Некоторые любят погорячее

Если бы Джарлакса спросили, что он ненавидит больше всего на свете, ответ оказался бы до очевидного прост: нищету и скуку. Речь шла, само собой разумеется, о нищете его собственной. Высокоморально беспокоиться о чужой дроу даже не собирался. Не то чтобы он бедствовал, но жизнь научила Джарлакса — чем больше при тебе драгоценностей, тем туманнее перспектива оказаться без гроша в кармане. Последние дни в его голове зрел восхитительный план уничтожения обоих ненавистных ему демонов уныния. В конце концов, времяпровождение в Тетире с Артемисом проходило весьма однообразно: убийца никак не разделял его тщетных попыток развлечься, и плевать, что в последний раз дроу пришлось удирать от стражи по крышам, а спасло его лишь открытое окно борделя, в которое он, разумеется, залез. Джарлакс даже соблаговолил извиниться, что своим вторжением прервал столь ответственное дело, как минет главе купеческой гильдии. Артемис же нашел себе занятие столь монотонное, что можно помереть со скуки: он тренировался. Или еще хуже — безвылазно сидел дома и читал. Или Джарлакс заставал его с голой девицей, которую трахал Артемис. Или пил. Все эти занятия шли по бесконечному кругу с упором на первое, когда Артемис досчитывал до второй сотни, раз за разом отжимаясь от пола, либо фехтуя с воздухом, и с совсем уж редкими случаями пьянства, когда становилось невмоготу. Дроу предполагал, что таким образом убийца переживал свою печаль и ностальгию по вонючей змеиной дыре, именуемой его домом, а именно, Калимшану. Признаться, Джарлакс сам не раз взгрустнул, что из последнего их не то чтобы выперли с позором, но весьма близко к этому. Особенно отличился он сам, когда едва не оказался на месте паши Пуука. То есть, на троне. Даже однажды требовал свою обнаженную статую из золота в полный рост, чтобы каждый, и в первую очередь сам Джарлакс, мог насладиться красотой правителя. Стража в Тетире была не такой проворной, воздух — не настолько жарким, интриги — не столь убийственно опасными. Даже здесь и сейчас, в калишитском квартале, запах пряностей казался не очень-то терпким, одежда людей и фонари из осколков разноцветного стекла выглядели тусклыми, а голоса торговцев звучали вяло. Скука, и ничего больше. Джарлакс начинал думать, что проклятая меланхолия Артемиса заразила его, как простуда, и с этим он намеревался срочно что-то делать. Все изменилось в один день, когда Джарлакс узнал, что в Миратму прибывает паша Абдулл-Фаиз. Или, насколько он помнил его полное имя, Абдулл-Али-Фаиз-Эхрам Великолепный и Блистающий, хозяин Тысячи Сокровищ. — Да это отличный план! Артемис, ты скоро скиснешь, как плесень — дай хотя бы мне развлечься! Дроу и убийца сидели в трущобах Миратмы, в комнатах, за которые заплатили на неделю вперед, и еще добавили за молчание. Все кругом было высушено солнцем, изъедено песком и пылью, но подходило в самый раз для того, чтобы Джарлакса и Энтрери не нашла никакая стража. Вид из окна выходил на двор, где без конца копошились в грязи дети, а улица представляла собой сплошную пыльную помойку, куда едва проникал свет — из-за белья, развешанного между домами. Обманчиво ветхая лестница на первый этаж каждый раз угрожающе скрипела, словно намеревалась провалиться, но никогда даже не шаталась. Хорошо, что сухие ветра хотя бы заглушали уличную вонь и высушивали гниль и грязь до пыли за считанные сутки. Джарлакс был твердо намерен украсть великолепный самоцвет Фаиза. Изумруд, чтоб его, так и назывался. Разумеется, в честь владельца самоцветных шахт, где был найден — назвать свое сокровище иначе паше никогда не позволило бы собственное самодовольство. Дроу слышал об изумруде и его хозяине еще в Калимшане, но украсть его там никогда не доходили руки. Джарлаксу не раз говорили, будто Фаиз настолько влюблен в свой камень, что носит сокровище на толстой шее в окружении жемчугов. Знал бы он, насколько проще снять камень с чьей-то шеи, чем достать из волшебного хранилища или еще откуда-нибудь! Сейчас же… что ж, в Калимшан они все равно не вернутся еще лет двадцать, а урвать кусочек ностальгии — всегда приятно. Да что там ностальгии! Практически дома! Щекочущее нервы состязание с калимшанской стражей поднимало настроение Джарлакса при одной мысли об опасности достаточной, чтобы почувствовать всю остроту