***
Молодая парочка домой возвращалась в полной тишине. Ни Петр, ни Алик не смели обратиться к друг другу, заговорить, даже старались не смотреть в глаза, однако альфа так же крепко, как обычно, сжимал маленькую ладошку любимого. Так сильно, словно тот вот-вот сорвётся и сбежит, оставляя за собой терпкий запах апельсина и гвоздики. Ни тот, ни другой не знали с чего начать банальный разговор, как обсудить недомолвки и решить их дальнейшее положение. Петр слишком боялся: отец омеги, может, и решил помочь из жалости, но позволит ли он быть вместе, зная, как живет альфа? Разрешит ли остаться рядом с любимым?.. А Алик обманул всех и напугал папу Игоря, что у того начался приступ, да такой, что тот заплакал. Ему было стыдно перед альфой, и щёки от этого предательски горели. А посмотреть на любимого страшно. Страшно увидеть осуждение и упрёк в глазах возлюбленного. Все их мысли разлетелись, стоило только подойти к дому блондина. Дорога от аптеки и обратно заняла чуть меньше часа, но оба замерзли и дрожали. Эта мелкая тряска ощущалась в сжатых ладонях друг друга. Скорее всего, от холода, а Алик, вообще, был одет чуть проще альфы и уже совсем продрог. Но, возможно, – это волнение, сотрясающее их сильнее вьюги. Петр сильнее сжал руку Алика, увидев около здания скорую. Сорвавшись с места, побежал к дверям, старался отогнать от себя самые страшные мысли, но они, как назло, бешеным калейдоскопом вращались в голове, не хотя уходить. Омежку он тянул следом, не выпуская его руку. В коридоре они столкнулись с врачом, оставляющим наставления Федору. Тот, увидев беспокойство молодого альфы, поспешил успокоить парня, пока тот не натворил чего на нервной почве. — С ним всё в порядке, он просто спит, а этот врач из частной клиники. Он взял анализы и кровь на дому, вколол хорошее жаропонижающее и оставил рекомендации, — омега проводил врача. А парни сняли верхнюю одежду и обувь. — Вы замёрзли. Идите пока на кухню, выпейте горячего чаю, отогрейтесь. Там отец, он хотел с вами поговорить. А я к Игорю, проверю его. Федор снисходительно улыбнулся и скрылся в одной из комнат, оставив пару наедине. Петр осматривал коридор, впервые попав в гости к своему омежке. Да, он много раз провожал до дома из школы, но ни разу не рискнул принять приглашение зайти внутрь, сколько бы его Алик ни уговаривал, а к себе так и вовсе боялся пригласить. Мало ли вдруг положение альфы оттолкнет того, и он решит найти более перспективную пару? Рисковать не хотелось, поэтому Пётр решил сначала укрепить отношения, их любовь и связь, но всё пошло не так. Хотя те тихие слова, сказанные дома, его воодушевили. Альфа мягко улыбнулся, припоминая их. Алик признал в нём пару, признался родителям, что они Истинные, что подбивало его бороться за своего омегу до конца. Оставив пакет на тумбочке в прихожей, Алик потянул Петра на кухню. Парень мельком разглядывал убранство дома, где, несмотря на достаточно дорогие вещи и интерьер, чувствовалась рука старшего омеги, тепло и уют. Здесь всё обставлено для семейного очага, с заботой, в мягких, неконтрастных тонах весенней расцветки. На удивление Петра, у плиты стоял отец Алика. Парень даже застыл в проходе, рассматривая крупного мужчину с шикарной внешностью бизнесмена в домашней одежде, в трико и потертой футболке, в фартуке с рюшечками и в милых тапках в виде оленей. От таких тапочек Петр едва удержался от смеха, глуша в себе желание расхохотаться, лишь растягивая в улыбке губы. Его отец никогда бы такое не надел. Андрей, заметив вошедшую молодежь, подмигнул им и предложил сесть за стол. — Сначала поешьте, — альфа расставил тарелки с горячим