Дорога

      Скуало орал, матерился и упорно старался вырулить машину так, чтобы в очередной раз не провалиться колесом в очередную яму. Он поминутно жал то на тормоз, то на газ, кидал на спидометр уничтожающие и просто гневные взгляды и снова матерился – скорость была такой, что на соревнованиях с улиткой долбаный моллюск обогнал бы его на первом же повороте. Супербия бесился. Не сам с собой, конечно же. В принципе, Варийский Дождь ни в чём не был виноват. Он не был виноват в том, что кондиционер сломался, что окна пришлось открыть, а за ними стояла дорожная пыль и невыносимая летняя жара, что лобовое стекло было изгваздано разбившимися и растёкшимися трупами героически погибших в полёте насекомых, что узкая полоска асфальта, по которой они ехали, была кривой и разбитой ну просто в говно. Скуало бесился, тряс собранными в высокий хвост волосами и орал. Один во всём салоне. И от этого бесился ещё сильнее.       Рядом, на пассажирском сидении, сидел вцепившийся в ремень безопасности Мармон. Аркобалено тоже нельзя было назвать довольным жизнью – он сидел в детском кресле (законы страны обязывали). То, что кресло и впрямь было настоящим, хорошего настроения Туману не добавляло. Этот безусловно полезный, но такой унизительный атрибут путешествия в автомобиле им пришлось купить на полпути к заданной цели – иллюзорное сидение от качки рябило, изменялось в размерах и, в конце концов, исчезло с парой глухих хлопков. Мармон был мрачен, подавлен и укачан. Иногда он дрожащими руками открывал стоящую у него на коленях пластиковую миску и подносил её ко рту. Укачало Аркобалено знатно и со всеми вытекающими, но тот предпочитал сопеть носом и отмалчиваться.       Занзас занимал две трети заднего сидения, жмурил глаза, чтобы не видеть с бешеной скоростью мелькающие картинки происходящего, и пил виски. Пытался пить. Он подносил стакан к губам, касался самым кончиком языка его кромки и стучал зубами о толстое стекло. Раздражённо выдыхал, опускал руку с ещё два часа назад возжелаемым напитком на подлокотник и тёр пальцами переносицу. Занзас был зол. Занзас был очень зол, но при этом он очень устал, и потому сил быть злым у него не осталось. Собственные противоречивые и в действительности взаимоисключающие аспекты настроения его не пугали – он был злым и усталым, те, кому что-то не нравилось, могли идти нахрен. Порой Занзас открывал глаза и упирался взглядом в мокрую от пота шею Скуало. Критиковать манеру вождения своей Правой Руки он перестал уже давно (Супербия и правда неплохо водил), сейчас он лишь изредка лениво пинал его в спину через кресло и тянул своё любимое «мусор». Просто так, чтобы случаем не забыть, кто тут на самом деле босс.       Бельфегор расположился справа от босса, заткнул уши наушниками и абстрагировался от происходящего. Абстрагировался, надо сказать, очень удачно, правда, ненадолго. Сумасшедшая тряска вскоре затрясла и его. Машина прыгала по кочкам, и принц с неестественно прямой спиной в такт подпрыгивал на сидении. Автомобиль петлял по отвратительно кривой дороге, и Бел на поворотах врезался носом то в стекло, то в брыкающегося в ответ Занзаса. Неожиданно пародия на асфальт стала кривой и разбитой одновременно, и Ураган, пристёгнутый ремнём безопасности, а потому не имеющий возможности отстраниться, с диким, неуместным и уже даже не шипящим хохотом вынужден был колотиться о спинку сидения поочерёдно обоими плечами.       Скуало стиснул зубы, чтобы не издать ни звука, откинул упорно лезущую в глаза чёлку и мысленно проклинал их никчёмное, как Савада Тсунаёши, задание.       – Да чтоб мы ещё раз взялись за миссию в этой поганой стране! – Супербия взвыл. Мармон сбоку обнимался с мисочкой. – Ты меня слышал, чёртов босс? – Занзас молчал. Хранитель Дождя нашёл его отражение в зеркале заднего вида. Занзас смотрел на него выпученными глазами и старался не выплюнуть злополучный виски, Бельфегор рядом продолжал биться в агонии. Скуало выругался и принялся выруливать автомобиль из ям с удвоенным рвением. А ведь их миссия в России ещё даже не началась…