жизни, и недостаточной, чтобы попасться. Джарлакс был уверен, что Фаиз их не достанет — всех его денег не хватит, чтобы купить лучших наемников, способных обуздать скуку предводителя Брэган Д’эрт. В воображении Джарлакса уже сиял триумф, когда он будет держать в руках прекрасный кристалл, переливающийся всеми оттенками зеленого — от густо-травяного до нежно-аквамаринового, как утреннее море над песчаным берегом или скалой. Артемис не оценил план. Калишит смотрел на него, как на идиота, положив ноги на низкий плетеный столик, и ел фрукты: отрезал кусок персика, после чего отправил его себе в рот, не отрывая взгляда от Джарлакса. — Скажи мне еще раз, что ты собираешься сделать? Прикинуться наложницей? — он красноречиво указал ножом в пах Джарлакса. — А стояк от вида полуголых гаремных баб куда денешь? Иллюзией прикроешь? Джарлакс почувствовал себя почти оскорбленно, и прищелкнул пальцами, после чего указал на собственные бедра. — Вот поэтому я и собираюсь надеть нормальный пояс! А не только это! Артемис поморщился, глядя на наемника, одетого в полупрозрачные розовые шаровары, такую же блузу с воздушными рукавами, скрывавшую слишком крепкие для женщины мышцы рук, и короткий жилет, скрепленный одними цепочками поперек груди. Жилет был расшит жемчугом и серебром и должен был прекрасно сочетаться с темной кожей дроу, подчеркивая все изгибы тела. Разумеется, тела женщины, а не Джарлакса. На взгляд Артемиса, мужчина, добровольно обрядившийся в женские тряпки, уже мог считаться сумасшедшим. Джарлакса он всегда в этом подозревал, но никогда не знал, что безумие дроу достигло такой глубины. «Хотя одни дьяволы знают, чем их мужчины еще занимаются в Подземье». Дьяволы и впрямь знали. Как и демоны. Больше всего — об оргиях, которые устраивали жрицы Ллос с их участием. — Ты псих. Вместо ответа Джарлакс сделал изящный пируэт, вильнув бедрами, как танцовщица из калимшанского дворца, и пропел елейным голосом, чудовищно похожим на женский: — Ах, иди же ко мне, мой паша! Артемис только закашлялся и прикрыл глаза рукой. Джарлакс умудрился выглядеть одновременно настолько непристойно, нелепо и смешно, что от противоречивости этих составляющих убийца просто не мог на него смотреть, не чувствуя одновременного омерзения, смущения и глубокого уязвления безобразной тупостью происходящего. — Джарлакс, прекрати немедленно этот ебаный цирк! От того, как Артемиса скрючило в приступе презрения, Джарлакс победно заржал, одернул полупрозрачные розовые шаровары, и выдал то, что крутилось у него на языке: — Кстати, ты никогда не думал, почему такие штаны носят одни бабы? Яйца хорошо продуваются, не жмет и не жарко. Артемис откинулся в продавленном старом кресле, страдальчески возведя глаза к потолку, и устало пробормотал: — Иди нахер. Сними это с себя и надень нормальные штаны! Джарлакс только фыркнул. — Сладкий мой, я туда и собираюсь! Метафорически… Его каждый раз забавляло, как перекашивает Артемиса от упоминания ебли между мужиками или чего-то, наступающего на его драгоценную суровую мужественность. Джарлакс понятия не имел, почему убийца каждый раз леденеет от одних слов так, будто сел на морского ежа — может быть, тому и были причины, но уж очень забавный становился у него вид. Не то чтобы Джарлакс практиковал мужеложство, но вильнуть задом ради богатой мимики Артемиса, свидетельствующей о безоговорочном отвращении, всегда оказывалось весело. Артемис Энтрери страдальчески провел по лицу ладонью и тяжело вздохнул. — Ты сдохнешь, потому что рискуешь опять из-за какого-то камня. Повелся на блестяшку, как баба. Помяни мои слова. «Как баба?!» Джарлакс эффектным движением водрузил на голову свою любимую шляпу и поправил перо диатримы. — В таком случае, я покидаю тебя, мой друг. Ты неспособен оценить прелесть драгоценностей. Артемис за его спиной тяжело вздохнул. — Покидаешь — в шляпе и с голой жопой?! .. Нужно сказать, выразился он весьма буквально. Костюм рабыни скорее открывал зад Джарлакса, чем прикрывал. — Я же наложница. — Шляпу сними, павлин. План был прост и изящен, как и все, что любил Джарлакс. Ну, не все, если учесть его драгоценный радужный плащ и шляпу, но то, что касалось планирования — точно. Артемис после пары часов уговоров и танца дроу в костюме наложницы был готов хоть в Канию спуститься, лишь бы прекратить