куриным супом. — Ты ведь, — он взглянул на Петра, — с работы, голодный. Петр смущенно кивнул и, чувствуя запах горячего, быстро принялся уплетать предложенное, отмечая, что суп очень вкусный и греет изнутри. Алик не уступал, сев рядом с любимым, но боялся поднять глаза на отца и увидеть осуждение на его лице. Андрей сел напротив, наблюдая, как исчезает предложенный ужин, как краснеют замёрзшие щеки, как расслабляются в его присутствии дети, перестают дрожать. Вот именно – ещё пока дети. Когда парочка расправилась с ужином, Андрей налил всем, включая себя, чай и снова сел за стол. Напряженная тишина со стороны пары давила, и он уже понял, что ребята накрутили себе невесть что. Пора бы всё прояснить. — Я, наверное, сначала представлюсь. Меня зовут Андрей Никифорович, моего мужа Федор Сергеевич. И я хотел извиниться за супруга и недавний скандал, который произошёл у тебя дома, — Петр в удивлении уставился на альфу и согласно кивнул, принимая извинения, а Андрей переключился на Алика. — И для начала, я хотел бы узнать. Да и не только я, — строго произнес альфа, подмигнул Петру. — Так кто тебя так приложил, сынок, что Федор едва не разнес школу и обвинил невиновного? Ты знаешь его характер, и всё равно заставил волноваться. — Мне тоже интересно, — вмиг напрягся молодой альфа и перевёл на омегу злой и обиженный взгляд. Алик ссутулился и опустил глаза, теребя краешек скатерти на столе, глубоко вздохнул. Рано или поздно разговор состоялся бы, и лучше сразу во всем признаться. — Ну, это Сашка, друг Петра... — Убью, — Петр рыкнул, ощерился, заставив на месте подпрыгнуть омежку и перепуганно вцепиться в руку альфы, боясь, что тот с места рванёт искать обидчика. — Стой, это вышло случайно! — затараторил парень. — И отчасти, это ты виноват! — Я? – Пётр уставился на свою пару. Слегка приоткрытый рот и широко распахнутые глаза, непонимающий и злой взгляд которых отбил всё желание смеяться от вида шатена. — Да, — Алик с укором свёл брови, отпустил парня и расставил руки по бокам, обиженно надув губки. — Ты мне ничего не сказал, исчез, в школу прекратил ходить, а где живешь, я и знать не знаю. Что я должен был думать? Спрашиваю твоего лучшего друга, а тот – партизан, молчит. Он до последнего тебя отмазывал! — И? — вмешался Андрей, заставив сына снова опустить руки и испуганно перевести взгляд на отца. — Ну, он с кем-то дрался, омежку с одним не поделил. Я и Костя, тот омежка, пытались вмешаться и разнять, ну мне и прилетело. Честно, случайно... Я просто неудачно встал, а он локтем заехал. — Офигеть, — выдохнул Петр, уставившись на парня, разглядывая разбитую губу и синеющую скулу. Саня явно хотел хорошо замахнуться для удара, как ещё только зубы не выбил локтем? — А папа увидел, и ты решил соврать, — с укором рыкнул Андрей. — Да. Он сразу принялся расспрашивать, кто и за что. Мне Саша не дал адрес Петра, а с помощью папы я решил его найти, сказав, что это он меня так. Ну, вот и результат... — Ясно, — Андрей призадумался, стоит наказывать или нет? А потом взглянул на молодого альфу. — И давно вы в отношениях? — полурыком спросил альфа, заставив уже напрячься Петра. — Эм, пару месяцев, может, больше, — Пётр инстинктивно взял за руку Алика и сжал, ожидая агрессию со стороны родителя. — Значит, твой статус разгильдяя и дебошира подтверждается. Прогулы, драки и прочее? Хотя то, что ты ради здоровья папы пошёл работать, похвально, но как ты собираешься обеспечивать моего сына в будущем? А если вы ещё и малышей заделаете? Что будет с учебой Алика, да и твоей? Ты, вообще, будешь поступать с такой успеваемостью? И не рановато ли вы занялись сексом? Только