Нашим страхам суждено было встретиться

Кагеяма лежит на кровати в своей комнате. Он не может сказать, сколько сейчас времени, так как за окном зимнему пейзажу лень различать утро и вечер. Мысль взглянуть на часы даже не рассматривается. Пыльный потолок и тот кажется интересней. Тем не менее, стрелки отчетливо отмеряют каждую секунду. Спешно и звонко. Тик! Так! Тик! Так! Сегодня Тобио не пошел в спортзал тренироваться или вымещать злость под видом волейбола. Внезапно его свалила тяга к постели. Не хочется никуда идти, не хочется больше прилагать усилий. Устал. Приглушенный голубовато-призрачный свет прокрадывается сквозь тонкие белые занавески, похожие на медицинские бинты. И правда, комната хранит в себе нечто болезненное. Уличный мороз не может пробраться в нее, но отчего-то она кажется донельзя холодной. Холодные тона обоев, холодное молчание мячей и кубков, холодное стекло безжалостного циферблата, холодные простыни, влажная подушка. И все еще леденящая горечь поражения. Пустое тиканье часов. Быстрое и без векторное. Тик! Так! Тик! Так! Кагеяма переворачивается на бок, раздражающая прохлада ласкает его щеку. Еле слышный ветряной свист исследует каждый уголок обители юноши. Он обходит его кровать, сдувает пылинки со спортивных наград, гладит Тобио по волосам, а затем теряется в складках одеяла. Кагеяма вновь ложится на спину, опускает руку на глаза. Выдыхает. Объем воды при замерзании расширяется, но с сердцем все точно наоборот. Скука вперемешку с тревожностью ищут пульс подростка, пощипывают его кожу, морочат разум. Еще один вздох растворяется в воздухе комнаты. Нет, не в воздухе, изначально не было ни кубического сантиметра необходимой смеси газов, только густая, вязкая.. пустота. Издевательские цифры поочередно притягивают к себе стрелки, пока те стремительно не оторвутся к новой отметке. Тик! Так! Тик! Так! Кагеяма жмурится, хмурит брови, в горле клокочет еще неопознанное чувство. Он шевелит губами. Кричит. Но в беззвучную пустоту не вторгаются немые волны. В мгновения пропадают часы и стрелки. Тишина не мертва - убита. Но наваждение проходит, оставляет сознание в беспорядке, и скорые выдохи заполняют пробелы между тиканьем времени. И снова испуганное оцепенение. Ни движений, ни различия между прежними звуками. Кагеяма успокаивается, расслабляется, возвращается к онемевающей скуке и покусывающей тревоге. Но вдруг что-то глухо падает в его груди. Он беспокойно оглядывается и понимает: это не в груди, за окном волна снега от тяжести и таяния слетела с крыши. Из-за первого этажа это было слышно громче. Оглушающий грохот падения все еще стоит в ушах. Кагеяма проваливается, будто снег и земля или кровать и пол, что были под ним, рухнули, заставив упасть вслед в черную дыру. Хината крутит педали своего велика. Он выехал рано, но не мог сказать, сколько уже колесил по округе. Хоть Хината и помнит окрестности как свои пятнадцать пропущенных очков на матче, но не сводил взгляда с грязной дороги, без возможности убедиться, который сейчас час. Но и не сбивался с собственного времени, что резво отсчитывал бессмысленный шум его колес. Скыр! Шурх! Скыр! Шурх! Сегодня Шое не пошел в спортзал тренироваться или вымещать злость под видом волейбола. Неожиданно вместо этого он оседлал старого, не высокоскоростного друга. Не хочется никого видеть, не хочется больше прилагать усилий. Устал. Под колесами гудит асфальт, стонет снег, который завтра уже растает. Перед глазами Хинаты все усеяно бесящими пятнышками солнечных лучей. Солнце отчего-то оранжевое, если не красное, насыщенное и тяжелое. Его следы на земле такие же ядовитые и жалящие. Огненные, но ничуть не греющие. Хотя кое-что все же заставляло гореть Хинату. Горячие мозоли на пальцах, натертые немыслимым усердием, горячие для роговиц глаз отблески солнца в витринах по краям дороги, горячие слезы и сухой воздух на губах. И все еще обжигающая горечь поражения. Не имеющий значения скрип педалей. Скорый и немного уставший. Скыр! Шурх! Скыр! Шурх! Хината надавливает ногами посильнее, ускоряется, и ему нравится успокаивающий ветер. Однако пот уже крадется по коже. Возгорание жара на лбу, пробирающего до настоящего озноба - вопрос продолжительности звуков велосипеда. Хината перехватывает руль ладонями на повороте, но не выдыхает облегченно, вписавшись в него. Вода при нагревании испаряется, но с сожалеющей болью все точно наоборот. Хината сжимает зубы, в противовес ослабляет хватку пальцев, дышит через раз. Ярость и слабый отголосок отчаяния находят пульс подростка, пощипывают его кожу, морочат разум. Еще один оборот колеса расстилается по ровной дороге. Нет, не дороге, изначально не было ни квадратного сантиметра необходимого расстояния, только упругая, расправленная.. пустота. Осуждающие шины поочередно давят под собой гравий, пока тот шипит, готовый встретить новое движение. Скыр! Шурх! Скыр! Шурх! Хината щурится, кусает губы, в горле клокочет еще неопознанное