смотреть на задницу Джарлакса в полупрозрачных шароварах и член, под конец скрывшийся за широким поясом в жемчугах и звенящей монистой. Артемис уже ничего не хотел обсуждать и знать, даже не хотел денег. В этом смысле управлять убийцей Джарлаксу казалось простым до очарования. Достаточно лишь хорошенько вымотать Энтрери тем, что он ненавидит, но не в состоянии убить или уничтожить. Ну, разумеется, не считая Дриззта. От упоминаний последнего Артемис впадал в смесь ярости и меланхолии, а Джарлакс хотел, чтобы его напарник наконец-то перестал киснуть, а не наоборот. Энтрери смотрел на него с обреченной усталостью. — То есть, ты хочешь, чтобы я тебя продал. На невольничьем рынке. Как наемник, который поймал жрицу дроу. Джарлакс с энтузиазмом кивнул. — Именно так! Артемис тяжело вздохнул уже в который раз. — Джарлакс, ты — мужчина. Ты не можешь быть наложницей паши. «А то я не знаю!» По правде говоря, обрядившись в эти тряпки, дроу чувствовал себя до ужаса весело. Разве что стоило побольше следить за своей привычкой без конца поправлять повязку на глазу, которую он сейчас снял. Более того, даже в разговорах с Артемисом свою роль он решил исполнить до конца. — Ах, дорогой мой, — с придыханием произнес Джарлакс, вздымая руки. — Я буду ублажать моего хозяина тысячу и одну ночь, и он одарит меня золотом и изумрудом, и я стану Джар… — Он запнулся на мгновение. — Джарейлой Бэнр, госпожой из Андердарка, похищенной и проданной наемником! — Ты же не собираешься у него отсосать, — угрожающе утвердительно произнес Артемис. — Твою мать! Джарлакс! Ты — мужчина! Повтори себе это! Джарлакс только фыркнул и лишь на мгновение изменил приторно-сахарным женским интонациям. Его голос зазвучал привычно грубо. — И что?! Артемис, заткнись, настоящую жрицу Ллос ты не затащишь на невольничий рынок. Поверь, я знаю о них побольше тебя. Артемис Энтрери вместо ответа вздохнул со стоном и погрузил лицо в сложенные руки. В который уже раз за день. Подпольный невольничий базар в калишитском квартале был известен местным властям, и все же никто не собирался его прикрыть. Даже подпольность этого места оставалась весьма условной, потому что базар занимал крошечный, но полноценный квартал города. Торговля женщинами и рабами была запрещена в цивилизованном Тетире, но в Калимшане давно стала частью культуры, и попробуй кто-нибудь закрыть последнее прибежище любителей извращений и просто ленивых богачей из соседнего государства, а также устроившихся в Миратме — в квартале бы поднялся бунт, не иначе. В местную жару торговцы, особо не церемонясь, выставляли товар «лицом». Женщины и девушки в цепях и веревках, как и евнухи, стояли порой совершенно голые, либо в одних халатах, служащих скорее для спасения от солнца кожи тех, кто не должен был загореть, либо чтобы самые похотливые не пялились на «товар» слишком долго. Рабыни и рабы стояли и сидели забитые, плачущие, униженные, либо выглядящие так, словно их опоили цветочным соком из Амна. Кто-то плакал, кто-то сидел, уставившись в пустоту. Джарлакс широко улыбался своему обману под плотной белой вуалью, скрывавшей все лицо дроу, кроме глаз. Всеобщая грязь, разврат и боль его не интересовали ни капли. И едва ступив на пыльные улицы между грязно-бежевых домов, обмазанных глиной, он сразу понял, что его идея попала в яблочко. Выставляли кого угодно — бледных рыжих северянок, смуглых полукровок, чернокожих рабынь из джунглей Чалта, эльфиек и полуэльфиек, даже попадались аасимарки, дженази и тифлинги. Но пока он не видел ни одной дроу. И ни одной рабыни, разряженной, как он сам. «Естественно, попробуй поймать в Подземье жрицу с пауками и змееголовой плеткой». Поначалу ему показалось, что камнем преткновения стало то, что вечно влекло всех мужчин. Грудь. Или, как грубо выразился Артемис, сиськи. Артемис с сомнением посмотрел на Джарлакса, уже надевшего полный комплект костюма, даже вуаль, а затем заявил: — У тебя их нет. Джарлакс положил руки на плечи товарищу и патетически произнес: — Ты достиг просветления, друг мой, узрев очевидное. Артемис тяжело посмотрел на него. — Я тебе сейчас зубы выбью. Что у тебя на уме опять? Джарлакс пожал плечами, но теперь Артемис не мог разглядеть выражения его лица за вуалью — только блестевшие с безумным энтузиазмом красные глаза. — Все очень просто. Сейчас