за это я готов тебя прибить, — Андрей словил удивленный взгляд краснеющего сына. — Да. Я знал, что у тебя появился альфа, от тебя им разило. Алик сорвался. Поворот разговора грозился разбить их пару. Весь этот допрос и несправедливость по отношению к Петру вывели из себя. И он принялся заступаться за парня, не давая тому вставить слово. Омежка задрожал от злости, негодования и обиды, сжал руку альфы, впившись ногтями в его ладонь, и строго, как это делал иногда папочка, посмотрел на отца, сведя тонкие брови к переносице. — Статус? Это наш директор наплел папочке! Он на Петра зуб точит, всё грозится отчислением. А за тот непродолжительный срок, что мы встречаемся, я подтянул Петеньку с троек едва ли не на четверки-пятерки. Он умный, все быстро схватывает и прекрасно осознает всё положение дел, очень усердно трудится. Пусть он докучал и обижал меня в средней школе, но сейчас он набьет любому... — Алик судорожно сглотнул. Хотелось сказать «рожу», это слово просилось слететь с языка, но воспитание не позволило, — лицо. И как ты смог в этом убедиться, он за родных мир перевернет. Не отлынивает от работы. Так что будь, уверен, не пропадем. И я его не брошу, что бы ты не решил. А секс? Вспомни ты, когда папочка забеременел мной. Он мне после первой течки всё рассказал. Андрей от высказанного сыном поперхнулся воздухом, закашлялся и едва не перевернул чашку с остывшем чаем. Мужчина шокированно вперил глаза в алеющего от небывалой храбрости и бунта молодости сына. Фёдор рассказал ему про их знакомство и бурный первый раз во время течки? Мужу тогда было шестнадцать. Альфа уловил его запах в школе, который привел его в туалет, где уже столпились другие, слетевшиеся на течного омегу, как мухи на мед. Но превосходство в силе, в габаритах и «отменная» репутация позволили беспрепятственно взять ситуацию под контроль. Андрей тогда совсем не соображал, а просто накинулся на парня, почти изнасиловал и главное... Не захотел отпускать, делиться с кем-то. Он сходу поставил метку плачущему омеге и утащил к себе домой, как первобытное животное, чтобы помочь юному тогда Федору. Его после обвинили чуть ли не во все грехах, едва не посадили, но вмешался во весь этот бедлам сам пострадавший омега. Заступился точно так же, как сейчас Алик за Петра. Один в один, высказал родителям все, а потом сбежал вместе с Андреем. Ох, как тяжело им тогда было, сколько ругани, упрямство со стороны родителей, внеплановая беременность, борьба. Родители всё-таки забрали у Андрея Федора. Парень в одиночестве провёл всю беременность, родил здорового малыша и ждал совершеннолетия, а достигнув его, взял своего ребёнка, оставил записку отцу и папе, ушёл из дома. Нашёл Андрея, и в тот же день они сбежали из самого города. Вместе. Скитались, самостоятельно пытались встать на ноги. Родители нашли их, но уже пересмотрели всё положение. Федор закатил им грандиозную истерику, едва от них не отказавшись, и они отступили, приняли. На крики с кухни спустился сам Федор. Он раздраженно оглядел всех, фыркнул, свёл брови и надул губки. Андрей чуть не прыснул в смехе от картины. Алик стоял в такой же позе, один в один, словно настоящее и прошлое пересеклись. Тот же взгляд, то же лицо, характер под копирку, единственная разница лишь в запахе. — Ты бы заканчивал доставать молодежь! — в раздражении фыркнул омега, сверля гневным взглядом мужа. — От ваших криков Игорь может проснуться. Ему только лучше стало, а тут вы бушуете. Что пристал к детям? Они истинные, все равно не сможешь их разлучить! — картинно замахал руками омега и топнул ногой. — Хватит, Андрей, себя вспомни. — Да я и не собирался, кто