Дурной тон

      Мне интересно, есть ли четкая инструкция действий для случая, когда к тебе доебались братья наши меньшие? И, нет, это я сейчас не о зверюшках говорю, а о самой для меня глобальной проблеме тёмных, нелюдимых дворов — гопники.       Если есть таковая, умоляю, поделитесь. Потому что, ну, вот откуда я мог знать, что на вопрос: «Куда ходим-мс?», я должен был соврать и, мужественно подняв свой, как по мне, совершенно не мужественный подбородок, ответить: «Конечно, на бокс!». Правильно, эта падла, которую называют инстинктом самосохранения и должна была меня направить к свету в конце тоннеля. Но, видимо, мой инстинкт послал меня к ебаням, точно так же, как и мозг, и я тихо промямлил: «Балетом… занимаюсь…»       Вот правда же, всегда думаешь: «Со мной такого не произойдет», когда слышишь очередную историю в новостях о пьяном бедолаге, которому здоровски влетело или которого, обворовав, пырнули ножом, когда он возвращался поздним вечером домой. И ведь всё как всегда; я просто шел субботним вечером домой после изнурительной тренировки, как делаю это постоянно, из субботы в субботу, вот уже шесть лет. Но, должно быть, кто-то там, наверху, подумал: «Зуб даю, нашему Артёмке не хватает приключений. Давно его не пиздили. Пошлю-ка я ему гопников под парадное, пусть взбодрится!»       И теперь я должен стоять перед этим быковатым, лысым идиотом, терпеть его понты перед остальной лысой интеллигенцией. Как говорится, смиренно ждать своей участи. А в том, что меня хорошенько отпиздят — я не сомневаюсь. — Ха-ха! Еба-а-ать. Балет! Ты парень, или тёла?! — выкрикивает какой-то мудак из мудаковой толпы. Небось, инстинкт самосохранения всё же решил принять участие в плане побега. Машинально начинаю отступать назад. — Дак чо, не видно, что тёлка? — лыбит своё жало самый рослый, стоящий ближе всех к моей персоне. И, видимо, самый трезвый. — Патлы, по крайней мере, как у тёлки. Да, пидарок?       Киваю, скорее машинально, особо не вникая в суть сказанного. Попутно прикидывая насколько они пьяны, и в состоянии ли будут догнать.       Резкий рывок, и это лысое Фаберже хватает меня за вороты рубашки, каким-то неведомым образом приподнимая на несколько сантиметров над асфальтом. У меня аж яйца поджались от страха. Если эта ошибка природы смогла поднять мою не маловесящую тушу, то я представляю… Нет, даже представлять не хочу! Истерично соображаю, что делать в сложившейся ситуации, громкие маты и пьяный смех здоровски действуют на психику. Ноги неебически дрожат, а мысли ускользают, рисуя кровавые картинки со мной, лежащим подле этой лавочки со сломанной челюстью и выбитым глазом. А самое ужасное, переломанными ногами. Я же танцевать не смогу! Осознание этого факта отрезвляет, будто из воды выныриваю, шумно выдыхаю и как через пелену слышу их издёвки. Тем временем крепкие руки уже сжимают горло, а улыбающиеся лицо так близко возле моего, что я не могу сконцентрировать взгляд. Его губы, искривленные в пафосной ухмылке, бесят до чертиков. Уши будто заложило, слышу шум своей крови, и отдельные отрывки чужих, резких фраз. Сука! Какого хера, не хочу я так умирать!!! Недолго думая, хватаю своего палача так же, как он меня, и целую в губы. Хватка на горле слабеет, пока вовсе не исчезает.       Чувствую себя загнанным зверем, дышу настолько глубоко, насколько это позволяют делать лёгкие. Перед глазами все плывет, по щекам катятся слёзы, а в крови плещет адреналин. — Какого хуя, тварь?! — остервенело рычит поцелованный мной гопарь, протирая рукавом рот.       И я только сейчас понимаю, что все остальные столпились вокруг и смотрят с застывшей гримасой ужаса и отвращения на лице. Ну, я и дал по педалям, что только пятки сверкали. Когда я всё-таки набрался смелости вылезть из круглосуточного магазина и направился домой, уже светало. Часы на моей руке показывали шесть утра, а под парадным было пусто, если не считать одиноко лежащих на земле пивных банок. Свиньи ебаные. От автора       Опираясь на грязную парадную дверь, стоит парень, он курит четвертую сигарету, его поза напряжена, а взгляд задумчив. В руках брюнет вертит красную книжечку, периодически открывая и закрывая её, вглядывается в фотографию на глянцевой странице, чему-то своему удовлетворенно кивает и вновь закрывает паспорт. В сотый раз оглядевшись по сторонам, он замечает одинокую фигуру человека, которая неспешно идёт, совершенно не замечая никого вокруг, подпевает губами песне, что играет в его наушниках. Светлые вьющиеся волосы небрежно собраны во что-то странное, а одиноко выбивающиеся пряди вихрями падают на лицо, закрывая тому глаза. Он проходит мимо брюнета, который, прикуривая уже пятую сигарету, молча, прищурив глаза, наблюдает за парнем. ***       Резкий рывок назад, я, громко вскрикнув, и, кажется, хорошенько обматерившись, падаю, размахивая руками, пытаюсь удержать равновесие. Чья-то сильная рука подхватывают меня под поясницу, не давая моей макушке поцеловать асфальт. — Да харе кричать, — раздраженно шипит на ухо мой спаситель, у которого явно знакомый голос, очень знакомый голос…       В ту же секунду прихожу в себя, встречаюсь с бездной зеленых глаз, которые мне уже как месяц в кошмарах снятся, покричу-ка я ещё чутка… — Слышь, бля, ты заебал орать. Прекращай. — А..АА…АА, сука! СПАСИТЕ!       Моя опора тут же куда-то исчезает, и я больно шмякаюсь поясницей об асфальт. — Артём, если ты не завалишь ебло, я тебя побью, — нависнув надо мной, улыбается так, будто ему в кулак семок отсыпали. Какого лешего он знает, как меня зовут?! И, кажется, я сказал это вслух, или меня выдало мое ахуевшее от всего происходящего лицо, потому что он достает МОЙ, мать его, паспорт и тыкает мне его в лицо. — Паспорт нужен? Прикидываю в голове, насколько он мне нужен, и понимаю, что при таком раскладе нихуя он мне не нужен. — Да не, оставь себе, — осторожно под его пристальным взглядом поднимаюсь, отряхивая джинсы. - Ну, бывай, — повернувшись на сто восемьдесят градусов, пытаюсь поспешно ретироваться от зоны неминуемых пиздюлей, но меня останавливают, грубо притягивая за шиворот к себе. — Ты аутист? — рычит мне на ухо мистер доктор-гопник. — А ты психоневролог? — копирую его интонацию, краем сознания понимаю, что всё, пропал. — Не беси меня, балерина. — Отпусти, гопарь ебаный! — Как ты меня назвал?! — Как я тебя назвал?… *Год спустя*       Полумрак, на сцене второй акт, а в зале множество людей следят за действом. Красивая, легкая мелодия фортепиано, под которую танцует беловолосый парень. Грация, сопровождающая каждое его движение, поражает. Торс напряжен, а лицо расслабленно, прыжок, и он будто летит в воздухе, совершенно не боясь упасть, еще шаг влево, и вот его мощные, невероятно красивые ноги стоят на носках, он кланяется, музыку заглушает гул аплодисментов. Его карие глаза смотрят лишь на одного человека среди тысячи пришедших, на губах играет счастливая улыбка, а в сердце буря эмоций. Занавес.