чувство. Он шевелит губами. Кричит. Но в беззвучную пустоту не вторгаются немые волны. В мгновения пропадают ветер, колеса. Тишина не мертва - убита. Но наваждение проходит, оставляет сознание в беспорядке, и скорые выдохи заполняют пробелы между треском педалей. И снова испуганное продолжение ритмичных движений. Ни мыслей, ни различия между прежними звуками. Хината выравнивает дыхание, расслабляется, возвращается к онемевающему отчаянию и покусывающей ярости. Но вдруг что-то звонко вскрикивает в его груди. Он беспокойно оглядывается и понимает: это не в груди, по встречной прогудел грузовик. Хината влетел бы в него, глядящий в упор вниз на асфальт. Оглушающий сигнал предупреждения все еще стоит в ушах. Хината проваливается, будто снег и земля или велосипед и дорога, что были под ним рухнули, заставив упасть вслед в черную дыру. *pov* "Что за черт?!" - стало моей мыслью, как только мир ушел из под ног, - "Я уже был здесь". - Я победил. Говорит мне стоящий напротив подросток в сине-белой униформе со вторым номером. "Ки-та-и-чи! Ки-та-и-чи!" не прекращаются звучные хоровые возгласы с трибун. Они копошатся в голове настойчивыми отвратительными червяками. Я понимаю, что там за сеткой, на другой стороне поля, это я - Король площадки. Сама сетка привычная - послушная, когда я возле нее отдаю пас, проделываю финт, ставлю блок, пробиваю съем. Но даже она ничуть не успокаивает от развернувшегося передо мной зрелища. - Я победил. Говорит тот я сам себе и усмехается. Пялится на меня моими же глазами, использует для себя мою же волю. Он самоуверенный, что хочется врезать. - Я проиграл, - я повторяю. Он улыбается, залегает морщинка меж бровей, отводит взгляд - знает, что я не смирюсь, и снова буду сражаться с ним. Сражаться с собой. Знаете, нет ничего больнее, чем проигрывать самому себе. Нет ничего страшнее мысли, что не сможешь одолеть самого себя. - Ты проиграл, - говорит мне клон с другой стороны волейбольного поля. На нем светло-зеленая форма, номер один и слезы поражения. Позади ободряюще-виноватые Изуми, Коджи, первогодки. Извинения распухают раздражающими колючками в голове. Передо мной сетка, обычно пугающая своей недосягаемой высотой, сейчас ничто по сравнению с ужасом от вида этого парня напротив. - Ты проиграл, - он сжимает кулаки, но держит улыбку. Выдавливает ее непонятно зачем. Не сорваться? Так ты уже опустился ниже некуда, показав уровень своей игры. Он жалок, что хочется врезать. - Ты победил, - я повторяю. Победил меня, но я не сдамся с таким ничтожным противником, не смирюсь, буду сражаться с ним. Сражаться с собой. Нет ничего больнее, чем проигрывать самому себе. Нет ничего страшнее мысли, что не сможешь одолеть самого себя. Я должен! Я должен победить, я обязан искоренить свою слабость. Ей не место рядом со мной! Тобио резко распахивает глаза, приподнимается, садясь, облокачиваясь о холодную стену, но это и не важно. В Кагеяме не было сожаления, вины, оскорбленного чувства предательства. В нем было желание. Желание победить. И страх. Он боялся, что все повторится. Шое резко тормозит, ставит ноги на землю, хотя они и горят от напряжения, но это и не важно. Он знает, что ему нужно, он знает, что делать. В Хинате не было уверенности, не было чувства мести, не было представлений ближайшего будущего. В нем было только желание. Желание победить. И страх. Он боялся, что все повторится. Небрежно отбросив одеяло, Тобио сорвался с постели. Аналогично ему Шое развернул и погнал свой велосипед. Йодовым раствором сияют солнечные лучи, заслоненные свинцово-синими тучами. Дождь сыплет на кожу мелкими каплями, переходящими в град. И все равно, сколько прошло времени. Может, они и не столкнутся, может, в спешке потеряют друг друга из виду. Еще бы немного, только не промчаться мимо! Наше сражение не закончено! Я нашел тебя. Не слышно ничего больше, кроме обоюдного тяжелого дыхания. Уставший, но резво слез с велика Хината, не сводя взгляда с Кагеямы, уже идущего навстречу. Жаль, что они пока немного знают друг о друге. Есть только воспоминания проклятых матчей. Но впереди у них достаточно возможностей исправить это. - Можно.. С тобой поговорить? - Хината делает последний шаг. - Необходимо, - кивок в ответ. Если сравнивать их чувства, то они были похожи на нефть. Вот-вот возгорятся, и не потушить водой. Тогда ребята сами подогрели их, заставляя легкие соединения испариться от общей массы. Ненужные глупые мысли выветрились. Есть только тяжелые. Но не осадок. А самое главное. И сейчас они помогут друг другу конвертировать этот мазут тоже в нечто ценное. - Мы боялись. Но теперь, встретившись своими страхами, вместе мы сможем достигнуть желаемого. *** Парни в черных ветровках, продолжая перепалку, проходят мимо сине-белого Китагавы Даичи, мимо светло-зеленого Юкигаоки, будто и вовсе тех не существует. Образы двойников крошатся на пиксели, исчезают, разлетаясь пылью. Легко. Новый день они смогут увидеть без сожалений.