я такой, чтобы разлучать истинную пару. Тем более пару моего сына, — насупился альфа и обиженно отвернулся к окну, а у самого щемило сердце. За восемнадцать лет он не перестал удивляться супругу и отмечал, что так же сильно его любит и не смеет ему перечить. — Пётр, — переключился Федор с мужа на молодого альфу, меняя тон на более мягкий и нежный, — вам завтра в школу. Поэтому делайте уроки, пройдитесь по тому, что ты пропустил и спать. Я с вашим директором позже разберусь, чтобы не клеветал! Зараза, — устало вздохнул омега. — А как же моя работа? У меня скоро зарплата… — альфа поджал губы, пытаясь найти ответ у взрослых. Как он может выйти завтра на учебу? Помогут сейчас, а дальше? Андрей и Федор переглянулись, кивнули друг другу, негласно сойдясь во мнении, и омега широко улыбнулся. — Не переживай насчёт денег. Поживете у нас, мы во всем поможем, а там дальше, видно, будет. После школы зайди на работу, пусть выплатят то, что ты успел наработать. У альфы отлегло на сердце, он искренне поблагодарил старшего омегу, а Алик прижался к Петру, крепко обнял и уткнулся носом в широкую грудь своей пары, заполняя легкие любимым запахом, хитро улыбаясь самому себе. У них будет по-другому не так, как у его родителей. Те не допустят старых ошибок, и чтобы их маленькое чудо пережило такие же испытания.***
Вечер выдался крайне насыщенным. Настолько всех втянули переживания, забота об Игоре, обсуждения дальнейших действий, что никто не заметил быстрого течения времени, очнувшись лишь ночью. Алик и Петр честно старались позаниматься, но парочка настолько сильно соскучилась по друг другу, что каждый решенный пример или задачка, сделанное упражнение заканчивались поцелуями и ласками. Изначально робкими и нежными, но чем дальше они отдавались чувствам, тем глубже и раскрепощение они отдавались своей страсти. И неизвестно, чем закончилось, если бы не Федор, зашедший в комнату Алика, сказать, что Игорь проснулся. Смущенная молодежь, под хитрый взгляд омеги, навестили папу Петра. Парень обрадовался сильным преображениям Игоря. Ингалятор купировал приступы и позволял легче дышать, хорошие лекарства не давали температуре подняться. У омеги появился аппетит, и он с удовольствием съел куриный супчик, приготовленный Андреем. Удивился, что он не дома, но ему сразу всё объяснили, что ещё больше привело его в потрясенное состояние. И что дети их истинные, и что семья Алика готова помочь с лечением, и не только. Когда молодежь выдворили из комнаты готовиться ко сну, Андрей решил серьезно поговорить с Игорем. Он понимал, что разговор из-за слабости омеги и позднего времени будет коротким, но нужно было, чтобы завтра подумать о предстоящем. — Как Вы себя чувствуете? — альфа забрал тарелку и сел рядом. — Лучше, благодаря Вам... Ой, — голос омеги из-за кашля сорван, горло саднило и вместо приятного, мягкого тембра вышел хриплый надсадный шепот. Игорь опустил голову от очередного наплыва стыда и схватился за больное горло. — Вам, наверно будет трудно сейчас говорить, — отметил альфа, — поэтому я озвучу свои идеи, а после остальное, когда Вам станет лучше, — Игорь согласно кивнул, и альфа продолжил. — Я насчет Петра и его работы. Вы ведь сами понимаете, что ему бы сначала окончить школу, потом отучиться в институте. Он парень умный, судя по словам Алика, да и ответственный, это он уже тоже доказал. Он объяснил, что Вы попали под сокращение, а у отца давно другая семья. А, значит, Вы в поиске работы, и я хочу предложить Вам должность администратора в одном из своих супермаркетов. Игорь пораженно уставился на альфу, его бледно-голубые глаза увеличились, и от