Empty canvas

#np This cold Normandy – I’m so glad to meet You Обернулся… Никого. Все серое. Ни души. По мосту даже не проехал ни один поезд. В нескольких метрах хлюпают слабые промерзлые волны. Если б не было другого берега, река бы слилась с небом своими серыми осенними цветами, осенней грязью. Кай сидел на лавочке, широко раскинув руки. Он повернул голову и посмотрел прямо, в чернеющую вдалеке полосу противоположного берега. Почему-то там не светилось ни одного огонька. Он не знал, сколько тут уже сидел. И который день подряд, тоже не знал. Ветер потрепал волосы и напомнил, что сейчас не лето, чтоб вот так залипать жопой на холодной лавочке. Парень тяжело вздохнул, и около его лица закружился витиеватыми петельками пар и мгновенно исчез. Кай поднялся с лавочки, натянул ворот черного мягкого свитера под самый нос и сжал в кулаке конверт с заграничной маркой. Быстро опустились сумерки, и фигура стройного парня с белыми волосами уже виднелась на соседней улице, потихоньку скрываясь вдалеке. Время остановилось давно. Каю ни о чем не говорили часы, глядя в календарь, он не видел ничего. Его глаза потускнели. Мрак квартиры не давал ни намека, что здесь, может, станет легче. Нет, не станет. Может, опять можно будет дышать, как будто ничего не давит на грудь. Нет, грудь сдавливает сильнее. Ничего не меняется. В квартире темно. Но взгляд успевает выхватить острые края коричневой оберточной бумаги, которая скрывает прямоугольный плоский предмет, прежде чем в глазах опять темнеет. Чонин прислоняется к дверному косяку, прикрывая глаза. Холод не чувствуется. Чтобы его почувствовать, надо самому хотя бы быть… Живым. Парень промерз до костей. Но физический холод для него не существует. Холодно внутри. Холодно в душе. Пусто. Эхом раздается вздох по квартире. Парень медленно сползает на пол. – Кёнсу, можно? – приоткрывает дверь Кай. – Ай! Я наступил на какой-то тюбик! Прости! – Ахах, ничего. Садись сюда. – Милый парень тепло улыбается и забирает у Кая шарф. День, но окна завешены шторами. Комната залита тёплым светом настольных ламп, которые стоят на полу. Там же разбросано много тюбиков с краской, кисточки, палитра… У стены стоит мягкий черный кожаный диван, на который и усадили Кая. Больше мебели нет. Только по всему оставшемуся периметру стен стоят холсты, все повернутые покрашенной стороной от зрителя. Стены светлые. И только в дальнем углу возле двери, куда почему-то не достает свет ламп, кучка скомканной и порванной бумаги. Возвращается Дио из коридора, где он оставил верхнюю одежду гостя. Он не улыбается, но черты его лица такие мягкие. Он предлагает Каю что-нибудь, чтобы согреться. Но тот, видя, какими сумасшедшими красочными огоньками горят глаза старшего парня, отказывается. – Прости, что я прервал тебя. Тут, вижу, творческий процесс в самом разгаре. Пожалуйста, продолжай рисовать. А я сам заварю чай, и, если позволишь, понаблюдаю за тем, как ты рисуешь. – Кай встал с дивана и положил руку на плечо стоявшему рядом Дио. Тот, будучи завороженным своим рисованием, мягко согласно кивнул и плюхнулся на пол. Чонин вышел из комнаты, прикрыл за собой дверь… И сразу стало холодно. Мрак. Тот парень, Дио, как будто огонек, который отгоняет эту темноту от него. Прошло несколько минут, прежде чем чайник закипел и нарушил полную тишину. Из комнаты, где творил Дио, не было слышно ни звука. Кай тоже просидел всё это время, не шелохнувшись. Вроде бы и думал о чем-то, а в то же время и ни одной мысли в голове не было. Наконец, чай был готов. Смуглый парень осторожно открыл дверь в комнату и внимательно посмотрел на старшего. Тот почему-то сидел на полу, поджав ноги и положив голову на колени. Кай нахмурил брови. Он прошел несколько шагов, поставил поднос с чашками на свободное от вещей место на полу и сел рядом с Дио. Без слов заглянул ему в лицо. Глядевший до этого в никуда Кёнсу повернул к нему голову. Никто не проронил ни слова. Кай отвел взгляд в