Хэаморн

Игнес стояла на краю пропасти, и слышала, как тяжелые валы начинающегося шторма разбиваются о каменный уступ скалы. Она ничего не видела, и могла ориентироваться только лишь на собственную память, слух и ощущения. Глаза она не открывала, с того самого мига, как все стало кроваво-красным, а за тем сумрачно-черным, и свет исчез. Каждый раз, когда она пыталась раскрыть веки, боль пронзала ее мозг, впивалась глубоко, в самое сознание, тело. Что бы как то пересилить рефлекс, она оторвала от лабораторного халата полосу ткани и крепко завязала ею глаза. Этим же она остановила и кровь, непрерывно стекающую липкими вязкими дорожками по щекам. Хоть она ничего и не видела, но прекрасно изученный остров сам представал перед ее внутренним взглядом. Сейчас, без зрения, она ощущала весь мир намного ярче – запахи были глубже, звуки – громче, ощущения – четче. Шелест ветра в листве, грохот разбивающихся волн, прикосновение ткани к коже, сила, разрывающаяся на другом конце острова… Хоть отец и сказал ей бежать так далеко, как она только сможет, пускай у нее и были силы на то, что бы пересечь океан без всякого подручного средства, но уйти, не узнав, чем все кончится, она не могла. Не могла спустится с обрыва по склону, не могла просто прыгнуть вниз, используя собственные силы как подушку для мягкого приземления, не могла даже отвернуться, перестать вслушиваться, перестать надеяться… Ощущения силы, которая бушевала там, далеко, откуда она сбежала, грохот рушащегося здания мешался с грохотом волн, крики потревоженных птиц смешались со словами, тихими, едва-едва различимыми… Надежда на то, что у ее Отца хватит сил, что он сможет, справится, сможет отвлечь и сбежать… Да, конечно, Каджу не престало сбегать, но он же не мог выйти в бой с более сильным противником, конечно не мог, нет, она не верила в это, она верила в его победу, пускай и тяжелую, пускай болезненную, но она сможет залечить его раны, ведь Отец… он же не бросит ее… никогда… Словно вспышка, разряд молнии, алый свет пробился сквозь повязку, прошил ее сознание еще одной волной боли, Игнес упала на колени. Она надеялась, что снова сможет видеть, но нет, свет был отражением необычайно силы, той же, которая и нанесла ей это увечье. И вместе с ней пришла вторая волна – захлестывающая, полная смерти и отчаянья. Слабее той, что была до нее. И знакомая до боли. Игнес прижала ладони к лицу, не веря, боясь даже подумать, представить. А за тем все пропало. Она словно оглохла и лишилась всех чувств, потому что исчезли все ощущения, только звуки были пронзительны в апсолютной тишине. Точнее, тишины не осталось, но исчез и далекий шепот, затих грохот взрывов, а вот звуки окружающего ее подлеска на обрыве у моря стали необычайно тихими, мирными. И стоило ей это осознать, как вместе с тишиной затихшей битвы пришло еще одно осознание, как просветление… Она осталась одна. Теперь уже сердце разрывалось от невыносимой боли. Кровь закипала в венах, кулаки сжимались сами собой, все тело словно горело. Что-то происходило с ней, с ее душой и сутью, что-то внутри нее самой, и она не понимала что. Она закашлялась, чувствуя подступившую к горлу кровь, задрожала, утирая губы, но тело снова свело судорогой, и она упала на бок, хватаясь дрожащими пальцами за жесткую траву. Прижимаясь к земле, ощущая необычайный жар, такой, какой не способен дать ни один огонь, ни одна печь, давление, которого не доводилось чувствовать никогда, которое вжимало ее в жесткую почву обрыва, взрывая ее трещинами, сила от которой вся растительность подле нее вяла и тлела. Игнес не видела этого, но чувствовала. Она не могла дышать, не могла думать ни о чем кроме этой боли. С невероятным трудом она перевернулась на спину и прогнулась, надеясь хоть как то облегчить свои муки, пытаясь понять, из-за чего… что так мучает ее… в непроглядном мраке перед глазами вдруг снова словно вспышкой сверкнула всего одна единственная иска осознания и Игнес закричала так, что небо над ней сверкнуло молнией, разразившись громом, а волны словно чувствуя ее боль стали биться сильнее о твердь скалы. -Хэаморн… – Едва слышный всхлип-полустон, полный боли, кровь окрасила ее губы, тело прогнуло судорогой. Теперь она поняла – что именно терзает ее. – Хэаморн! Даже отсутствие глаз не помешало в тот момент увидеть происходящее. Ее изогнутое болью тело, лицо, окрашенное кровью, одежды нет, ее сожгло ее же внутреннее пламя, земля, исцарапанная, испещренная трещинами, вокруг нее – лишь пепел… И лишенные физической оболочки создания, терзающие ее огнем, резкими взмахами невидимых лезвий, кнутов и плетей… В голове словно мягкий тихий напев внезапно среди крика и собственных стонов она услышала: - Игнес… - голос был таким тихим, таким печальным, таким родным, что смог заставить ее замолчать, и не обращать внимание на внутреннее пламя, которое, казалось, вот-вот ее испепелит. – Ты справишься с ним, Игнес. Ты же моя… Словно от этих слов и жар стал мягче, и давление отступило. Воздух перестал драть колючей проволокой горло, и кровь прекратила струиться из ее ран. Всего лишь один голос… Игнес неверяще сжала ладони в кулаки и попыталась прислушаться. Ей все еще было больно, но неведомые призраки исчезли, остался лишь один… внутри нее, внутри ее сознания, в ней. - Игнес… Я всегда буду с тобой. Я всегда буду защищать тебя. Встань. – И голосу его она не могла не подчиниться. Превозмогая себя, она поднялась, смогла даже выпрямиться и тогда ощутила объятия, такие знакомые и теплые, что по щеке ее соскользнула слеза. Чуть розоватая от крови, скатилась по щеке и упала на землю, сожженную силой оружия духа. И от слезы этой поползли мелкие, едва заметные, расцветающие узоры новой жизни, трава, цветы… мягкие, совсем другие. - Не плачь, дитя мое. Я всегда буду рядом. – Ласковый голос на ухо, едва ощутимое прикосновение губ к ее затылку, объятья невидимых рук, на секунду крепче, а за тем переместившиеся на ее запястья. – Ты Кравеи. Так, или иначе, ты моя плоть и кровь… Так призови же свое оружие и управляй им… И защити им себя, но не направляй во зло. – И вместе с ее голосом вновь прогремел гром, когда Каджу клана Кравеи призвала свое оружие, и оно подчинилось ей и воли ее отца, который не пожелал покидать свое дитя, оставшись лишь призраком, но рядом с нею.