переполняющих эмоций, от радости такой удачи его затрясло. Он, едва не заикаясь, пытался поблагодарить, но альфа не дал вставить и слово, успокаивающе погладив по руке. Вот вроде шла чёрная полоса, всё как снежный ком нарастало, а тут и лечение, и работа, и дети признались в Истинности. Сомнение было, какая выгода для этой семьи, так помогать среднему классу, но уже потом, позже, Федор сам всё разъяснил, чего стоила их любовь. Как они почти то же самое прошли, вот и решили пойти навстречу молодым. После недолгого разговора, Андрей позволил омеге отдохнуть, а сам пошёл проверить, где разместили Петра. Алик без всяких угрызений совести стелил свою кровать, с расчетом, что Петр ляжет с ним. Андрей замер, рассматривая сына, не замечающий его, прикидывая, сейчас всыпать или потом? — Г-р-р-р, он будет спать в зале, на коврике! — грозно рыкнул отец, заставив сына на месте подскочить и испуганно озираться. Андрей схватил подушку с кровати, из шкафа плед и простынь и, найдя Петра, который как раз вышел из ванны, вытирая голову и обмотавшись полотенцем, всучил ему. — Отец, он там замерзнет! — выскочил за Андреем вслед омежка. — Ничего, я ему камин растоплю! — «и поджарит» – пролетели мысли в голове Петра. Андрей окинул взглядом молодого альфу, ещё раз рыкнул, глухо и утробно, что Пётр инстинктивно почувствовал угрозу и напрягся. — Оденься, не ходи по дому так, — мужчина ушёл сразу в зал, скрипя зубами, оставив растерянного Петра. Алик плотоядно окинул парня взглядом, облизнулся и скрылся в своей комнате. Переодевшись, Петр спустился в зал. На корточках возле камина сидел Андрей, хитро улыбаясь, переворачивая поленья кочергой. — Стели себе на диване. Обнаружу утром у Алика – пеняй на себя, — кинул альфа парню и, насвистывая жуткую мелодию, ушёл спать. Пётр, глубоко выдохнув, расстелил себе место. Но оно далеко от идеала. Диван кожаный, слишком мягкий и неудобный. Простынь постоянно скатывалась, доставляя еще больше раздражения, так еще разгоревшийся камин топил, и альфа находился в подобие сафари. Душу радовало лишь одно: он в доме своего омежки, познакомился с родителями, хоть отец и бдит целомудрие своего сына. Игорь, папа, такими темпами быстро пойдет на поправку, можно бросить ненавистную работу, спокойно лицезреть на уроках Алика, ну и, конечно, заниматься кое-чем интересным. Мысли заполонили голову, мешая прикрыть глаза и отдаться сну. Очень хотелось рядом с собой теплое тело своего омежки, разморённое лаской или, наоборот, бурным сексом, хотелось услышать срывающие стоны, заставляющие самого содрогаться от переполняющих эмоций, ловить движения, подстраиваться так, чтобы Алик под ним умолял не останавливаться. Фантазия так бурно разыгралась, что Петру даже аромат стал мерещиться, но, прислушавшись к себе, понял, что в зале он далеко не один. — Не прячься, я знаю, что ты здесь, — после сказанного послышался шорох, и на Петра со всего размаху запрыгнуло нечто, выбив весь воздух из груди. — Вот негодник, — довольный Петр растянул широкую улыбку, притягивая и помогая Алику устроиться на себе. Удобно расположившись верхом на животе своего альфы, Алик победно улыбнулся и припал с поцелуями к губам Петра. Расставание в целый месяц заставляли омегу действовать. Он так сильно по нему соскучиться, так много себе навыдумывал, даже мысли, что Пётр нашёл другого, посещали. Сердце от них кололо, резало бритвой, заставляло содрогаться. И сегодня, когда этот альфа, скрытный и робкий с ним, но наглый и неуправляемый с другими, рядом… Алику до дрожи хотелось проучить, за все переживания, за страх, точно так же, как он делал с ним в