Что посеешь, то и пожнёшь

      Сумасшедшая. Дура. Неужели она думала, что если вонзит себе в сердце кол, то заслужит прощения? Ага, сейчас. Мне плевать. Плевать на то, что она умирает. Плевать на то, что ей жаль. И плевать на то, что мне не жаль. Ей не нужно прощение. Ей нужно успокоение для своего эго. Мне тоже оно нужно. И вот, сейчас я, наконец, успокоюсь. Она умрёт, а я буду существовать, дожидаясь пробуждения любимой, которая находится в магической коме, и я должен добавить, что это тоже произошло из-за неё.       Сейчас я мог бы быть счастлив с Еленой, но нет же. Лили Сальваторе захотела мести. Получай! Как там об этом говорили? Прежде чем мстить, нужно выковать две могилы? Да, так. Она выкопала. Одну для Елены, а другую для себя. Хотя нет. Будет возможность — сожгу её.       Да, многие скажут, что я идиот раз такое говорю о своей собственной матери, но моя мать умерла. Для меня она умерла. Она ушла, оставила своих сыновей, забыла о них и завела новую семью. Она. Забыла. О. Своих. Сыновьях. Так почему же мне не забыть о ней?       Вот сейчас один еретик из цирка уродов, кажется, Нора, пытается вынуть щепки из её сердце. Стефан говорит ей попрощаться, она прощается, другой прощается, и приходит очередь маменькиного сынка. Берёт её за руку… У меня сейчас сердце остановится. Хотя нет, вру. Мне плевать. Время у него есть. У Стефа-то время есть, а у мамочки оно заканчивается, поэтому нужно просто помахать ей ручкой.       Я в шоке. Валери тоже прощается, и она прощает её за любовь к Джулиану. Даже жалко, что она поняла кто такой этот социопат и теперь умирает, а я так хотел оторвать её любимому прямо на её глазах. Но моим планам не суждено было сбыться. Мля!       — У неё осталось несколько секунд. Не трать их попусту, — ха-ха. Она что издевается? Но пусть не волнуется. Я не потрачу это время попусту. Я скажу ей то, что хотел. Я, наконец, успокою собственное эго.       Подхожу к своей надоедливой мамаше, наклонись, всматриваюсь в столь ненавистное лицо и… слышу голос братца. Не нужно волноваться братишка. Я скажу ей всё, что потребуется. И, кажется, нужно поторопиться. Кожа сереет, и мамочка скоро отпустит свой дух. Ей жаль? А мне нет. Облом, да?       — Что посеешь, — останавливаюсь я и смотрю на такое удивлённое лицо, — то и пожнёшь, — пока, пока, мамочка. Сердце остановилось, кожа полностью посерела, глаза направлены в мою сторону, а рот приоткрыт в немом вопросе. Разворачиваюсь и ухожу. Уже внизу слышу, как Стефан бросает бутылку из-под бедного бурбона в камин. Ну а что? Она сама виновата. И мне жаль. Не жаль. Я жалею лишь об одном. Жалею о том, что поддался уговорам Елены и отправился спасать Лили.       Она хотела, чтобы я понял какой я без Елены Гилберт. Пожалуйста. Пусть получает. Такой я без Елены Гилберт. Сын, который без сожаления скажет своей умирающей матери: "Прощай, Лили Сальваторе".