начаруем. В тот момент Артемис Энтрери в который раз уверился, что его сомнительный друг сумасшедший. Достаточно, чтобы озаботиться не только зачарованным париком «для искательниц приключений» с копной роскошных белоснежных волос до поясницы, но и свитком для создания иллюзии женской груди. Артемис даже не хотел знать, откуда, дьяволы раздери, взялся свиток, и какой маг пожелал его написать, находясь в здравом уме. И сколько этому магу Джарлакс заплатил за свою дурь. С другой стороны, о безумии Джарлакса он знал с того самого дня, как увидел плащ дроу. Павлин проклятый. Лысина дьявольски вспотела под белоснежным париком. Отчасти Джарлакс радовался тому, что хоть сиськи ненастоящие. Волшебные, он бы даже выразился так. И, как Джарлакс надеялся, способные выдержать удар любого рассеивания магии. «Главное, чтобы никто из евнухов не попытался их потрогать». С другой стороны, насколько он помнил калишитские порядки — трогать женщину этим слугам категорически запрещалось. Только смотреть. В противном случае их обман был бы мгновенно разоблачен, поскольку руки проходили сквозь иллюзию, как сквозь дым. Только ткань одежды принимала форму груди. Джарлакс про себя посмеивался над Энтрери. Имитировать раздражение и злобу, подходившие выдуманной истории наемника, убийце даже не пришлось. Он и так был зол — настолько, что Джарлакс читал это по его лицу, как по книге. Дроу находил особенную иронию в том, что они получат не только изумруд, но и деньги за него самого. А в том, что в их руках окажется и одно, и другое, он не сомневался. Нет, разумеется, у Джарлакса всегда оставался запасной вариант — старый добрый крюк-кошка, заклинания и амулеты — однако в таком случае кража изумруда будет далеко не настолько веселой. Прозаически скучной, он бы даже так сказал. По мере приближения к главной площади становилось все теснее и жарче, и Джарлакс догадывался почему: евнухи паши выбирали наложниц, и все стягивали туда рабынь. Точнее, те, кто оказался самым проворным. Кто-то из торговцев начинал орать на Энтрери, что он не занял очередь, но затыкался, лишь увидев оружие. Кто-то и того не боялся, и тогда Артемису пришлось пару раз дать в зубы, рявкнуть на самых смелых, припомнить несколько забористых калишитских ругательств, и вот, спустя полчаса толкотни, возни и два опасных случая, чреватых утерей парика, они оказались в переднем ряду среди тех, кто торговал рабынями. Солнце пекло беспощадно, кожа у дроу зудела, как будто он не мылся неделю, глаза болели. «Проклятое солнце. Проклятые люди. Проклятый свет». Но в тот момент Джарлакс оценил конкуренцию и расслабился окончательно. Девочки стояли настолько хорошенькие, что он поспешно поправил пояс, надеясь, что член не даст о себе знать. «Все боги Фаэруна, да это блаженство царства Сьюн, если бы они стали моими». Куда ни кинь взгляд, простирались полуобнаженные и обнаженные женские тела. Гладкие, стройные, всех форм и оттенков. Самые прелестные и несвободные девушки Фаэруна. Дроу поймал себя на мысли, что пялится на лобок огненной дженази, чьи волосы между ног оказались такими же огненными, как и на голове. Отрезвила его затрещина Артемиса, причем очень вовремя, так как заметно поубавила проснувшееся напряжение в паху. — Стой смирно! — рявкнул он. Джарлакс поломался для вида, прошипел ругательство на языке дроу из тех, которые Артемис не знал, к счастью, иначе уже прикончил бы своего товарища. Потому что Джарлакс с наслаждением назвал убийцу любителем трахаться с иллитидами. И успокоился, бросив взгляд на двух евнухов, которые сновали между рядов наложниц, выбирая подходящих. Пока они не взяли ни одной. Печалиться Джарлакс мог лишь о том, что в списке стран, куда являться ему и Энтрери будет не слишком разумно, добавится еще одна. «Или нет. Но что же мы будем делать, когда страны закончатся?» Джарлакс с сомнением посмотрел на Артемиса из-под чадры, отчаянно желая почесать подбородок и содрать с себя парик, чтобы вытереть от пота и почесать еще и лысину. Он сильно сомневался, что стать разыскиваемым преступником во всех странах Фаэруна у Артемиса хватит жизни. Что до себя — это всегда оставалось вполне вероятным. За столетие можно многое успеть. Кто-то способен создавать Мифали, кто-то великие труды —, а он ворует все драгоценности и артефакты, что лежат хорошо и