сторону и увидел большое скомканное бумажное полотно. Оно было влажное, немного пропитанное краской. Дио скрестил руки и положил обратно на них голову, только повернувшись лицом в сторону гостя. Его пальцы были вымазаны в краске. – Я мешаю? Кёнсу как будто смотрел сквозь младшего. – Прости, если я как-то... Ну... – Кай страшно боялся что-то испортить Дио, тот же душа тонкая и странная, Кай прямо видел, как Кёнсу рисует на бумаге, а разукрашивается всё вокруг. Вот это, в общем, он боялся нарушить. Он начал подниматься. Но тут Дио развернулся к нему полностью и сказал: – Сядь на диван, – его глаза снова горели. Не ожидавший такой перемены Кай послушно сел. Дио, как ребенок, на четвереньках посдвигал всё разбросанное на полу в кучки подальше. Достал из-под дивана акварель, подтянул новый лист. И задумался. Встал и открыл окно. Кай заметил на подоконнике фоторамку. Но Дио не дал шелохнуться, попросив замереть. За окном было всё серое, но свет в комнате смешивался с серым дневным осенним светом и помещение, не потеряв своего тепла, просто стало светлее. Мокрые, раскисшие листья уже не шуршали под ногами. Ботинки только загребали грязь. Не жалко. Ветер обдувает лицо. Но Кай по прежнему ничего не чувствует. Он просто идет по набережной. Это место возле железнодорожного моста. Здесь не беспокоит ничего и никто. Здесь так же всё мертво. Как и внутри. Ветка тоже раскисла, поэтому просто прогнулась, когда Кай на нее наступил. Гладь воды неспокойна. И отливает этим гадким серым. Этим мертвым серым. Противным. Парень остановился. – Давай сфотографируемся? Кёнсу и Чонин сидели на траве на набережной. Сентябрь. Еще так тепло. Дио рисует карандашом в скетчбуке. Кай, просто вытянув ноги, смотрит в небо. Дио поворачивает голову к младшему, на его лице нет ни согласия, ни отказа от предложения. Кай переводит взгляд на него и улыбается. Кёнсу невольно улыбается ему в ответ, но совсем легонько. Младший достает телефон. Снимок получается такой милый, что Чонин не удерживается, чтобы не хмыкнуть. Старший такой лупоглазик. Но Дио не обращает внимания. Он уже продолжает делать наброски в своем блокноте, не замечая даже упавший на рисунок листик с дерева. Кай распахивает глаза. Ему по носу чиркнул сухой листик, принесенный сильным ветром. Этот ветер... Как будто проходит сквозь него. Сквозь его грудь. Стука сердца не слышно. Он пытается глубоко вдохнуть, чтобы почувствовать хоть один удар. «Я хоть жив?» Запущенный в лёгкие холодный воздух... Ничего не изменилось. Он всё так же стоит на раскисшей от осенней влаги земле у реки, она сама не дышит, она медленно промерзает и пытается забрать влагу. А Каю не холодно. Он как будто вечность не чувствует ни температуру... Ни время. Просто не воспринимает. Может ощущать только шероховатую бумагу мятого затертого конверта в кармане, который никак не выпускают онемевшие пальцы. Мимо пронеслась по мосту электричка, блеснув светом из окон. Тёплым желтым светом. Скрылась на том берегу. Парень неспешно покидает набережную, его медленно обволакивает опускающийся на улицы мрак. – А когда рейс? – Через две недели. – Но ведь выставка, как я понял, через три недели. – Мне нужно поехать раньше, чтоб согласовать всё с организаторами, уладить все вопросы. Даже расстановка картин может занять не один день. – Прости, что не я могу поехать с тобой, помочь. – Да не стоит. – мягко улыбнулся Кёнсу – Там для этого есть люди. Тебе же тоже работать надо. Кай сидел на черном кожаном диване и разглядывал красивое именное приглашение в руках. Обложка была выполнена акварелью, а внутри красивым почерком с завитушками выведена пара предложений о выставке в Лос-Анджелесе. И внизу подпись автора. Теперь в комнате, кроме разбросанных принадлежностей для рисования и холстов, еще было много коробок и упаковочных материалов. Дио уже собирал работы для отправки на другой континент. Пока Чонин восторженно разглядывал приглашение, старший парень плюхнулся