! Отдельные возгласы протеста потонули в одобрительных воплях толпы. Но эти возгласы были. Добрее? Гуманнее? Как бы не так! И даже здесь некоторые люди понимали это. Забыть? Забыть отца, Самаона Гая? Да, в своей жизни он совершил много ошибок, но он вырастил Ирию, и она любила его. И именно он создал Гай-до. Забыть Тадеуша? Забыть, как она когда-то нашла его, раненого и без сознания, на пустынной планете Пять-четыре? Забыть, как благодаря ему она осознала себя женщиной и научилась любить? Забыть Вандочку, плод их любви? Забыть друзей? Смотреть на Алису и не узнавать её? Забыть себя? Но сочувствия ждать было неоткуда. Особенно учитывая то, в чём их обвиняют. Что он там о них наговорил? Шпионки, убийцы, террористки. И беглые рабыни к тому же. И вдобавок умеют читать. Помницы. И никто в этой толпе, пришедшей ради потехи смотреть на казнь, не станет сожалеть. Это Крина. Это планета без памяти. Ирию с Алисой выволокли из клетки и потащили к помосту. Как вдруг… — Отменить казнь! — Детей казнить нельзя! — Что вы делаете, изверги? Потому что… Потому что даже криняне не могли допустить казни одиннадцатилетней девочки. Даже они понимали, что это неправильно. Хотя, надо признать, красота Ирии тоже не последнюю роль сыграла… И эта только что равнодушная толпа бросилась отбивать их. И она не отступила даже тогда, когда охрана вытащила мечи и полилась первая кровь. Криняне, люди без памяти, люди, забывшие о жалости и сострадании. Криняне, готовые ценой собственных жизней спасти от казни забвения незнакомых им женщину и девочку. Кто знает, сколько ещё крови пролилось бы в тот день, если бы на выручку не прилетел Гай-до. Славный, любимый Гай-до, всегда приходящий на помощь… — И вот так, — вырвал Страшила Ирию из пучины воспоминаний, — благодаря моим мудрым мозгам мы без единой капли крови совершили го-су-дарс-твен-ный пе-ре-во-рот. Когда короли и министры, лакеи и придворные проснулись, им внушили, что они были кузнецами и плотниками, поварами и землепашцами, ткачами и портными… — То есть, — дрогнувшим голосом переспросила Ирия, — вы одновременно подвергли казни забвения несколько сотен людей? Целые семьи? Мужчин и женщин, детей и стариков? — Казни? — изумился Страшила. — Мы не причинили им никакого вреда, мы пе-ре-вос-пи-та-ли их и сделали полезными членами об-щест-ва. — Но… Неужели никто из народа не вступился за них? — Вступиться? За этих экс-плу-а-та-то-ров и ту-не-яд-цев? Ирия молчала, сжав руки в кулаки и чувствуя боль от впивающихся в ладони ногтей. А перед затуманенными сиреневыми глазами рушилась только сегодня возникшая сказка.