плохо. Причем куда интереснее ему всегда было воровать то, что лежит хорошо. Обдурить евнухов паши было проще простого. Как и обыграть остальных на невольничьем рынке. Джарлакс знал лучше всех, что таким, как паша, вечно хотелось экзотики — прелестных девственниц со всех концов мира и опытных шлюх он уже наверняка перепробовал. Ни позой наездницы, ни шелковыми лентами, ни глубоким минетом, ни даже сношением в задний проход таких искушенных богатеев не удивить. Но, разумеется, на всем базаре не нашлось ни одной рабыни дроу, и, разумеется, что именно ее, непокорную госпожу Джарейлу в позолоченных кандалах, выбрали евнухи. «Потому что попробуй он выебать настоящую жрицу Ллос — демоны откусили бы ему член». И, разумеется, хватило лишь снять жилетку, распахнуть легкий лиф и показать евнухам грудь, тем самым доказывая, что безымянный наемник, продававший на базаре «проклятую бабу, угробившую ему все приключение в Подземье», торгует самой настоящей женщиной. Джарлакс отметил, что Артемис говорил об испортившей ему жизнь дроу с большим чувством. Огромным. Возможно, потому что самая хорошая ложь всегда содержала в себе толику правды. Ну кому придет в голову мысль о волшебных сиськах, которых не существует на самом деле, когда ткань лежит на них вполне по-настоящему? Правда, остальные торговцы на базаре, продававшие прелестных девственниц, едва их не сожрали, но это были частности. Джарлакс надеялся, что Артемис дошел до дома живым со своими полутора тысячами монет. Джарлакс бы доторговался и до двух, но, увы, сегодня он был всего лишь наложницей дроу. Пусть и прятавшей под широким поясом вполне себе мужской орган. Когда евнухи схватили Джарлакса за обе руки и повели прочь, во дворец, под возмущенные вопли остальных торговцев, ему наконец-то стало по-настоящему весело. Потому что сейчас начиналось самое интересное. Дворец, предоставленный Абдулле-Фаизу в Миратме, мгновенно вызвал у Джарлакса такое же чувство, какое могла пробудить у маленького нищего Артемиса в детстве лавка с пахлавой и лукумом. Джарлакс на мгновение почувствовал истинное сочувствие к Энтрери, думая, что понимает его, как никогда. Была бы его воля — он бы ограбил здесь все. Даже стены. Столько золота он последний раз не видел даже в Калимшане: возможно, потому что там привычка вешать его на себя прижилась получше, а Тетир на южной границе маялся между обычаями двух государств и так не стал ни одним, ни другим. Он чувствовал себя безобразно глупо и с трудом удерживался от смеха каждую секунду, когда евнухи вели его во дворец. И когда какая-то старшая жена хмуро и оценивающе осмотрела его, а служанка отвела во временные покои, надменно пояснив по дороге, что едва они вернутся в Калимшан, «Джарейла» перестанет чувствовать себя султаншей. И нудно обрисовала целый спектр обязанностей и порядков, которые Джарлакс слушал вполуха, поскольку большинство знал и так. «Да уж конечно». Самым смешным дроу считал то, что все кругом выглядели дьявольски серьезными, и пока ни один стражник и ни одна из многочисленных жен паши не пытались сдернуть с Джарлакса его бабский наряд, в котором он щеголял уже почти целый день. Никто даже не проверил, женщина ли он. Лысина по-прежнему ужасно зудела. Он сам не знал, почему все так ловко складывается — было ли это несусветной удачей, или самый неловкий момент, когда Джарлаксу предстояло применить весь свой актерский талант, ожидал позже. Он даже краем глаза видел пашу, когда его вели в новые покои — изумруд, о котором Джарлакс столько мечтал, был на своем месте: то есть, на жирной шее паши. «И как эти девки с ним спят? ..» Он косо поглядывал на ораву женщин, проживавшую в доме, и с трудом пытался не думать, что попал в роскошный бордель: каждая щеголяла в одежде в равной степени закрытой и на удивление соблазнительной. Проблемы начались, когда его привели в отведенную ему комнату: украшенную мозаикой, с заваленной подушками постелью, резными ширмами и тонким пряным ароматом благовоний в воздухе. И ванной. Настоящей, из камня. На мгновение Джарлакс задумался: в каких же покоях живут самые любимые жены паши, если его сейчас привели сюда? «Этот дом нужно ограбить. От пола до потолка». Евнух поклонился ему, глядя в пол. — Госпожа, паша приказал умастить вас маслами, омыть и покрыть узорами любви вашу кожу. Снимите