Свободные

      Лизандр украдкой потирает красные ноющие пятна на своей руке. Кожа в этих местах горячая и кажется немного более шершавой, чем обычно, а еще она зудит, и это одна из главных проблем. Прятать эти ожоги не так уж трудно — натянуть рукава чуть ниже, да и только, а вот справляться с постоянным желанием их почесать — куда сложнее. Кастиэль молча ухмыляется, засунув руки в карманы — ему скрывать ожоги куда проще, тем более на уроках он особо ничего и не пишет, это нехорошо, конечно, и Лис пытается его заставить хоть что-то делать, но такого осла переупрямить трудновато даже для Лизандра. Именно поэтому каждый день Лис щеголяет все новыми ожогами, прибывающими в компанию к старым, потихоньку подживающим. Ладно хоть ему иногда удается убедить Каса прикасаться выше запястий, чтобы ожоги оказались скрыты рукавами, но и в этом случае нужно как-то ухищряться ускользать еще и от взгляда брата, который непременно поинтересуется, кто же оказался его соулмейтом?       Конечно, Лей как раз, может быть, и поймет. И даже, возможно, поддержит. Но вот одноклассники — кроме, пожалуй, четверых — и учителя не поймут, и, в лучшем случае, объявят бойкот, а в худшем… Лису даже не хотелось выдвигать гипотезы касательно худшего случая. Слишком свежо было воспоминание о том, как на трудах Алекси «случайно» пробили руку длинным гвоздём после того, как он был замечен возле школы сидящим на коленях у своего парня, точнее, соулмейта, как позже выяснилось (они сидели, соприкасаясь щеками, и позже такой же ожог на щеке, как у Алекси, был замечен у Кентина), а Кентина заперли в подсобке на целую ночь. Ким же Лис как-то случайно видел вместе с Виолет — тихая художница как раз убеждала смуглянку, что им не стоит ничего афишировать, ведь ей очень страшно за них обеих… А на них с Касом и так уже косо смотрят.       Если бы у них было больше терпения, особенно у Кастиэля, они бы спокойно пережили эти несчастные несколько месяцев, в течение которых от каждого соприкосновения голой кожей появляются ожоги. Если бы не несдержанность Кастиэля, которому надоела невозможность даже поцеловать своего соулмейта без последствий, им обоим не пришлось бы пару дней ходить, прикрывая опухшие красные губы. Если бы не репетиции в подвале, у них совсем не было бы возможности побыть наедине, без посторонних глаз, поэтому зачастую они перетекали в осторожные, чтобы оставить как можно меньше следов, ласки, или же даже просто длительные объятия. Если бы их параллель была хоть немного толерантнее, им бы не пришлось скрываться вовсе.       На этом настоял Лизандр — исключительно логика подсказывала ему, что не стоит становиться вдвоем против двух классов и полутора десятка учителей во главе с директрисой. Ни к чему хорошему это привести не может.       Лизандр вздыхает и невидящим взглядом смотрит на доску, наполовину исписанную датами и именами — они сидят на истории, мсье Фарэз читает лекцию, будем честны, несколько занудную, и больше половины класса занимается своими делами. Кастиэль вообще зевает — он полночи проворочался без сна, проспал первый урок и сейчас отчаянно борется с сонливостью… Вернее, не особо-то и борется. Прямо сейчас красная голова неотвратимо склоняется на Лисово плечо. И в Лизандре спорят два желания — позволить соулмейту подремать на своём плече (ведь он не выспался, и к тому же слишком мил, когда спит) или растолкать его (идёт урок, да и не стоит лишний раз показывать их тёплые отношения), в Лизандре спорят чувства и здравый смысл, и, будем откровенны, перевес не в пользу последнего. На плечо ложится тёплая тяжесть, и уже через полминуты Кастиэль мирно сопит Лису на ухо. Лизандр только вздыхает, пряча улыбку. Такие вот уютные моменты ему, конечно, хотелось бы переживать в уединении, а не на глазах у всего класса, ну ладно, половины, ведь они сидят почти на самой Камчатке, но все равно — чужие глаза… Но что уж поделать. Лис с непроницаемым лицом записывает лекцию, стараясь не потревожить Каса — до звонка и так всего минут двадцать осталось.       