школе. Мучить, доводить, ласкать чувствительные места, чтобы этот большой и добрый умолял его. Сегодня он не позволит ему взять инициативу. Он, Алик, будет управлять всем сам. Робкие, лёгкие почти невесомые поцелуи осыпали лицо альфы. Алик касался губ, глаз, носа, где только можно, настолько нежно, что Пётр почти дрожал. Из груди рвано выходил воздух, слетавший с губ тихим вздохом, который ловился губами омеги, словно это он пытался глубоко вздохнуть. Неуверенно, мягко язык обвёл губы альфы, они приоткрылись, и юркий язычок скользнул внутрь. Стон непроизвольно вырвался из груди, хотелось больше, и поцелуй набирал силу. И уже только от него Пётр хотел кончить. Алик чувствовал возбуждение шатена, как сзади встал член его пары, в нетерпении подрагивающий, пачкающий капельками смазки бельё, упиравшийся в попку омежки. Руки альфы не бездействовали. Он нежно поглаживал парня, водил пальцами по бёдрам, бокам и плечам. Запустил их в белокурую копну волос, стараясь притянуть и не отпускать, продлить это наслаждение. Шаловливо забрался под пижамную рубашку, провёл по пояснице, вызвав стаю мурашек и у него, и у себя. Алик чуть выгнулся, прикрыл глаза, рвано выдохнул и потёрся о возбужденный член. — Прошу, остановись. Я не сдержусь. Твои родители, отец... — Петр терял контроль над ситуацией, крупицы разума хотели покинуть голову, а тело желало отдаться желаниям и инстинктам. Алик на слова лишь мстительно прикусил губу Петра, заставив его едва ли не выгнуться от наслаждения. Блондин отстранился, уперся в грудь парню ладошками, отрицательно помотал головой. Непослушные прядки волос выбились из основной копны, упали на лицо. При свете камина они не были светлые, словно солнце на небе, а играли красным огнем, меняющим оттенки, блики. В глазах бушевало пламя, робкое и опасное одновременно, обида и желание перемешивались, родного и тёплого зеленого цвета почти не видно. Алик, переполненный желанием, своей решимостью почти горел. Ему не терпелось, хотелось увидеть больше. Подчинить себе всю эту силу мощного альфы. Стараясь молчать, чтобы не сорваться на стоны, не разбудить родителей и не разрушить идиллию, Алик потянул футболку Петра, заставил привстать и снять ее. О боги, какое тело! Работая грузчиком с утра до вечера, как проклятый, под хлыстом своего надзирателя, Пётр набрал «силы». Он уже был далеко не школьник, далеко не тот худой парень, подавляющий только запахом. Мышцы обрели рельеф, красивую форму, соблазнительную. Алик облизнулся, дыхание сбилось. «Хочу! Хочу!» — кричало подсознание. Омега снова припал к лицу Петра в поцелуях, но уже требовательных, жадных. С мягких губ, отвечающих ему такой же неудержимостью, он перешёл на скулы, чуть выше, висок. Ещё поцелуй, и его дыхание опалило ухо альфы, хватающего его, сжимающего ягодицы, стараясь спустить его чуть ниже, полностью почувствовать жар тела. — Сегодня я веду, — опаляющий шепот. Сердце сделало кульбит. — Не смей мне мешать. Я очень долго ждал, и ты ответишь за мои переживания. Последние слова Алик угрожающе прорычал на ухо, Петр замер, стараясь не мешать. Но что ему делать, когда руки сами тянутся к желанному? Тонкие пальчики коснулись шеи, огладили кадык, опустились на плечи и чуть сжали. Теплые губы поцеловали ухо альфы, язык скользнул по мочке и ее прикусили достаточно ощутимо. Пётр чуть выгнулся, приподнимая невесомое тело. Рык альфы вырвался из горла парня, за что сразу ощутимо получил по рукам, которые бессовестно мяли мягкие и упругие ягодицы омежки. Хотелось владеть, но и посмотреть, что этот ангелочек с характером чертёнка будет вытворять. Алик крайне возбужден, выделяющаяся смазка перепачкала