одежды, чтобы мы могли сделать это. Мы позовем служанок. Этого Джарлакс не ожидал. «Узоры любви? Это еще что за ерунда?» В первое мгновение Джарлакс опешил и даже не нашелся, что соврать, но язык сболтнул необходимое будто сам собой: — Закрой рот, животное. — Более резко он говорил только с наемниками. Именно тогда, когда командовал. — Ты недостоин видеть ритуалы красоты госпожи дроу! Приказываю тебе принести мне масла, наполнить ванну и убираться отсюда. Я знаю, что понравится паше, и не смей мне перечить! Евнух посмотрел на него с сомнением и страхом. — Но… — Выполняй, живо! — произнес Джарлакс, отворачиваясь и тем самым давая понять, что разговор окончен. — Немедленно! Евнух замялся, но поклонился и покинул комнату, пятясь. — Слушаюсь, госпожа. Джарлакс вздохнул с облегчением и на всякий случай заперся изнутри. Сейчас начиналось самое сложное. Наверняка всех девок раздевали и рассматривали, перед тем как подложить под пашу. Он должен был любой ценой избежать этой унизительной процедуры, а, значит, ему оставалось только одно — прокрасться в покои паши самому и сделать вид, что так и нужно. «Возможно, прекрасная непокорная дроу так завоюет его сердце, что он отдаст ей изумруд сам. А потом принцесса с яйцами сбежит из золотой клетки». Или нет. Джарлакс расхаживал по комнате из угла в угол, а затем выглянул из окна. Стража обходила дом по периметру, охранники стояли возле входов и выходов. Это ему пригодится. Как и то, что ограда, выходившая к парку, выглядела скорее символической, чем высокой и прочной. Холеная наложница не перелезет, но ему преодолеть такое препятствие было делом нескольких секунд. «Но навряд ли можно сбежать так просто». Он набрал в ладонь фиников и винограда, и, обдумывая, как пробраться к паше, съел все. В основном Джарлакса преследовала навязчивая мысль, что проверять ограду и простоту побега ему придется на ходу. Он глубоко вздохнул. «Что ж. Я хорошо импровизирую». Вскоре ему принесли горячей воды и масел и даже привели служанку — хорошенькую лунную эльфийку, которая, правда, больше напоминала ему ребенка, чем девушку. От нее избавиться было проще простого. Джарлакс подошел к девчонке, поднял ее голову за подбородок и скривился. — Вы привели ко мне это отродье? Все прочь. Я сама приму ванну! Джарлакс взмахнул рукой, отсылая всех. Более удивительным, чем невероятная удача, он находил то, что его послушались. Возможно, роль командира Брэган Д’эрт сыграла свою роль. Сбежать из покоев оказалось еще проще, чем он думал. Джарлакс поступил именно так, как на его месте могла бы поступить взбалмошная дроу, считавшая себя королевой среди рабов. Он просто вышел из комнаты, заявив охране: — Я желаю прогулки и готова к встрече с пашой. Стражники не ответили ему ничего. Калимшанские солдаты стояли молчаливыми истуканами. Джарлакс помнил, как их тренировали: до бессознательного состояния, пока человек не становился скорее големом, нежели солдатом. «И все же — неужели сюда так просто проникнуть?!» С другой стороны — кому еще, кроме него, придет в голову мысль обрядиться бабой? Любой городской мужчина, да еще и калишит, сочтет это ниже своего достоинства. «Но что такое достоинство по сравнению с изумрудами?» Размышляя об этих нехитрых вещах, он забрел в ту часть дворца, где стражи стояло в разы больше. «И бежать отсюда будет сложнее». Двое охранников с лязгом скрестили перед ним алебарды, едва Джарлакс оказался около одной из дверей. — Паша никого не принимает. «Да неужели?!» Джарлакс и помыслить не мог о такой удаче! Гулять по этому дворцу-дому — и случайно забрести в покои паши! Случайно! Безо всяких уловок и ухищрений! Оставалось только выяснить, чем впоследствии придется расплачиваться за подобные выкрутасы. Дроу бы станцевал победно-издевательский танец прямо здесь, но в таком случае все бы увидели его мужское достоинство, а заодно — он бы точно потерял ореол надменной госпожи-дроу. — Паша желал меня видеть! — резко произнес он, подражая истеричным интонациям одной из бесконечно любимых сестер. — Так что впусти немедленно! «Проклятые ведьмы Ллос». Паша Фаиз развалился на тахте, поедая виноград. Но даже прежде паши Джарлакс увидел его. Изумруд на шее паши. Огромный, с половину детского кулака размером. Прозрачный, как слеза девственницы. Манящий, как заигрывания самой дорогой