Все бы прошло мирно и тихо, если бы не…       — Голубки-и, — доносится громкий противный шепот с самой последней парты, и Лизандру кажется, что в них с Кастиэлем впиваются тысячи глаз, хотя на самом деле всего двадцать пар, считая учителя и сидящего на подоконнике голубя. Лизандру кажется, что в классе повисает звенящая от напряжения тишина, хотя на самом деле просто умолкли все шепотки, и звучит только голос мсье Фарэза, который сбивчиво и чуть тише продолжает читать лекцию.       — Голубки-и-и, — звучит из другого угла класса. Вокруг них намечается подозрительное шевеление. Кас ворочается, кажется, просыпаясь. — Голубя-ятки…       Лизандр замечает короткий сочувственный взгляд Алекси, а затем об его затылок что-то ударяется, кажется, чужой ластик. В спину прилетает карандаш. Лис поводит плечами, стараясь игнорировать это, и окончательно будит Каса. Тот открывает глаза как раз вовремя для того, чтобы услышать новое оскорбление в их сторону. На этот раз на них точно смотрит весь класс.       Мсье Фарэз прокашливается.       — Пожалуйста, тише, здесь нет повода для издевательств, ученик просто устал, правда, молодые люди? — он взглядом просит согласиться с ним, и Лизандр автоматически кивает. — Ну вот и славно, тогда я могу про…       — Стоп.       Даже Лис удивленно смотрит на Кастиэля, когда он это говорит. На все ещё немного сонном лице Каса написана угрюмая решительность и что-то вроде «да вы задолбали уже».       — Как же заколебали ваши шепотки за спиной, — громко, на весь класс говорит Кастиэль, поднимаясь с места. — Ну и крысы же вы. Только толпой травить и умеете. А мне, — он бросает короткий взгляд на ошеломленного соулмейта, — вернее, нам уже надоело по углам прятаться. Плевать, что вы собираетесь сделать с нами после этого — нам будет все равно.       — Любовь — право и личное дело каждого человека, — добавляет Лизандр, тоже вставая. Ему действительно уже все равно — ситуацию уже никак не изменить, слова сказаны, так что… Можно и в омут, очертя голову. — И вас это никак не касается.       — А если вы все ещё не уяснили, то объясняю наглядно, — Кастиэль улыбается зло и весело, а в его взгляде — торжество задолбавшегося человека.       Он забирается на стул с ногами и склоняется к Лису, мягко обхватывая ладонями его лицо, и целует, жадно, самозабвенно, наплевав на взгляды всего класса, и конечно, Лис не может не ответить тем же.       С нескольких сторон звучат тихие, но отчетливые аплодисменты. Хлопают четыре человека, и Лизандр точно знает, кто именно.       — Смотрите! — ещё громче, чем в первый раз, заявляет Кас, отрываясь от возлюбленного, и невесомо оглаживает пальцами его щеки, на которых остались горящие следы его ладоней, касается его губ, затем своих. — Вот они, ожоги. Лис — мой соулмейт, и мне искренне наплевать, что вы все думаете по этому поводу. Собирай сумку, чел, мы уходим.       — Бежите, да, сладкая парочка? — заявляет кто-то издевательским тоном. — Далеко не убежите…       — Завали хлебало, — ласково говорит Кастиэль, демонстрируя жилистый кулак.       Мсье Фарэз пытается что-то сказать, когда они вдвоём идут к выходу из класса, но получается только заикание. Им вслед свистят и что-то кричат. Молчат только четыре человека, которые вскоре тоже поднимаются и уходят, не обратив никакого внимания на учителя, подпрыгивающего на месте, как закипающий чайник.       Кастиэль и Лизандр больше не собираются скрываться. Это теперь бесполезно. Единственное, что они теперь могут и должны делать — это на собственном примере показать, что любовь свободна.       Они не могут знать, что произойдёт с ними завтра, но точно уверены друг в друге.       И это придаёт им сил.