пижаму, аромат гвоздики стал резче, насыщеннее, и кружил голову, но это означало, что и Алик держался из последних сил. Омега властно убрал руки Петра, привстал, открывая взор на весь его растрепанный и соблазнительный вид. Волосы в беспорядке, пижама с зайчиками и морковками заставила улыбнуться, и снова получить ощутимую оплеуху, стоило протянуть руки, коснуться столь желанного. — Держи их при себе, — тихий уверенный приказ, сердце шатена дрогнуло и замерло, а взгляд прикован к омежке и его действиям. Петр сглотнул вязкую слюну. Алик слез с Петра и принялся освобождаться от одежды. Нарочно медленно, открывая по сантиметру соблазнительное тело, каждый участок кожи, маленький член, без намека на волосы, блестевший от света огня в камине. Красивые бедра, ровные ножки, и вот штаны полностью упали на пол, а омега перешагнул через них. Жадный и сосредоточенный взгляд альфы не пропускал ни малейшей детали, парень тяжело дышал, загнанно. «Это ещё не все, милый», — мурлыкнул внутри садист и Алик хитро улыбнулся. Омега принялся расстёгивать ночную рубашку, пуговичку за пуговичкой, оголяя стройное тело, грудь, ключицы, шею почти полностью. Шея… Алик шаловливо провёл по ней пальчиками, опускаясь к груди и нарочно задевая свои соски. Петру нестерпимо хотелось в нее впиться, оставить на ней засосы, свою метку, говоря всем, чей омега. Собственник кричал, и Пётр почти взвыл. Алик, полуголый, оседлал бедра альфы, потёрся своим возбуждённым членом о стояк Петра. Если он думал, что это предел, то глубоко ошибался. Его прошибло током, холодным и горячим одновременно, едва не подкинуло на диване. Юркие пальчики проникли в трусы, едва ощутимо поглаживая подрагивающий член. Не сильно длинный, но ощутимо толстый, с мокрой головкой и завязывающимся узлом в основании. Тёплая ладонь обхватила и принялась ласкать, тягуче, медленно, верх-вниз, доводя до стиснутых зубов, безумной дрожи. Сам омежка опустился к груди Петра. Мягкие, горячие губы целовали кожу, посасывали, оставляли мокрые следы и алые метки. Алик прикусывал сосок альфы, обвёл ореол кончиком языка и тоже проделал со вторым. Свободная рука щекотала ребра, оглаживала бока и грудь, вырисовывая невиданные узоры пальцами. Пётр терял связь с реальностью, от наслаждения откинулся на подушку и едва ли не молил его быстрее — или закончить, или остановиться. Он не знал, чего хочет. Алик изводил его, тело горело, от напряжения, чтобы хоть немного сдержаться парень вцепился в спинку и бортик дивана, сжимал до боли в пальцах. Он взмок, голос предательски охрип. Он сам готов стонать под этим ангелом. Наблюдая за бессильными метаниями альфы, Алик упивался победой, Петр скулит щенком, бормочет, просит, умоляет… Но уже самому нестерпимо хотелось сладкой близости. Это чудо под ним игнорировало целый месяц, месть набирала обороты и почти дошла до кульминации. Приспустив трусы альфы, Алик потерся мокрыми ягодицами о его член, размазывая по нему свою смазку. Петр в голос застонал и приподнял бёдра вместе с омегой. — Помоги мне, иначе я не смогу сдерживаться… — голос прозвучал надсадно, парень услышал его сквозь вату в голове, но руки немыслимым образом сами потянулись, подхватили Алика под бёдра, помогли аккуратно опуститься на член. — Ах, — вздох удовольствия и боли. Алик прикрыл глаза, закусил губу, раздирая ранку. К ароматам двух тел присоединился запах крови. Альфа рыкнул, рывок, резкое движение и Алик полностью насадился на плоть. Немой вскрик, широко раскрытые глаза. Блондин вцепился в руки Петра, вонзая в них ногти, глуша в себе острые ощущения. Не он должен сейчас стонать, а Пётр, но все резко