шлюхи. Сверкающий даже в отблесках свечей «Ты будешь мой». Паша увидел вошедшую девицу и замер, не донеся виноградину до рта. Он буквально пожирал дроу взглядом. Джарлакс тоже пожирал взглядом изумруд, что вполне сходило за страсть. «Знал бы ты, старый извращенец, что собираешься трахнуть именно меня». Секунду спустя Джарлакс, правда, подумал, что с извращенцем слегка погорячился. Мельком взглянув на себя в зеркало, он решил, что себя бы тоже трахнул, хотя фактически даже такое предположение звучало очень странно. «Да я же конфетка». Паша лениво взмахнул рукой. — Мне говорили, что дроу весьма искусны в любви. «Прекрати ржать, ты госпожа дроу. Тупая и надменная, как твои сестрицы». Он вздохнул и плавно указал на всю комнату вокруг себя. — И ты хочешь, чтобы я показала это тебе? А, паша? Фаиз поерзал на кушетке, устраиваясь удобнее. — Иди сюда, красавица. Оглядываясь вокруг, Джарлакс лихорадочно искал возможность сбежать. «Главное — не напороться задом на розовый куст, если я соберусь прыгать. Или на фонарь». Но прямо сейчас ему требовалось потянуть время. Поэтому он изящно вильнул бедрами и постарался говорить как можно более томно и как можно сильнее сдерживать дурацкий хохот, рвавшийся наружу. — Я приду, когда сама пожелаю, паша. Неужели ты не знаешь, как ведут себя дроу? — Он обошел пашу по кругу, на самом деле присматриваясь к тому, заперта ли дверь и высоко ли прыгать из окна. «Вот же влип. Да ты извращенец, Фаиз». Паша смотрел на него, приоткрыв рот. — Дьяволица… — пробормотал он. — Богиня… иди сюда сейчас же… Джарлакс сорвал с плеч легкий шарф, позаимствованный в покоях, и принялся медленно кружить вокруг этого идиота, виляя задницей и обнажая призрачную грудь. Шикарную даже на его собственный взгляд — упругую, довольно большую для дроу, с аккуратно торчащими сосками. «Не сиськи, а мечта. Но я-то в них кое-что понимаю, потому что люблю их». Фаиз издал не то глухой вздох, не то стон, и именно в этот момент Джарлакс приблизился к паше, закружил вокруг него, зашел за спину и обманчиво мягко положил руки на плечи паши, слегка разминая их. А потом со всей силой сжал огромную шею, как в стальные тиски, и со всего маху треснул пашу головой об изголовье дивана так быстро, что тот потерял сознание практически мгновенно. Кроме своих исключительных навыков убийцы у Джарлакса было припасено еще и заклинание сна на крошечном свитке, спрятанном в тяжелый пояс. Его он и прочитал над бессознательным пашой. Дальше он действовал со скоростью ветра, тихо и быстро. Схватил огромный изумруд с шеи паши, повесил его на себя, обернулся на дверь, и обошел комнату, выискивая еще что-нибудь. Джарлакс просто не мог позволить себе уйти из дворца, где даже стены из золота, с одним-единственным камнем. Обычные побрякушки дроу не интересовали. Только те, где камни выглядели достаточно крупными и крепкими, чтобы послужить средоточием для мощных чар всех видов. И те, что уже зачарованы. Волшебный бюст, прятавший в себе один воздух, и ткань блузы, раздутая иллюзией, пригодились ему сейчас больше, чем за целый день. Заклинание потеряло силу, едва Джарлакс отправил себе под одежду шкатулку с россыпью крупных самоцветов, канарейку из золота с эмалью, где наметанный глаз дроу опознал работу одного из лучших мастеров Калимпорта, и еще одну шкатулку с целой грудой зачарованных амулетов без цепочек. После этого он набросил на шею еще три волшебных ожерелья, два браслета, забрал у паши золоченую саблю, а слегка подумав — добавил к этому кинжал, который повесил себе на пояс. Лишь после этого он осторожно выглянул в окно, надеясь, что никто не услышал происходящего. Сад внизу был полон певчих птиц и тишины. Охрана, обходившая здание по кругу, сейчас отсутствовала. Цвели розовые кусты. «И моя задница примет на себя все колючки». Он косо поглядывал на пашу, который валялся на своей кушетке без сознания. Сонного заклинания хватит еще на несколько часов — Джарлакс был в этом уверен. Но сначала ему предстояло спуститься, и спрятать крюк-кошку в своих штанах он не мог. На самом деле в этих штанах не пряталось ничего, кроме его мужского достоинства. Которое вполне комфортно обдувалось. Единственным здравым решением ему показалось срезать занавески, схватить покрывало с постели — и связать из всего этого длинную хлипкую конструкцию, призванную