рядом с ним на диван и мягко положил голову ему на плечо. – Я немного волнуюсь. Кай замер, не смея дыхнуть. Они хоть и живут уже полгода вместе, но редко бывают такие жесты в его сторону. Он всегда заворожено и с интересом смотрел на Дио, не смея как-то грубо или пошло притронуться к нему. Старший был весь в себе, и подсознательно Кай понимает, что что-то его не подпускает к нему. Но пока ладно, он счастлив, что вообще с ним познакомился и потихоньку вникает в мир этого художника с большими кукольными глазами. Дио всё видел как будто через тонкий слой акварели. Как-то они прогуливались по набережной, уже в октябре. Было пасмурно, но не дождливо. Они шли молча. Как вдруг Кёнсу поднял перед собой руку, растопырив пальцы. – А представь, если всё это залить краской. Вот это здание было бы теплого желтого цвета. Вот это, рядом, кирпично-красного... – мелодично защебетал Дио, даже не думая, может ли в такое вникнуть Кай, может ли представить. Кай к рисованию никаким боком. Но, как ни странно, он всё понимал. В такие моменты он как будто смотрел на всё вокруг глазами Дио. Или не смотрел, а просто чувствовал. Он понимал всё, внимал каждому слову. – Ну как же тут не волноваться, это ведь твоя первая зарубежная выставка. – Кай вернулся в реальность и попытался подбодрить этого милого пингвина. – Ты ведь приедешь? – Ну а как... – Пожалуйста, приезжай. Кай удивленно посмотрел на сидящего рядом парня. Но ему не было хорошо видно его лицо. Он не заметил, как Дио часто моргает, а взгляд остается вперённым в никуда. Как будто пытается прогнать ужасную картинку из головы. – Кстати, я даже не был ни на одной твоей выставке в нашем городе или хотя бы стране, – тихонько сказал Чонин. Дио не ответил. Он встал и продолжил упаковывать холсты. – Давай я помогу, когда там должны приехать за ними? #np Stephano Goes Wrong – Found At A Depth «А на мост можно залезть?» Ветер задирает воротник черно-серого пальто, и тот бьет смуглого парня по щеке. Он щурится. Глаза начинают слезиться от промозглого ветра. Погода не проясняется уже больше недели. Мягкий шарф крупной вязки не спасает ни капли. Хотя. Ему всё равно. Он такой же холодный, как этот ветер. «Вид хороший. Он бы нарисовал чудесную картину» Но с высоты перил моста открывался только масштаб серости. Длинный берег, поросший кустами и деревьями, за которыми никто не ухаживает, в отличие от другой части набережной, где они изредка гуляли. Волны всё так же мелко плещутся. Небо нависает огромной, сплошной и сырой подушкой над такой же сырой землей. Кай протягивает руку, как это делал Дио. Раскрывает ладонь. Но ничего не происходит. Цвета не появляются. Он медленно собирает пальцы в кулак, а потом проводит в воздухе, словно пытается погладить. На тыльную сторону ладони падает капелька, сорвавшаяся с сырых небесных перин. Цветов нет. Капля бесцветная. Она медленно сползает и летит дальше. Туда же, в эту серую жижу. Снова проносится электричка, освещая вечернюю темноту вокруг. На мосту никого. «Ты же приедешь? Приезжай», – Кай подрывается, хрипло выдыхая воздух. 5 утра. Закрывает глаза. «Приезжай», – снова вскакивает. Ерошит волосы и садится на край кровати. 5:37. «Пожалуйста, приезжай», – очередной рывок, как будто захлебывается сном. Рычит и со злостью скидывает одеяло на пол. Постояв минут пять у кровати, опускается на колени и опять засыпает уже на полу, на только что скинутом одеяле. Высокий смуглый парень рассматривал большую картину на витрине какого-то художественного магазина. Он не интересуется искусством, но тут его зацепило то, что была нарисована набережная города, в котором он живет. Так интересно смотреть на те места, где ты каждый день можешь гулять, только через призму краски. В данном случае, масляной краски. Кай подумал, что не плохо было бы разбавить свой интерьер такой яркой картиной. Но что-то в ней его смущало, так что не хотелось сразу зайти и купить. – Правда, какие-то тяжелые мазки. Вроде