меняется. Алик сам начинает двигаться, привыкать, получать то, чего был лишен, своего альфу. Плавные, хаотичные движения, то резкие, что слышались шлепки плоти, разносящиеся по всему залу, то мягкие, будто Петр поднимает сокровище. Тихие, едва уловимые стоны, оба шепчут слова любви. Тела переплетаются, не меняя позиции, Алик просит больше, нашептывая приказы на ухо шатена, Пётр не сдерживает силы хватки, оставляя на бёдрах синяки. Сдерживаться нет сил, пик близко. Омега чувствует границу, ускоряясь, уже прыгая на Петре, стоны сдерживать труднее. Услышат, ну и пусть. Сейчас, здесь только они. Остальное завтра! Рывок. Петр рыкнул, приподнялся, стиснул Алика в объятьях, вонзил в плечо омеги зубы и, резко опустив его, кончил. Бурно, оглушающе, до гребаного неба в алмазах! Узел не заставил себя ждать, Алик излился за ним следом, выгибаясь в крепких объятьях, вскрикивая, и белесая жидкость перепачкала живот альфы. От оглушающего оргазма, переполняемых ощущений в голове шум. Сердце возле глотки отбивает сумасшедший ритм. Алик прижался к груди тяжело дышащего Петра, сам пытался перевести дыхание, в горле все пересохло, во рту остался лишь вкус крови. Альфа уткнулся носом в мокрую от пота макушку омеги. Глубоко вздохнул, но одно неверное движение вызвало стон у блондина. Узел сковал движения и заставлял содрогаться в новом оргазме, стискивая плоть парня до судорог в мышцах. — Придется так полежать, — прошептал шатен, устраивая разомлевшее тело на себе поудобней. Петр провёл пальцами по мокрой спине, лопаткам и плечам, ласкал, расслабляя и успокаивая своего омежку, ограждая своим теплом от всех тревог. Зарылся пальцами в волосы блондина, массируя затылок и шею, и уже через несколько минут, обессиленный Алик на нём уснул, прошептав ему в грудь, «люблю…».***
Андрей с закрытыми глазами встал с кровати, на ощупь нашёл тапочки с оленями, купленные глубоко любимым мужем. Лениво потянулся, зевнул и побрёл на кухню за кофе, чтобы окончательно проснуться. Его омежки давно проснулись, гораздо раньше, чем ленивый «престарелый» альфа. Фёдор хлопотал возле бодрого Игоря, хихикая и секретничая, попивая горячий чай и всё пропихивая второму булочку порумянее. Алик прыгал возле плиты, активно что-то готовя. И только молодого, здорового парня, Петра, не видно. — Доброе утро, — кивнул всем альфа и сел рядом с Игорем. По румянцу и веселой улыбке хорошо видно, что омеге куда как лучше, чем вчера. Федор подпрыгнул, быстро организовал крепкий кофе, овсяную кашу и поставил все перед Андреем, чмокнув напоследок в щёку. Сделав глоток, Андрей обвёл всех взглядом и остановился на Алике, который буркнул «доброе утро» и даже не повернулся в его сторону, увлеченно нарезая бутерброды. — А где Петр? — недоумевал отец. Молодой альфа единственный, кого не хватало для полной идиллии на кухне. Вместо ответа, Игорь с Федором замолчали, заинтересовано косясь на Алика. Парнишка спешно покидал приготовленный завтрак в пакет и поспешил ретироваться. — Я в школу! — кинул Алик и умчался в прихожую. Секунда, две, третья, до Андрея сквозь запах кофе начал доходить шлейф аромата его сЫночки. — А Петр сегодня пораньше ушёл. Ему переодеться в свежее перед учебой надо было, и он решил ещё домой заскочить, так как он не успел позавтракать, Алик ему с собой приготовил, — Федор проговорил всё это достаточно тихо, боясь взглянуть на мужа и рассматривая цветок на подоконнике. Упс, надо бы его полить. — Убью засранца! — рыкнул отец и кинулся за сыном в прихожую. Но бодрый Алик уже выходил из дома, лишь краем уха, услышав угрозы разъяренного отца. — И пусть только явится сегодня сюда, я его выпорю!