помочь добраться до земли с относительной безопасностью. «Точнее, не сесть жопой на фонарь». И, разумеется, все неприятности начались именно тогда, когда его увидел в окне один из стражников. Увешанного оружием и драгоценностями. В вуали. С задравшимся до уровня ребер поясом и членом, болтавшимся около штанины. — Ты! Иди сюда немедленно! — заорал на него караульный. — Иди в задницу, — лаконично ответил дроу и соскользнул этажом ниже, упираясь каблуками сапог в стену дворца. — Стража! Во дворце вор! — раздался крик с этажа сверху. «Только я уже пониже буду». Следующий этаж открыл ему зрелище куда более приятное, чем два угрюмых хмыря. Он резко притормозил спуск, увидев за распахнутым окном пять прелестных голых женщин в купальне — их влажные груди были покрыты мыльной пеной, и пена же запуталась в темных и светлых гнездах волос между ног. Мягкий свет очерчивал самые прелестные изгибы их обнаженных тел. Одна из наложниц выгнулась, подставляя грудь струе воды из кувшина, и сладко застонала, когда другая служанка принялась намыливать ей грудь, щекоча соски кончиками пальцев, а вторая встала на колени и принялась намыливать ее между ног. «Я пропал». Джарлакс почувствовал напряжение в паху, и как назло, его нога соскользнула и с грохотом врезалась в витражное стекло, выбивая целый кусок причудливого цветного узора. Наложницы в купальне, встревоженные шумом, обернулись, взвизгнули, и прикрылись. Джарлакс не сомневался, что причина была одной — его член из-за задравшегося пояса был виден даже слишком хорошо. — Приятного купания, дамы! Кстати, языком попробуй! — Он взмахнул надоевшей вуалью, зашвыривая ее через окно, и спрыгнул на землю, до которой уже оставался всего-то его собственный рост — и очень вовремя, потому что в следующий момент стражник наверху перерезал импровизированное средство спуска, и тряпки кучей свалились Джарлаксу на голову. «Проклятье!» Дальше ему не хватало только музыки, которую так любили играть на местных базарах. Она бы отлично скрасила скучную беготню и не менее скучную драку. Джарлаксу пришлось пустить в ход саблю, когда на него напало двое стражников. Еще несколько бежало с оружием и факелами наперевес со стороны главного входа во дворец. Первого из двух самых быстрых Джарлакс легко полоснул по горлу клинком, ловко уворачиваясь от удара второго. Оставшемуся стражнику не повезло больше — Джарлакс развернулся, выбрасывая вперед руку с саблей. Может быть, паша и любил бутафорию, но сталь у оружия оказалась отменная. Джарлакса она не подвела. Крепкий клинок вспорол и кольчугу, и кожу — между пальцев стражника алым ручьем хлынула кровь. Человек взвыл, пытаясь удержать на месте выскальзывающие внутренности. Джарлакс дрался легко, будто играючи, зная, что даже самые ловкие люди, вроде Энтрери, никогда не могли сравниться с ним. Он пнул скрючившегося стражника, освобождая себе путь, и, не обращая внимания на стоны умирающего и крики бегущей охраны паши, рванулся к ограде. Кровь забрызгала все жемчужно-расшитое великолепие одежд наложницы. Хуже того — когда Джарлакс все-таки перемахнул через ограду, раздался отвратительный треск разрывающейся ткани. Почти целиком его штаны, больше символические, повисли на заборе около дворца паши. «Без штанов, в крови и с изумрудом. Вся моя жизнь». Само собой, охрана его так и не догнала. Все оказалось до уныния просто. А вот в калишитском квартале стража начала обыски той же ночью, и уже в который раз Джарлаксу и Энтрери пришлось бежать впопыхах хоть куда-нибудь. Точнее, залечь на дно, пока не закончатся поиски воров. — Артемис, — проникновенно произнес Джарлакс имя убийцы, глядя на улицы Миратмы, заполненные стражей, и подслеповато щурясь от гнусно-яркого солнца. Солдаты сновали вперед и назад, а им оставалось наблюдать за этим зрелищем, лежа на крыше городского курятника у рынка, прячась за деревянным гребнем каждый раз, когда кто-то собирался посмотреть в их сторону. — Мне кажется, мы стали нежелательными гостями в еще одной стране. — Я тебе говорил, что этим кончится, — мрачно ответил Энтрери. — Теперь что? Джарлакс вздохнул. — Я слышал, в Амне добывают бриллианты. Артемис Энтрери посмотрел на дроу с ненавистью. Затем Джарлаксу показалось, что он действительно услышал стон, с которым убийца погрузил лицо в сено на крыше курятника.