прекрасный легкий летний вид улицы… Но не то? – рядом стоял парниша, ниже Кая ростом. Чонин не ожидал. Он повернул голову к незнакомцу и уставился на него. Пока он вникал, понял, что этот неизвестный напоминает пингвина. Этот пингвин тоже посмотрел на него. – Ой, простите, вы не художник? Я... - и он, поправив большой холст под мышкой, легонько поклонился и ушел. Провал. Кай переворачивается, убирая плечо с холодного пола. – Дио. – Приятно познакомиться, я Кай. Такая теплая улыбка в ответ. Оказывается, он старше. И всегда приходит на набережную порисовать. Снова темнота. Смуглый парень сильнее заворачивается в одеяло. 5:48 – Можно присесть рядом с вами? – Конечно. Кай узрел странного паренька на газоне на набережной. Дальше какие-то разговоры. Без звука. Только в реальности Чонин что-то мычит в ответ. Дио поднимает руку и проводит ей в воздухе, что-то щебеча. Но быстро возвращается к листу, пока акварель свежая. А Кай так и сидит, глядя туда, где прошлись в невесомости подушечки пальцев художника. И как будто всё реальное – мокрая акварель. Как он это делает? Кай в очередной раз подрывается. И через несколько секунд опускается обратно, упершись головой в мягкий матрац кровати. – Как же ты это делал? – тяжело выдыхает парень, не открывая глаз. Серость из окна, где должен быть рассвет, просочилась в комнату и просто осветлила тени от мебели и человека, сидящего на полу, которого самого скоро будет не отличить в этом мраке. Стук шагов с плюханьем луж колышит декабрьскую серость. 12 число. Кай получил посылку и уведомление об отмене мероприятия с художником, картины которого были представлены на выставке в Лос-Анджелесе. «Почему так поздно?.. Уже завтра ведь должно было быть. Черт!» – Парень бежит, как будто опаздывает на самолет. «Почему?» - глаза слезятся, изо рта идет пар. «Почему вместо билетов на самолет доставили посылку, а отмену встречи… Объяснили смертью?» Он выбежал на берег реки у железнодорожного моста. Незнакомое место. Его щеки раскраснелись, но он не чувствовал жара от бега. Он не знал, почему оказался здесь и что будет приходить сюда каждый день. Даже тогда он должен был проводить его в аэропорту. Но не успел. Из-за сраной работы. Обнял бы хоть на прощание. Кай так бы и стоял в дверях, глядя в никуда. Если бы менеджер До Кёнсу не подал голос. Чонин молча выслушал. И смог выдавить лишь из себя: «Почему?» – Я знаю, что г-н Дио близко с вами общался. Это должна была быть его первая выставка. Он хотел полететь вместе с вами, но его попросили приехать раньше, чем он рассчитывал. «Тебе доставят билеты на дом» - сказал Дио, убирая остатки упаковочной бумаги с пола. Кай устало плюхнулся на диван. Они упаковали всё необходимое для отправки за океан. – Я очень хочу, чтоб ты приехал на мою выставку. – улыбнулся Дио и устало опустился на диван с рядом с младшим. – Должен был доставить вам билеты... Но пришлось вот это, – он протянул Чонину прямоугольный плоский предмет в коричневой упаковочной бумаге. И письмо от организаторов американской выставки. Там были извинения за отмену специальной встречи с художником для гостей, которые получили именные приглашения. Кай ведь тоже был одним из таких. От последних строк как будто выключили звук... И вообще как будто отрезало от внешнего мира. «Участник 76-й межконтинентальной выставки, молодой художник из Южной Кореи До Кёнсу погиб в авиакатастрофе во время трансатлантического перелета на борту лайне...» – дальше он не читал. – Мы начали проходить процедуру проверки документов и посадки в самые последние минуты. Он долго не хотел уходить от места, где позволено быть провожающим. Я и сам немного затормозил, а когда глянул на часы! Я потащил г-на к стойке регистрации… «– Г-н пройдемте уже. У нас время поджимает. – Да-да. – большие карие глаза смотрели куда-то в сторону дверей терминала, сквозь снующих туда сюда людей. – Ну же, мы так можем не успеть пройти на посадку... Дио резко разворачивается, чтобы