Письмо

«Ты ведь знаешь, что я никогда не умел что – либо скрывать от тебя. Ты всегда знала, когда мне плохо или больно, ты не спрашивала «что случилось? ». Ты молча садилась мне на колени, утыкалась лицом в основание шеи и давала мне свободу действий и мыслей, не требуя ничего взамен, просто оставаясь рядом. Бесконечно терпеливая, ты была самым сильным человеком из всех, что я знал. Поэтому, наверное, ты не говорила, что ходила к врачу, что он поставил диагноз, что тебе осталось чуть больше трех месяцев. Знаешь, я был невероятно напуган, когда твои головные боли участились и стали почти невыносимыми для тебя, я видел прокушенные губы и синяки под глазами и все больше терялся в переживаниях, а когда я узнал правду. Я помню, как подкосились мои ноги, и я рухнул на пол там, где стоял, помню, как трясущимися руками ощупывал твое обеспокоенное печальное лицо, пытаясь осознать эти несколько ужасных слов. Боже, каким же эгоистом я был в тот момент, я погрузился в свое горе, а к тебе опять пришла головная боль, ты не успела скрыть от меня свою муку, и я увидел как твои прекрасные сине- зеленые глаза затуманились болью, а тело превратилось в камень. В тот момент моим единственным желанием было прижать тебя к себе, облегчить хоть как-нибудь твои страдания, но я боялся, я ужасно боялся сделать тебе больнее, чем было, боялся потревожить. Ты разрушила мои сомнения, когда сама потянулась ко мне, я без раздумий взял тебя на руки и пересел в наше любимое глубокое кресло (знаешь, я и сейчас в нем). С тех пор, каждый твой приступ мы переживали вместе, я уволился с работы, и вообще старался покидать тебя как можно реже. Ну, ты знаешь. Я так отчаянно хотел забрать у тебя эту боль, хотя бы поделить ее на двоих. С каждым днем приступы учащались, и ты становилась все слабее, а я умирал каждый раз. Когда ты начала терять сознание – тебя забрали в больницу, тогда (помнишь?) ты сказала, что мне уже совсем скоро придется жить за двоих, я не выдержал, заплакал, мне хотелось кричать, устроить погром, но я уткнулся лицом в твои прохладные ладони и молча плакал. Тогда я в первый раз видел, как ты плачешь, ты сказала, что мои слезы лишают тебя сил больше чем головные боли. Тогда я поклялся, что сделаю все, чтобы ты их больше не увидела. Знаешь, на похоронах я был единственным, кто улыбался. Со слезами на глазах, сжимая в руках букет твоих любимых полевых ромашек, я смотрел на солнечное небо и улыбался. По-моему меня посчитали безумцем, но я просто выполнял данное тебе обещание - я отпускал тебя, чтобы жить за двоих. Я не знаю, слышала ты или нет, но я сутки провел у твоей могилы, играя на гитаре твою любимую колыбельную, я пел песни из нашего общего прошлого, оставляя из здесь. Там я поклялся тебе, что если я когда-нибудь полюблю, я спою их еще, теперь уже для нее, и обязательно приведу ее сюда, ведь я не смогу, никогда не смогу полностью отпустить тебя. Я расскажу ей нашу историю. Иначе будет неправильно. Спасибо, что научила меня смеяться, даже, когда все совсем плохо, что подарила мне часть своей жизни, что маленький кусочек тебя навсегда останется со мной, что подарила мне веру, что однажды, может быть через тысячи жизней, мы снова встретим друг друга. Я Бесконечно Люблю Тебя. Прощай». Молодой черноволосый парень со вздохом отложил ручку, его голубые печальные глаза удовлетворенно и с грустью смотрели на исписанные листы. Он встряхнул растрепанными волосами, взял письмо и подошел к открытому окну. На подоконнике стояло блюдце со свечей и небольшой металлический поднос. Парень поджег письмо и долго смотрел на огонь, пока он не погас. Потом он аккуратно подставил поднос пролетающему мимо ветерку, и он забрал пепел с собой, унося его к небесам, тому, кому предназначалось. Печально улыбающиеся голубые глаза еще долго смотрели в звездное, невероятно чистое небо.