идти за менеджером, но тут на пол падает красный карандаш. Он пару раз подпрыгивает на кафеле, а потом катится и замирает, указывая остро наточенным кончиком в сторону дверей. И от него начинает расползаться красное густое пятно. Дио не придает этому значения, мотает головой и, быстро поднимая карандаш с пола, спешит за менеджером.» Кай прибежал на набережную в одном черном свитере и брюках. Наконец-то он распечатал ту посылку. В руках была картина, которую принес ему менеджер Дио: набережная… акварелью. Как раз противоположное тому, что он видел на витрине, когда впервые встретил Кёнсу. Такая легкая, как будто в эти цветные слои можно окунуть руку и ничего не испортится. Он оперся руками о колени и пытался отдышаться. Через некоторое время выпрямился. «Он знал. Кёнсу знал наперед! Его приступы...» Перед глазами начали всплывать страшные моменты, о которых Кай старался не думать. #np Stephano Goes Wrong – Big Red Mountain Белое полотно сочится кровью. Сначала медленно набухает, но не краснеет. Просто сквозь бумажную гладь начинают просачиваться красные капли и медленно, тяжело, как будто они липкие, словно мед, катятся вниз. Единственный предмет в комнате – мольберт, а на нем закреплен акварельный лист. Он одиноко простаивает тут уже бог знает сколько времени. В комнате царит серый мрак. Как будто там никогда не меняются цвета. Эта комната, как черная дыра, зияет в конце коридора в воображении Дио, хотя на самом деле дверь всегда закрыта. Владелец не заходит туда. Такое впечатление, что, если войдешь, увязнешь в этой бесцветности. #np D.O – Scream (OST Cart) На белой шероховатой поверхности нет ни следа от того, чтобы кто-то попытался прикоснуться и оставить хоть бледную, дрожащую линию. Стоит только попытаться начать задуманную работу, как опять сознание начинает душить непрекращающийся поток крови. Кай в это время сидит в своем автомобиле. Он остановился около дома, но не спешил подниматься в квартиру. Сидел и задумчиво смотрел на мелькающие рядом огоньки фар и даже не догадывался, что совсем неподалеку находящийся в здании Дио уже упал на колени, открыв рот в немом крике, медленно качаясь и дергаясь от судорог, расползающихся по всему телу. На город опустился вечер, но жизнь кипела, все спешили домой. Обычный будний вечер. Темно-зеленые кроны деревьев мягко шуршали от легкого ветра. Кая тогда вгоняли в ступор раздумья над причиной таких приступов у Дио. Почему-то он не придал значения тому, или не замечал вовсе, что они происходили именно из-за пустого полотна. Он не знал, как помочь Дио. Ни достучаться словами, ни зажать руками. Ничего не могло вытащить его из этого приступа кошмара. Кай может только пытаться сделать так, чтобы в этом припадке парень не покалечил себя чем-нибудь. «Он знал», - Кай выдыхает эти два слова в холодный декабрьский воздух. Само подсознание подсказывало тогда неоднократно художнику, что адресат получит картину после смерти автора. Серость сгустилась вечерними комками и медленно подползала к фигуре парня. Он смотрел прямо перед собой. Туда, где распластались километры этой серости. Глаза были широко раскрыты, он даже не моргал. Потом поднял одной рукой картину перед собой. Бумажное полотно было под стеклом в рамочке. Кай поднял картину как раз так, чтоб нарисованное было частью набережной. Все детали четко сходились с настоящим пейзажем. Удивительно. Акварельные ветки деревьев выходили из картины в реальность, тропинки, небольшая область реки. Так удивительно обрывался вид настоящих волн, гоняемых осенним порывчатым ветром на блестящую акварельную гладь. Медленно начали падать первые снежинки. Они заискрились на плечах, прикрытых лишь черной тканью свитера. Железнодорожный мост был за спиной парня перпендикулярно набережной. Мимо промчалась электричка, отбросив лучик света из окна на стекло картины. И единственная слезинка, медленно катившаяся по замерзшей смуглой щеке, блеснула цветами акварели.